— Эх, Никола, Никола! — насмешливо сказал Игнат Дмитриевич Николаю Михайловичу, когда я чуть ли уже не в десятый раз изложил историю про поездку на тачанке и про беседу с начальником милиции. — Подвела тебя, побей меня бог, разлюбезная твоя концессия.

— Игнат Дмитриевич! Дорогой мой тесть! Пойми, ты путаешь две определенно разные вещи, — снисходительно улыбнулся Николай Михайлович. — Концессию и управляющего концессией. Концессия как предприятие, как договор — одно, а то, что управляющий забрался ночью в фабричный клуб, — совсем другое дело!

— Как этак другое?

— Подумай… Может, управляющий был пьян.

— Управитель, конечно, побей меня бог, выпить чуточку любит, — согласился Игнат Дмитриевич. — Но выпивка у него, кошкина сына, идет не от простоты души, а от хитрости. Верно, Тереха?

— Угу! — охотно поддакнул тот.

— Ну, а коли задели пьянку, то послушайте, чего я скажу, — и Игнат Дмитриевич, погладив бороду и гордо посмотрев на Николая Михайловича, на Глеба, на меня и на брата, начал рассказывать.

Последнюю получку на Северном концессия задержала. Инженерам и мастерам деньги выдали, а рабочим нет. Правда, два инженера да человек десять техников и мастеров отказались от этих денег, заявив, что «получат жалованье вместе со всеми», но остальные их не поддержали.

Когда в день получки в заводоуправлении над окошечком кассы появилось объявление, что выплаты денег не будет, Альберта Яковлевича пригласили в завком. Он не заставил себя долго ждать, пришел надушенный, напомаженный и, как всегда, в новом, словно с иголочки, костюме и, очаровательно улыбнувшись, доложил:

— Я, господа, в вашем распоряжении.

Завкомовцы удивленно переглянулись. Они давно уже не слышали слова «господа».

— Ну-с, так зачем вы меня пригласили? — продолжал Альберт Яковлевич.

— Деньги рабочим кто платить обязан? — спросил председатель завкома Самсон Николаевич.

— Деньги обязано платить акционерное общество, у которого я, как и вы все, господа, имею честь состоять на службе. Произошла небольшая задержка. В город, в главную контору, уже посланы представители из заводоуправления. Все вот-вот станет ясно. Не понимаю, чего вы перепугались!

Завкомовцы хмуро молчали.

— Альберт Яковлевич, — сказал наконец Самсон Николаевич. — Мы посоветовались с нашей партячейкой…

— Партячейка меня не касается! — оборвал его управляющий. — Никакие партячейки в государственном договоре не предусмотрены. Наше акционерное общество вне политики. С вами, уважаемые, я беседовать могу. Но заявляю: партячейка меня не касается.

— Поэтому партийных под всяким благовидным предлогом и увольняют с завода, — произнес кто-то.

— Это, господа, полномочия акционерного общества: кого нанимать, а кого увольнять, — ответил управляющий.

— Альберт Яковлевич, — четко сказал Самсон Николаевич, — заводские дела — наши дела. Будет завтра получка?

— Надеюсь, будет, — улыбнулся управляющий. — Но вы мне, господин председатель завкома, не грозите. Есть договор, заключенный Советской Россией с иностранным акционерным обществом. Там учтены все права и полномочия. Разрешите удалиться?

Как только Альберт Яковлевич ушел, в завкоме поднялся гул.

— Запугать желает, кошкин сын! — застучал кулаком по столу Игнат Дмитриевич. Он хоть и не был членом профсоюзного комитета, но почему-то в этот момент оказался там.

— Хватит! Пора кончать концессию! — раздался чей-то голос. — Гляньте, чего с оборудованием-то заводским творится!

Концессионеры обязаны были все поставленное ими оборудование передать Советскому государству в полной сохранности, когда истечет договорный срок. Но за последнее время осмотр и ремонт станков и печей не проводился, различные детали, выходящие из строя, новыми заменялись лишь после нажима со стороны самих рабочих.

— С оборудованием мы сами разберемся, — успокоил присутствующих Самсон Николаевич. — Портить государственную собственность не позволим. А пока решим, как быть с получкой. Предлагаю обождать до завтра, шуму поднимать не будем. Потерпим сутки, поверим французу. Кто за?

