Я просматривал фотографии, не совсем понимая, что именно ищу, но уверенный, что пойму, когда найду. Я не думал, что это будет в альбоме с надписью «Отпуск во Флориде» или «Велосипед пошел вразнос», но все равно просмотрел все фотографии. Счастливые ухмылки в студии «Юниверсал», серьезный случай дорожной аварии. Когда я просмотрел четыре папки Оливии, то почувствовал, что мы стали лучшими друзьями.

Мои поиски продолжались. Прокрутка, прокрутка, прокрутка, прокрутка, прокрутка, прокрутка. Пока я не нашел альбом с надписью «Отголоски». Я наклонился, мой нос почти касался экрана.

Четвертая фотография была отсканированным, доцифровым снимком Оливии и Фрэнсиса. Он занимал две трети кадра, рядом с ним стояла крошечная Оливия, смотрящая на него с полным обожанием. Она добавила подпись. «Лучшее командное мероприятие «Хоскинс» за всю историю — Котсуолд». И даже сделала пометку: «10–12 июня 1998 года». Мой желудок сжался.

Клик, прокрутка, клик, клик.

Я перемещал курсор по экрану, продолжая листать фотографии. И спустя три снимка появилось оно.

Оливия и Фрэнсис в той же одежде, что и на первой фотографии. Я сосредоточился на людях, которые стояли позади них в углу у бара, очевидно, не подозревая, что их фотографируют.

И я узнал их. Обоих.

Гораздо более молодые версии Эбби и Лиама.

Эбби и чертов Лиам.

Это могла быть деловая встреча, рассуждал я. Они перекинулись парой слов, а потом разошлись в разные стороны, но что-то подсказывало мне, что это не так. То, как они смотрели друг на друга, как близко стояли. Его рука лежала на ее плече, черт возьми, а она наклонялась к нему и улыбалась. И этот взгляд — он был таким же, каким она смотрела на него, когда я наблюдал за ними из окна нашей спальни несколько дней назад.

Эбби солгала об Оливии прошлым вечером, а за много лет до этого она отклонила приглашение на их свадьбу, о которой даже не сказала мне. Мои легкие напомнили о необходимости дышать, и я глотнул воздух. Я не был параноиком. Я был идиотом.

Эбби и Лиам не познакомились, когда он переехал. Они знали друг друга раньше, намного раньше. Что бы ни происходило между ними, это началось не сейчас. Я хотел закричать, когда волна осознания ударила меня по телу. Нэнси ничего не выдумывала. Как я мог быть таким несведущим, таким чертовски доверчивым, таким наивным?

И пока я сидел там рядом с недоеденным сэндвичем и чертовым «Кит Кат», кусочки головоломки встали на свои места. Я почувствовал, как будто кто-то убрал фильтр, все это время, находившийся перед лицом, но даже не замеченный мною.

Я вспомнил странный взгляд Лиама, когда назвала ему имя Эбби. Как она убежала, когда ее представили ему. И следующее утро… утро, когда она попросила меня, нет, приказала мне ее трахнуть. От воспоминаний весь мой мир рухнул, похоронив меня посреди кабинета, когда я наконец понял, что Эбби хотела не меня.

Эбби была лгуньей. Она солгала, что не знает Лиама, что он ей не нравится. О тренировках для бега по грязи, выставив это под предлогом, что мне не нравится, когда она бегает одна. Я представил его, блестящий от пота пресс, как он трахает мою жену, как она выкрикивает его имя, впиваясь ногтями в спину. Я невольно слышал, как они смеялись над нами с Нэнси, над нашей доверчивой глупостью, говорили, какие они умные, что живут по соседству и трахаются, при любой возможности.

Как долго это продолжалось? Как долго?

И снова, и снова я вспоминал июнь 1998 года. Июнь 1998 года. Июнь, мать его, 1998 года.

Громкий вой эхом разнесся по моему кабинету, когда я провел руками по столу, отправив на пол телефон, папки, клавиатуру и лампу. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что вой — потому что он и правда напоминал вой животного — исходил от меня. И, наконец, семя подозрения, которое я так долго носил в своем животе, пустило корни и распространилось по всему моему существу, как ядовитый плющ.

