— А если Дерар вернется и обнаружит, что я покинула пост, ты возьмешь вину на свои широкие плечи и встанешь между мной и его гневом?

Меня ободрили эти лукаво произнесенные слова, и я рассмеялся:

— Конечно, и без особого страха, потому что ради этого я почти осмелился бы даже выдержать гнев пророка. Так что пойдем, ибо вон там над холмами восходит новая луна и зажигает для влюбленных подходящий светильник, чтобы направлять их шаги.

При этих дерзких словах она отступила на полшага, и на мгновение я испугался, что поступил скорее поспешно, чем мудро. Но она снова подошла ко мне, бросила на меня быстрый, застенчивый взгляд и, отвернувшись, сказала:

— Теперь я знаю, что ты хочешь сказать, но я пойду и выслушаю тебя, чтобы ты услышал ответ, который уже записан в моем сердце.

Если когда-либо пылкий любовник ходил по воздуху, то это был я, пока мы в молчании пробирались между шатрами и шли по тропинке, которая вела вверх к подножию гор. Никто из нас не произнес ни слова, ни звука, пока мы не оказались далеко за пределами лагеря и не остались вдвоем в торжественной лунной тишине восточной ночи. Тогда я взял ее за руку и сказал ей самые странные слова, какие когда-либо слетали с уст влюбленного:

— Зорайда, я рассказывал тебе, что открылось мне в тех дневных снах и ночных видениях, некоторые из которых приходили и к тебе. Я рассказал тебе, как когда-то, много веков назад, я был могучим воином в забытой земле Армен, и как ты, или та, чьим совершенным подобием ты теперь являешься, вышла со мной на битву против армии Нимрода к стенам древнейшей Ниневии под сенью башни Бэла.

Ты знаешь, как мы оба умерли в песках пустыни после того, как землетрясение превратило могучую Ниневию в руины; как много веков спустя я проснулся и обнаружил рядом с собой лишь остатки твоих костей, рассыпающихся в прах; и как я пошел в новую Ниневию и снова нашел тебя, рабыню, сидящую у ног Тигра-Владыки, и купил тебя за стальной меч и за кольчугу, которую забрал из твоей могилы.

Ты знаешь, как мы с тобой в те дни, когда ты была Циллой, царицей-близнецом Сабеи в Йемене, вместе путешествовали в Салем и видели Соломона во всей его славе с твоей сестрой-близнецом, сидящей рядом с его троном, царицей Савской, которая пыталась уничтожить тебя. Моими глазами, которые я одолжил тебе, ты могла увидеть себя стоящей перед Балкис без покрывала, а затем преклоняющей перед ней колени в том милом акте прощения, который, по словам самого Соломона, был самым удивительным и священным из того, что он когда-либо видел. Ты знаешь, как мы добрались из Салема в Сану в Сабее, и как Балкис убила тебя и заняла место, которое должно было быть твоим.

Ты также помнишь, как другой твой образ — ибо, клянусь аллахом, ею никогда не могла бы быть ты — вызвал меня к жизни тысячу лет спустя в Египте, только для того чтобы научить меня ненавидеть имя женщины, потому что имя этой женщины было Клеопатра. И, наконец, ты помнишь, или, может быть, я помню за тебя, как полуденная тьма опустилась на Голгофу, и я нашел тебя лежащей у подножия креста Исы, последнего из пророков, и, ощупью пробираясь к тебе, я лег там подле тебя и умер.

Теперь, по мудрости и милости аллаха, случилось так, что мы снова вместе идем путем жизни. Завтра мы отправляемся на священную войну, и ты со своими сестрами-воительницами пойдешь с нами, чтобы укреплять наши руки и сердца своим присутствием и своим прекрасным примером. Вон в небе над холмами, охраняющими священный город, парит полумесяц — поистине добрый знак, посланный аллахом. Он прислал нам символ нашей веры, чтобы осветить нам путь к победе.

А теперь, дорогая моя, может быть, мы с тобой отправимся на войну не только как соратники по оружию в деле ислама, но и в том более сладостном и священном союзе, который, если ты позволишь, я попрошу пророка благословить завтра, и который, как только он будет создан, клянусь аллахом и всеми святыми ангелами, будет единственным союзом такого рода, которого я буду искать, пока мы не окажемся вместе перед вратами рая.

Век за веком мы встречались и были разделены. Но может быть теперь, когда мы едины в более высокой и святой вере, чем мы знали прежде, мы соединим руки и сердца здесь навсегда, пока милость аллаха не завершит наш земной путь в раю?

