– Ты не он, я знаю, – она как будто сжалась в моих объятьях, не вырываясь, но пытаясь отстраниться, спрятаться от правды, которая причиняла ей боль. – Его нигде нет! – она всхлипнула: – Я здесь застряла! Одной очень плохо, холодно…
Лизавета посмотрела умоляюще и отстраненно, словно обращаясь к кому-то другому. Ее тело растаяло, ощущение тяжести продлилось еще пару секунд, пока я ошалело смотрел на свои трясущиеся руки. Я сорвал очки и отшвырнул их.
– Ничего себе подружку Колек нашел! – из холода меня бросило в жар, сердце заколотилось. Я прыгнул в кусты, расцарапав ладони о колючие ветки шиповника, вытащил злополучные очки и бросился искать Митьку.
Лучше бы я оставил их там и сбежал. Но я все больше утверждаюсь в мысли, что это было невозможно. Они словно притягивали и сами просились в руку.
До праздника оставалось совсем немного. К вечеру на берегу собиралось все больше людей, и костер, который зажигали, как опускались сумерки, был каждый раз сильнее и ярче. Мне не нравились эти гуляния, многие из приезжих ребят тут же находили себе пару и начинали обжиматься. Я привык держаться в стороне и обычно, как темнело, уходил домой. А Митька оставался до утра.
– Ой, кто к нам пожаловал! – Дианка заметила меня первая, легонько оттолкнула Митьку и, покачивая загорелыми бедрами, пошла навстречу. В тот же миг за нею с треском вспыхнул костер. Языки пламени взлетели в зарево вечернего неба, будто огненная корона вспыхнула над растрепавшимися от порыва ветра волосами.
– Мииииить! – обогнув Дианку и увязая в песке, я бежал к нему за ощущением безопасности и уверенности, но друг окинул меня раздраженным взглядом и остановил вытянутой рукой.
– Чего притащился? – зашипел Митька, отступил на шаг.
– Сладенький, наконец, к нам присоединился! – Дианка обвила меня за плечи и прижалась губами к щеке.
Я попытался высвободиться. Не так мне все это представлялось. Ее прикосновения были жесткими и болезненными, словно принуждающими подчиниться, а дружеский поцелуй спровоцировал странное отвращение. Все равно, что миловаться с жабой.
– Митька, надо поговорить, – я все время сжимал очки в кармане и неожиданно почувствовал, как сильная скользкая ладонь Дианки легла поверх моей, пытаясь до них добраться.
– Ну-ка, пойдем! – надувшись от обиды, что я отвлекаю его девушку, Митька кивнул в сторону леса, тень от которого тянулась по берегу, становясь все длиннее и покрывая нас всех, будто проклятьем.
– Подожди! – Дианка развернула меня к себе – и откуда только силища взялась в этой костлявой, чуть ли не черной от загара девчонке. – Дай посмотреть, что вы нашли в овраге, и иди, куда хочешь, – она уже обвила пальцами очки и потянула из кармана, как Митька оттолкнул ее и встал между нами.
– Еще чего! Это наш трофей! Посмотришь, если поцелуешь! – он хмыкнул, но как-то неуверенно. Дианка расплылась в ответной улыбке, и тут Митька брякнул сдуру: – Чисто Баба Яга.
Какой она подняла крик! Растопырив пальцы с длинными, выкрашенными черным лаком ногтями, указывала на нас и обзывала последними словами, каких я не слышал до того момента. Глаза сверкали от злости, а голос с каждым словом становился все противнее, словно кричал козодой. Такими воплями можно было мертвых поднимать. Отблески пламени плясали по содрогавшемуся от ярости телу, и в какой-то момент Дианка действительно стала походить на ночное чудище. Загипнотизированные ее воплями и плясками, приезжие начали разворачиваться к нам, сужая круг, в котором мы оказались.
– Ходу! – сдавленно прошептал Митька, и мы бросились наутек под сень лесной чащи.
– Че это было? – остановившись в густом подлеске, мы переглянулись, и Митька потребовал объяснений.
– Да я почем знаю! – я здорово разозлился. Обязательно с какой-то кикиморой нужно закрутить, будто ни здесь, ни в городе нормальных девчонок нет. – Чего ты связался с ней?
– Сам не знаю, – он пожал плечами и вздохнул. – Заело, что она все про тебя, да про тебя расспрашивала, а потом про Колькины очки. Вешалась на меня, чтобы побольше выболтал, а я все сразу понял. Кроме одного – что ей от тебя-то нужно?
