Через три года после книги Шюке увидела свет 76-страничная книжечка Карла Энгеля[364], который, будучи хорошо знаком с книгой Шюке и источниками его информации, привлек дополнительно материалы, приводимые М.И. Богдановичем и некоторыми немецкими авторами (К. фон Плото и Ф. фон Фабрицио)[365], которые остались незамеченными его французским коллегой. Но главное, что Энгелем были использованы местные немецкие и французские газеты того времени, а также фонды департаментского архива Эльзаса и городского архива Кольмара. Отсутствие привычного для нас сегодня научного аппарата огорчает (автор просто в начале книги указал список использованной им литературы и источников), но не снимает необходимости обращаться к этой работе.
Следующей вехой в историографии оккупации Верхнего Рейна в ходе войн с Наполеоном стали исследования бывшего командира батальона Ф.-А.-Э. Лефевра де Беэна. В 1913 г. он выпустил в свет свою книгу «Французская кампания. Наполеон и союзники на Рейне», которая стала первым из четырех томов, изданных уже после смерти автора[366]. Новую информацию о событиях в Кольмаре и в целом в департаменте в период интервенции и оккупации предоставили работы Рене Бергетона[367]. Через 10 лет после выхода в свет своих статей, основанных на письмах префекта Верхнего Рейна Агюста-Жозефа Боде графа де Лавьёвиля, Рене Баргетон опубликовал и сами письма[368]. Наконец, к военной стороне вопроса еще раз обратился Винсент Хейер[369]. В первой части книги, используя департаментские архивы из Бельфора[370], он описывает сражение при Сент-Круа-ан- Плен и осаду трех крепостей департамента Верхний Рейн (Бельфор, Юненг и Нёф-Бризах) в 1814 г., во второй - события 1815 г. (отступление армии Лекурба и повторная осада Бельфора и Юненга).
Некоторое оживление интереса в начале XXI в. к истории кампании 1814 г. на территории Эльзаса связано с усилиями местных краеведов и грядущим 200-летним юбилеем кампании. Не столько открыть что-то новое или дать оригинальную интерпретацию событий, а, скорее, привлечь внимание к истории интервенции в Эльзас хотел Бернар Садун, который заметил, что историки, описывающие кампанию 1814 г., обычно пренебрегают ситуацией в Эльзасе, который между тем занимал центральное место в диспозиции союзников: роль этого региона принципиально важна для понимания дальнейших маневров и баталий[371]. Директор Института истории Эльзаса г. Страсбурга Клод Мюллер, автор книг «Эльзас в XVIII веке» (2008), «Эльзас в годы Революции» (2009) и «Эльзас наполеоновский» (2012)[372], также не так давно сетовал на «малоизученность» эльзасской страницы истории кампании 1814 г.[373]
Конечно, «малоизученность» - категория относительная; имеющаяся в нашем распоряжении историография все же позволяет выделить некоторые тенденции в изучении ситуации в Эльзасе в 1814 г. В первую очередь исследователи пытаются определить специфику (социально-экономическую, этническую, ментальную и т. п.) региона и через нее оценить состояние «общественного духа» эльзасцев. Характеристика же умонастроений местного населения накануне и в начальной стадии оккупации связана с вопросом о попытках наполеоновской администрации поднять население на народную войну, на массовое сопротивление.
Правительство Наполеона внимательно следило за состоянием общественного духа и циркулирующих слухов: префект Лавьёвиль, вступая в должность, получил от министра внутренних дел Жана- Пьера Башассона, графа де Монталиве наказ ежемесячно делать отчет по этому вопросу. В первом же отчете за июнь 1813 г. Лавьёвиль констатирует «бравые» настроения «добрых эльзасцев». Ему представляется, что большая доля среди населения Эльзаса мелких собственников гарантирует любовь населения к правительству, которое обеспечивает им достаток, и отвращает их от праздного обсуждения политических дел. Здесь почти нет семей, в которых бы хоть кто-то один не служил с оружием в руках под знаменами Бонапарта. «Военный дух» эльзасцев очень высок[374].