Она молча выслушала меня до конца, опустив глаза и ступая рядом медленными, уверенными шагами. Затем на некоторое время между нами воцарилась тишина, в которой я слышал биение своего колотящегося сердца и частое мягкое дыхание, с которым ее грудь поднималась и опускалась под гибким кольчужным корсетом, слегка прикрытым шелковым бурнусом.

Наконец, она остановилась. Когда она подняла голову и посмотрела на меня, передо мной снова стояла сама Илма, прекрасная своей красотой и чистая, как небесный свет. Она заговорила тем же мягким тоном, который я слышал из уст Илмы, когда мы лежали в нашей свадебной могиле в песках за Ниневией:

— И откуда ты знаешь, о Халид, что это последний этап путешествия, которое, по воле аллаха, мы совершим вместе? Нет, не хмурься — ты, конечно, не станешь сердиться на меня, твою подругу, которую ты так часто обретал и так же часто терял, если таковой, по истине аллаха, являюсь я, — но выслушай меня так же, как я слушала тебя.

Ты говоришь, что любил меня в прошедшие века и любишь до сих пор в этой своей новой жизни. О других твоих жизнях я ничего не знаю, кроме того, что ты мне рассказал и что я, кажется, видела в смутных видениях, мелькавших во сне. Но в этой моей жизни аллаху угодно было вложить в мое сердце любовь к тебе, и, поскольку это так, нет ничего постыдного в том, чтобы сказать об этом. Но я не могу тебе дать все, о чем ты просишь, так как что-то подсказывает мне, что это не по воле аллаха.

Ты не из тех, кто забирает плоды победы до того, как битва выиграна. Нам с тобой предстоит еще много сражений за веру, прежде чем придет время любви и покоя, но вот что я обещаю тебе клятвой девы ислама — я буду твоей боевой невестой, и мы будем вместе в браке войны.

Я пойду с тобой против неверных, и мы будем сражаться бок о бок во имя священного дела аллаха и его пророка, и если будет написано, что вместе мы завоюем весь мир для ислама и вернемся в священный город, то наименьшей из твоих наград будет то, о чем ты просишь меня. Но ислам должен быть на первом месте, потому что я посвятила ему душу и тело, и ты должен победить в борьбе за веру, прежде чем я смогу отдать себя тебе, не нарушая клятвы, которую дала.

— Тогда, да поможет мне аллах, я одержу победу для ислама и для тебя! — я вытащил ятаган из ножен и вытянул его вверх, так что он засиял белым в лунном свете. — Ты сдержишь свою клятву аллаху и обещание мне, а я сдержу свою клятву тебе, и вместе мы завоюем мир для ислама и для бога, или вместе падем, сражаясь за веру, и рука об руку отправимся в рай!

Затем я сунул клинок обратно в ножны и обнял ее. Она не сопротивлялась, и я скрепил нашу взаимную клятву на ее устах.

Когда мы вернулись к шатру Дерара, он уже поджидал нас и обрушил на Зорайду град шутливых упреков за то, что она покинула пост накануне военного похода. Мы объяснили ему причину дезертирства, а затем я оставил их и ушел в свой шатер, чтобы уснуть и видеть приятные сны о прошлом и настоящем, так как я искренне верил, что сама Илма вернулась со звезд, чтобы снова выйти со мной на битву, как это было в старые добрые времена, которые спустя века я все еще так нежно вспоминал.

В первый час утренней молитвы пророк вышел из города, а следом все горожане и паломники собрались огромной толпой вокруг лагеря. Когда молитва была произнесена и многоголосый хор вознесся к небу, признавая единство бога и миссию его пророка, Мухаммед поднялся на небольшую возвышенность и там в окружении Аббаса и Умара, Абу Бакра, с которым вместе бежал из Мекки, и Абу Суфьяна, некогда принца Мекки, и других известных деятелей веры благословил наши знамена и вверил наше предприятие милости аллаха.

Он передал священное зеленое знамя в руки Зейда и сказал, что если Зейд падет, то Джафар понесет знамя, а если он тоже погибнет, тогда Абдалла, а если и тот будет призван в рай, то армия должна будет избрать нового командующего. Дав еще одно благословение, он отпустил нас, и с молитвами и напутствиями огромного множества людей мы отправились в первый военный поход мусульман за пределы Аравии.