Все завкомовцы подняли руки. Даже Игнат Дмитриевич проголосовал, хотя от него это и не требовалось.

— И дурнем оказался, дурнем! — сожалел он сейчас — Надул Альбертка-то ребят, как кошкиных детей купил.

Игнат Дмитриевич и Тереха возились в тот вечер со своими семьями на огороде — выкапывали остатки картошки. Работу закончили уже поздно, с последними отблесками зари.

— Чего-то я, ребята и бабы, не пойму? — удивленно произнес Игнат Дмитриевич, бросая лопату и прислушиваясь. — Никакого нынче христианского праздника нет, это, побей меня бог, всем православным, известно, а пьяные песни горланятся. Неужели календарь церковный Васька-поп наш перепутал?

Но Игнат Дмитриевич ошибался: путаницы с церковным календарем не было. Просто-напросто управляющий концессией Альберт Яковлевич угощал рабочих Северного завода. Правда, угощал не за свои деньги. А получилось это так.

Концессионеры при заводоуправлении открыли магазин. Особой популярностью, правда, он не пользовался — торговали в нем лежалым товаром, — но рабочие вечерами собирались около него. На высоких ступеньках было удобно посидеть, покурить, поговорить о событиях, обменяться мнениями.

Обычно магазин торговал до шести часов, а тут его никто не собирался закрывать.

— До ночи, что ли, Гаврилыч, робишь? — шутливо полюбопытствовал кто-то у приказчика, зевавшего около окованных железом дверей. — Чертей в гости, поди, ждешь?

— А кто его знает! — лениво ответил приказчик и опять зевнул. — Сам, понимаешь, велел. А я что? Мое дельцо маленькое. А вон и сам изволит пожаловать, у самого и пытай.

По ступенькам поднимался улыбающийся Альберт Яковлевич.

— Здравствуйте, здравствуйте! — говорил он, любезно раскланиваясь направо и налево. — Скучаете? Выпили бы по стопочке.

— Денег пока не даете на веселье, — подделываясь под тон управляющего, сказал широкоплечий мастеровой Зиновий Зинов.

— Ай-ай-ай! — сокрушенно покачал головой Альберт Яковлевич и присел на ступеньку. — Какая беда! Но, уверяю, завтра получите деньги. Знаете?

— Как не знать. Знаем, конечно! — хором ответили рабочие.

— А стопочку выпить хочется? — продолжал управляющий.

— Мало ли кому чего хочется! — засмеялся Зинов. — Я вот, к примеру, желал бы на луну слетать. Да нет пока такого ковра-самолета. Не придумали.

— Совершенно верно, друг! — ответил управляющий. — Такого ковра-самолета пока не придумали. А стопочку мы придумаем…

Он быстро поднялся с места, исчез в магазине и вернулся оттуда с двумя раскупоренными бутылями. Все изумленно вытаращили глаза.

— Пейте, друзья! Угощаю! — заявил панибратски Альберт Яковлевич.

— Нет, увольте! — отрезал Зинов. — Подарки не принимаем! Благодарим, конечно. Пошли, орлы!

— Стойте! — крикнул управляющий. — Я не собирался вас обидеть. Вижу, сидите, скучаете. Но, если не хотите принять подарок, давайте договоримся по-другому: кто желает выпить, приглашаю в магазин. Берите вино, закуску. Только пишите расписочки. Завтра у вас эти суммы из жалованья вычтут. Как? Разве плохо придумано?

— Оно, конечно, неплохо! — повернулся нерешительно Зинов к своим товарищам. — Как, орлы?

— За свои деньги почему не угоститься, — ответил ему за всех старый прокатчик Емельян Слесарев. — За свои можно. Резонно…

— А на другой день, — продолжал свой рассказ Игнат Дмитриевич, — пришли наши мужики за получкой, и у тех героев, кто пил за здоровье Альбертки, половины денег не оказалось! По распискам у дураков вычли. Они туда-сюда. Альбертка сам в город раненько укатил, сказывали, в костел на исповедь.

— Здорово ваш управляющий схитрил! — воскликнул Николай Михайлович. — Ну и ловкач, ну и плут!

— Ага! — присвистнул Игнат Дмитриевич. — Понял наконец-то, что такое концессия?

— Плут управляющий — одно, — сказал Николай Михайлович, — а концессия — другое. Республике любая помощь в свое время требовалась. Кончился договор, нового не заключим! Вот так!