Тимофей на секунду задумался: одна — это уже риск… Такого варианта он не учитывал.
— Ну хорошо, одна так одна!
— Со временем на обдумывание — конечно…
— Конечно, конечно! Думайте, сколько хотите… то есть в рамках ваших правил, я хотел сказать.
Тимофей начал подниматься, уступая место.
— А почему у нее глаза закрыты?
— Отдыхает, сосредоточивается перед игрой. Отключена.
— А фигуры за нее вы переставлять будете?
— Сама будет. Садитесь.
— Вы знаете — нет! Пожалуй, не сяду, не нужна мне ваша Греция. И потом, у меня как-никак — принцип: с шахматорами не играем!
И он приветственно закивал одиноко сидящему в отдалении, постукивавшему о землю палочкой загипсованному.
— Ну что ж… — Тимофей перешел на Анютину сторону столика. — На нет и суда нет. Да, а вы не скажете, во сколько тот весельчак… ну, который так славно тут вас недавно разделал… фольклорист, как вы однажды выразились… когда он по выходным приходит обычно?
— Не при-де-е-ет! — торжествующе сверкнули линзы. — Не придет! На два дня раньше срока к себе домой укатил! Обещал, что после первого поражения уедет, и уехал! А бахвалился-то, бахвалился: нет, мол, братцы, придется мне до конца с вами отпуск коротать! Жидковаты вы супротив меня, жидковаты! Ха-ха! Покатил как миленький! Слон ему позавчера в двадцать четыре хода мат поставил! Слон есть Слон! Вы вот с ним, вы с ним вот сыграйте! Со Слоном попробуйте!
— А он будет здесь сегодня?
— Будет, непременно будет! Я вас представлю ему, если хотите, разумеется.
— Представьте… — Тимофей посмотрел ему вслед и включил питание Анюты — пусть оглядится, пообвыкнет, прогреется.
Он сразу понял, что это и есть Слон. Линзоглазый, выпорхнув из-за столика, спешил навстречу тощему мужчине с огромным носом, напоминавшим хобот. Пожав на ходу руку Слону, линзоглазый засеменил рядом, нашептывая, жестикулируя и кивая в сторону Тимофея с Анютой. Слон слушал, поглядывая на них и замедляя шаг, потом остановился, постоял минуту и, решительно кивнув, направился к Тимофею.
— Приветствую вас!
— Здравствуйте! — ответил Тимофей, освобождая место.
— Кеша, — Слон ткнул пальцем в линзоглазого, — мне все объяснил. Я согласен. — Он сел напротив Анюты. — Разрешите представиться: Сеня Слонкин. Для удобства можно — Слон.
— Анюта! — мгновенно ответила его соперница приятным, чуть-чуть низковатым для женщины ее комплекции голосом.
Слон снял с доски белую и черную пешки и сунул руки под стол.
— В левой! — тут же выпалила Анюта и похлопала ресницами.
— Милости прошу — вам начинать.
Слон поставил пешки на место, и Анюта сделала первый ход. Слон, не раздумывая, ответил. Анюта, и вовсе не раздумывая, сделала второй. Началось…
— Если стороны не возражают, я буду судьей! — спохватился Кеша и, хотя никто не прореагировал, молниеносно притащил из-за покинутого им столика стул и сел сбоку от играющих, опершись подбородком на табло времени.
На пятом ходу Слон достал сигарету:
— Разрешите? — и закурил после Анютиного кивка.
Как над нашей над доской
мировой пока покой! —
протяжно продекламировала вдруг Анюта, и Слон закашлялся — видимо, дым не в то горло попал.
Так… Все идет как по маслу. «Все системы работают отлично… Самочувствие…» Твое, Тёма, самочувствие нормальное. А Анютино? Анюта подвести не должна: доску держит в поле зрения, запас энергии — более чем достаточный. Давай, Анюта, давай, милая!
Все столики опустели, шахматисты, превратившись в болельщиков, плотно окружили Слона и Анюту.