– Ну, ясно. – Мне даже обидно не было, если бы кто-то стал со мной заигрывать, я тоже заподозрил бы подвох. – На! Примерь! – я протянул очки.
– И что будет? – он недоверчиво уставился на меня.
– Может и ничего, может они на тебя не подействуют, – я так устал, что готов был лечь на землю и заснуть.
– В смысле? Я что, хуже тебя, что ли? – Митька схватил очки и надел.
Некоторое время он молча щурился и поворачивал голову то в одну, то в другую сторону.
– Ни черта не видно, – буркнул он.
– Угу, – мы так далеко убежали, что и костер, и приезжие остались позади, а мы – в полной темноте.
– А кнопки на что? – он стал жать все подряд, и я равнодушно откинулся на спину, уверенный, что у него ничего не получится, пока Митька не стал трясти меня: – Т-там-м… Он-н-но! С-с-сю-да ид-дет! – Он сел на корточки и закрыл руками лицо. Я никогда не видел, чтобы Митька перепугался, как пятилетний ребенок.
– Дай посмотреть, – я с трудом стащил с него очки.
Перед нами по узкой тропинке шли две уродливые ноги или лапы – даже не знаю, как их назвать. Вместо пальцев – огромные когти, и не пять, а три, и один оттопыренный вбок. Чешуйки, покрывавшие кожу, переливались слабым сине-черным светом, и вонь шла такая, что пришлось зажать носы. Гнилью тянуло и болотной тиной.
– Это Дианка! – Митька не верил своим глазам. Без очков он видел обыкновенную девушку в коротком сарафане, блуждающую по ночному лесу.
– А кто она такая? – немного раздвинув кусты, я сумел лучше ее разглядеть. Из спины торчал уродливый горб, длинные руки с когтями спускались едва не до земли, и то, что казалось нам миловидным девчачьим личиком, превратилось в хищный оскал.
– Мальчики! – пропела она сладким голоском, никак не сочетавшимся с ее истинным обликом, – отдайте мне очки и пойдете домой, в теплые постельки! Обещаю, что не трону вас. Вы мне не нужны, – она дошла до края леса и повернула обратно, чуяла нас и довольно усмехалась.
– Пошла прочь отсюда! Ты не получишь Лизавету! – сам не знаю, как это вышло, но я поднялся и вышел на тропинку, оказавшись прямо перед ней. Очки стали просто ледяными и как будто прожигали кожу, прирастали к голове, превращаясь в настоящую пару глаз. Я смотрел на происходящее со стороны.
– Отведи меня к ее могиле и освободишься. Две сотни лет уже подбираюсь к ее костям, а она все водит за нос, проклятая девчонка! – Дианка зарычала, и эхо умножило ее негодование.
– Ведьма! Никогда не получишь Лизавету! – я готов был броситься на чудовище с голыми руками, но в тоже время будто моим телом управлял кто-то другой. Только боль от очков становилась все невыносимее.
– Зачем она тебе? – Митька встал рядом и тяжело переводил дыхание, пытаясь справиться со страхом.
– Счеты у меня с ней, отвадила от меня отца, дрянь! Задорого ее теперь продам, а с тобой, милый, поделюсь! – заворковало чудище и повернулось к нему. – Ни дня не будешь работать, только пить и гулять! Помоги, Митя!
– Что нужно сделать? – ответил он дрожащим голосом и бросил на меня косой взгляд.
– А ничего! Ничего, – она прямо-таки лучилась счастьем. – Надо просто перепрограммировать очки, чтобы Гриша смог Лизку увидеть. Отцово благословение, тьфу! Раскаялся старый хрыч, пожалел дочурку, его стараниями никто ее могилу не найдет, если сама не покажет. А она покажет! Лизка того и добивается! Плохо одной-то, холодно в земле! – ее улыбка превратилась в оскал, Дианка подпрыгнула как ужаленная и закричала в темноту: – Сладить со мной вздумала? Как только опять влюбилась, сильная стала? Доберусь я до тебя, такое устрою! Пошла прочь! – она отшатнулась, как от удара. – Колька-то твой трусом оказался! Не пошел с тобой! Бросил опять! Думаешь, этот малахольный решится?
– А с Гришкой что будет? – подал голос Митяй.
– Что-что, – она раздраженно затараторила. – Нужен он тебе больно? Вечная обуза! Таскаешься с ним, а толку! Преставится, и дело с концом. Он мне не нужен.