Потому что я знал. То, что я подозревал, но предпочитал игнорировать.

Я знал.

Сара не моя дочь.

Тогда

Нэйт

Когда Эбби отправилась по своим рабочим делам в Котсуолд, то без нее я чувствовал себя немного странно. С тех пор как она переехала в Уэмбли, мы ни разу не ночевали порознь. Поначалу ей не нравилось оставаться одной, и я не сомневался, что ее кошмары неизменно связаны с аварией. И все же иногда я подозревал, что она притворяется, словно дело в чем-то другом.

По крайней мере, она уже не просыпалась с плачем или криком так часто, как раньше, и с годами перестала съеживаться на кровати и звать брата.

Прошло шесть лет, но временами внутренняя работа мозга моей жены оставалась для меня полной загадкой. Эбби уверяла, что любит меня, и я полагал, по-своему так оно и есть. Но после нескольких лет совместной жизни я смирился с тем, что всегда будет существовать часть ее сердца и разума, закрытая для всех, включая меня.

Мог ли я ее винить? Не думаю. Ее отец ушел. Ее брат умер, а мать практически отреклась от нее. Не нужно быть гением, чтобы понять, что у нее проблемы с уходом близких людей, и я знал, что Эбби до сих пор каждый день борется с чувством вины за смерть Тома.

Отогнав эти мысли, я достал свой пояс с инструментами. Эбби не знала, но мне удалось взять два выходных, чтобы сделать кое-какую работу по дому. То, что я планировал сделать с тех пор, как мы переехали, но не успел. Из нашего последнего разговора становилось ясно, что мы не собираемся уезжать в ближайшее время. Мне придется отказаться от предложения Кевина о работе. Жаль, но с другой стороны, если Эбби освоилась, то жертва стоила того. Будут и другие возможности.

Кроме того, я не хотел зацикливаться на мыслях о работе. У меня было чем заняться. Вчера я перекрасил спальню в белый цвет, на который Эбби указала в журнале. А сегодня утром планировал переделать комнату, которую она назвала «семейной». Когда я открыла банку с краской, меня осенило, что наличие семейной комнаты подразумевает, что в ней должна жить семья.

— Может быть, природа так хочет сказать мне, чтобы я не заводила детей, — заявила Эбби за ужином однажды вечером, после того как рассказала о неудачной попытке забеременеть в этом месяце.

— Я не верю в это ни на секунду. Ты будешь отличной мамой.

Она отложила вилку.

— Но что, если нет? Что если я не смогу заботиться о ребенке, как я не смогла позаботиться о…? — Ее голос задрожал.

Мне хотелось накричать на нее, сказать, что Том не должен определять каждую чертову вещь в нашей жизни из своей могилы. Вместо этого я ответил:

— У тебя все получится.

Но прошло еще больше месяцев, и я начал задумываться, может, то, что Эбби не забеременела, на самом деле знак природы, что мне не стоит заводить потомство. И три недели назад я тайком записался на анализ спермы.

Опыт вышел, мягко говоря, необычный. Я представлял себе комнату, полную порножурналов и видео, фантазировал о горячей регистраторше, предлагающей исполнить сексуальный стриптиз, чтобы поднять настроение. Вместо этого 150 килограммовая, возможно, сто пятидесятилетняя женщина по имени Берта протянула мне оранжевый пластиковый стаканчик.

— Я должен весь его наполнить? — спросил с глупым смехом.

Берта уставилась на меня.

— Большой стакан помогает точнее прицелиться. Сэр.

Мое лицо пылало, когда она направила меня в комнату размером со шкаф для метел, заполненную медицинскими принадлежностями. Не совсем то, что я ожидал. Закрыв дверь, я стоял там некоторое время, думая, что это плохая идея. Очень, очень плохая идея.

Что, если в комнате есть скрытые камеры? Или кто-нибудь войдет, пока я стою и дрочу, опустив боксеры до щиколоток, застигнутый врасплох, как прыщавый подросток? И тут я подумал о Большой Берте, которая точно знала, что я делаю. С таким же успехом я мог открыть дверь с членом в руке и сказать: «Та-дааа!», как фокусник в цирке. Не то чтобы фокусники в цирке вытаскивали свои члены. По крайней мере, я надеялся, что это не так.