Ох, ох, ох, ох!
Ваш дебют весьма не плох! —
протараторила, похлопывая себя руками по бедрам, Анюта и начала атаку на левом фланге. Фигуры она передвигала не очень ловко, но — аккуратно и точно ставя посредине клеточки. Слон больше не кашлял. Защищался он хорошо.
У товарища Слона
весьма позиция сильна! —
польстила Анюта и тут же напала на ладью черных. Слон долго думал, как спасти фигуру, додумался, и ему удалось даже на время сдержать натиск противника. Он сделал несколько явно отвлекающих ходов, над каждым из которых тоже подолгу думал, то и дело посматривая на Анюту. Тимофею показалось, что одновременно он размышляет над чем-то еще… Перед очередным ходом Слон смиренно улыбнулся, вздохнул и, пристально глядя сопернице в лицо, произнес:
Проиграю — не забуду
раскрасавицу Анюту!
Анюта на мгновение замерла, хлопая ресницами и не находя, что ответить. Она даже легонько всплеснула руками. Тимофей прикинул в уме, сколько раз за эти мгновения полученный ею сигнал успел пробежать по цепи «память — воспроизведение эмоций», множа и увлекая за собой бесконечные производные, и Тимофею стало зябко. Наконец она сделала ход, и он впервые за всю партию оказался далеко не самым сильным.
Тимофей пропустил новую прибаутку Слона, где рифмовались «волос шелковист» и «шахматист», поскольку следующий ход Анюты был не лучше.
Ну, Тёма, если так пойдет и дальше, стоять твоим призовым коням вместе с королем и колесницей в чужой конюшне. Эх вы, кони мои, кони! А впрочем — хотя бы и так! Хотя бы и так, Тёма! Стоит ли жалеть? Ведь ты уже победил, ты уже сейчас победитель — все равно, выиграет ли Анюта, проиграет ли, вничью ли кончится партия. Посмотри только на них, на шахматистов, — и на Слона, и на его болельщиков: они забыли, что играют-то с машиной! Какие у них лица! С такими лицами с машиной не играют. Глянь на судью: сейчас линзы упадут с его горящих глаз! Он последний ноготь на пальцах догрызает! Не этого ли ты хотел, Тёма, не для этого ли все затеял? При чем же тут результат партии? Получше поразмыслить — может, и полезней будет, если проиграет Анюта, нужней для дела. Конечно, тебе хочется еще и выиграть! Но найди в себе мужество быть выше, пренебречь частностью во имя главного.
Между тем, приободрившийся, окрыленный оправдавшейся хитростью, Сеня Слонкин пошел напролом:
Раскрасавица Анюта!
Расскажи нам, ты откуда?
Что за грудь! Какая стать!
Все боюсь перечислять!
Анюта, до этого еще поглядывавшая на доску, окончательно уставилась на Слона. Лицо ее расплылось в улыбке, и только учащенно моргающие глаза выдавали, что у нее происходит внутри. А что происходило, знал один Тимофей. Чертов ограничитель воспроизведения эмоций! Как только тебя, Тёма, угораздило установить на нем такой большой диапазон?! Сузить, в тысячу раз уменьшить надо было, одну махонькую щелочку оставить, черт побери! Но кто мог предположить, кто мог предположить?!
Мой соперник, мой милок,
укороть свой язычок! —
нашлась в конце концов Анюта, но так при этом умудрилась пойти, что Тимофей схватился за голову. Не всякий начинающий додумался бы до этакого! Все, конец! Анюта пошла вразнос.
У соперницы моей
солнце светит из очей,
и его лучами Слон
в образ мухи обращен! —
подлил масла в огонь Слон и легонько двинул вперед застоявшегося короля. Тимофей на расстоянии почувствовал, как все тело Анюты дрожит от напряжения в поисках желанного ответа и ответного хода. Он даже закрыл глаза, видя ловушку, подготовленную Слоном, и тот единственный ход, который может еще спасти Анюту. Если она его не сделает, если она просмотрит его…