Лефевр де Беэн также полагал, что еще весной 1813 г. все социальные слои эльзасцев демонстрировали прекрасное состояние духа. Но под впечатлением от дурных новостей и из-за пропаганды с позволения швейцарских властей свободно расположившихся в Базеле «агентов роялизма» настроение эльзасцев менялось. Измена Баварии, битва под Лейпцигом, упразднение Рейнского союза - все это оказало глубокое влияние на умы эльзасцев, которые оказывались теперь не на второй или третьей, а на первой линии противостояния с Европой[375].
Лавьёвиль, постоянно подчеркивая преданность населения правительству и верность суверену, деликатно сообщал, что, несмотря на всю «воинственность», сообщения о потерях французов, слухи о намерениях австрийского императора вторгнуться в левобережные рейнские области, конечно, тревожат эльзасцев. Поэтому они с большим интересом относятся ко всяким заявлениям о мире. Во втором отчете от 9 августа 1813 г. Лавьёвиль опять упоминает, что «желание мира выказывают все слои населения», что «усталость от войны», ее пагубные последствия, так или иначе, отразились на огромном количестве семей и продолжение войны представляется всеобщей катастрофой. Население не удовлетворяется больше официальной информацией, внимательно прислушиваясь к любым слухам о происходящем в Германии, которые распространяются с быстротой молнии. Вывод префекта - население хочет мира, но мира почетного для французов[376].
Несмотря на это, Лефевр де Беэн полагал, что в начале ноября Лавьёвиль, если бы имел оружие, еще мог бы собрать партизанский отряд: эльзасцы довольно решительно были настроены защитить свои дома и семьи от грабежей и насилий. По идее, городские когорты и депо должны были служить защите городов, а департаментские легионы, созданные из таможенников и лесничих и усиленные несколькими и эскадронами и легкой артиллерией - для защиты пространства между городами. В первой декаде ноября в Эльзас прибывают из-за Вогезских гор многочисленные департаментские роты, в Страсбурге довольно легко удалось набрать когорту национальных гвардейцев (правда, на всех оружия все равно не хватило)[377]. Население даже было готово самоотверженно исполнять реквизиции продовольственных товаров и транспортных средств для нужд французской армии: власти обещали возместить собственникам убытки из государственной казны[378]. Но обещания эти не исполнялись, приказы о возмещении убытков за поставки фуража и провианта не приходили, в то время как продажа сельхозпродуктов была одним из важных источников дохода эльзасцев. Поэтому очень быстро стало расти недовольство, возникла угроза срыва сбора реквизиций[379].
Лефевр де Беэн проводит мысль, что боевой дух у населения был не плох, оно готовилось к сопротивлению, но из-за нерасторопности властей и лично маршала Виктора подготовить к декабрю 1813 г. Эльзас к защите от вторжения противника должным образом не удалось. Вооруженные силы, размещенные в Эльзасе, оставляли желать лучшего. Расположенная на левом берегу Рейна от Базеля до Гермерсхайма 5-я дивизия под командованием генерала Ш.Ф. Дебюро состояла в основном из депо: 355 офицеров и 6007 чел. (по состоянию на 1 октября 1813 г.), из которых хорошо, если половина могла держать в руках оружие[380]. По донесениям командира 25-го полка жандармов среди солдат процветало мародерство, дисциплина отсутствовала и т. д.[381] Комендант Юненга предвидел быстрый захват совершенно беззащитного Кольмара[382]. По результатам визита в Эльзас маршала Л.А. Бертье выяснилось, что границы защищены посредственно, города почти вовсе без защиты, линейные войска состоят преимущественно из новобранцев и инвалидов, национальные гвардейцы без оружия и провианта, а дороги полны дезертиров. Бертье в письме от 13 ноября Виктору настойчиво рекомендовал ему принять соответствующие меры: «Это Вы, господин маршал, должны отдавать приказы, это Вы несете ответственность за безопасность границ и защиту крепостей»[383].
