— Караул! — завопил Левка и, прикрывшись рукой, побежал по коридору.
Левкина компания оцепенела.
— Но-но! — сказал кто-то из них нерешительно.
— Что? — угрожающе повернулся к нему Глеб.
— Ничего-ничего! — отступая назад, испуганно ответил парень.
На урок Левка не пришел. А по расписанию у нас была география, которую вела наш групповод[13] Галина Михайловна, белокурая женщина средних лет с серыми глазами. Конечно, Галина Михайловна сразу обнаружила пустое место — Левкино.
— Дежурный, — спросила она, — где Гринев? Ведь я видела его.
Из-за парты поднялась худенькая Эля Филиппова и растерянно посмотрела по сторонам.
— Не знаю, Галина Михайловна… Я… Гринева тоже видела.
— Дорогая Филиппова, — Галина Михайловна сверкнула стальным взглядом (когда групповод сердилась, то обычно прибавляла к фамилиям учащихся эпитеты), — ты дежурная, ты должна знать.
— У Гринева, поди, брюхо заболело! — сострил кто-то на последней парте.
— Перестаньте говорить глупости! — вспыхнула Галина Михайловна. — В перемену староста и дежурный выяснят и сообщат. А теперь вспомним предыдущую тему и приступим к новой.
Рассказывала Галина Михайловна всегда увлекательно, и мы не заметили, как прошел урок. Даже и звонка не услышали. Но в класс заглянул заведующий школой Александр Егорович.
— Галина Михайловна! Прошу ко мне в кабинет вместе с Плавинской, Пиньжаковым и Сизых.
Мы уже знали о столкновении Глеба и Левки и сразу догадались, что Левка пожаловался. Только почему Александр Егорович упомянул и мою фамилию?
Кабинет заведующего помещался в бывшей ризнице. Когда мы вошли, там уже сидели Левка и Ганна Авдеевна. При нашем появлении Левка сразу захныкал.
«Эх, — подумал я, — ябеда ты разнесчастная!»
— Успокойся, Левушка, успокойся, — ласково сказала Ганна Авдеевна и тряхнула огромными позолоченными серьгами. — Правда будет на твоей стороне.
Александр Егорович пригладил остатки волос на лысине, сел за письменный стол, а нам указал на узкую скамейку напротив окна. Галина Михайловна устроилась рядом.
— Это безобразие, граждане работники просвещения, — затараторила Ганна Авдеевна, когда Александр Егорович повернулся к ней. — Отъявленное безобразие! Я вынуждена забрать сына из вашей школы и написать о бандитах и бандитках, которые здесь учатся, самому народному комиссару просвещения… Разрешите, гражданин заведующий, рассказать групповоду, что я рассказывала вам? — И, не дожидаясь ответа, Левкина мать, тряхнув второй раз серьгами, обрушилась на Галину Михайловну.
По ее словам, получалось, что Герта и Глеб напали в перемену на «бедного Леву», отняли у него кусочек меха и жестоко избили мальчика. «Бедный мальчик» без пальто прибежал домой, лег на ковер и целых десять минут рыдал, как младенчик. Главная вина падает, конечно, на девчонку Плавинскую, собравшую вокруг себя бандитствующих мальчишек.
— Вы еще не знаете, гражданка групповод, — простирая вперед длани, вопила Левкина мать, — что Плавинская водит мальчишек к ксендзу Владиславу.
— Дорогая и любимая родительница! — взорвалась Галина Михайловна.
— Зря серчаете, гражданка групповод! — перебила ее, опять потряхивая серьгами, Ганна Авдеевна. — Плохо учеников-то своих знаете!
— Я на той неделе выследил, — радостно объявил Левка (он давно уже не хныкал, а с интересом прислушивался к разговору), — Сизых и Плавинскую, как они к ксендзу бегали. А еще пионерские галстуки носят!
— Пионерам, получается, все можно! — снова взвизгнула Ганна Авдеевна. — Хочешь, борись с религией и песни антирелигиозные распевай. Хочешь, с ксендзом дружбу води, хочешь, бей мальчика лишь за то, что он кусочком меха забавляется. Все, все напишу народному комиссару просвещения!
Теперь мне стали понятны Левкины ужимки и ухмылки, которые он строил при встрече со мной. Вот оно что! Шпионил, значит, когда мы с Гертой ходили к ксендзу за Евгением Анатольевичем! До поры до времени молчал, сейчас надумал высказаться, чтобы не отвечать за издевательство над Гертой.
— Гражданка Юркова! — прервал Александр Егорович Левкину мать. — Ваше право писать жалобы народному комиссару просвещения, но давайте сначала выслушаем Плавинскую и Пиньжакова.
— Что их слушать! Издеваются над бедным мальчиком!
— Я долго слушал, гражданка Юркова, и вашего сына, и вас. Будет несправедливо, если мы лишим слова Пиньжакова и Плавинскую. Генриетта, как было дело?
Сначала Герта, а после и Глеб рассказали, как обстояло дело. Левкина мать, пока они говорили, возмущенно пожимала плечами и отпускала всякие замечания вроде: «по себе людей не судят», «нечего верить нахальной девчонке», «ложь!», «клевета на Леву».
— Вот видите, гражданка Юркова, — сказал Александр Егорович, выслушав Герту и Глеба, — чья первоначальная вина. Хотя я и Пиньжакова не защищаю: он превысил свои полномочия.
— Меня это не касается! — надменно заявила Ганна Авдеевна. — Важно то, что Леву избили, а Лева пальцем никого не тронул.
— Левка таскал Герту за косы! — воскликнул Глеб.
— И меня мальчишки в детстве таскали за косы, — ответила Левкина мать. — И, как видишь, жива. А ты хулиган! Я еще с твоим отцом разговаривать буду. Примите меры, гражданин заведующий, оградите хороших детей от плохих! Не сделаете — заберу сына из вашей бандитской школы. Пошли, Лева! И напоминаю вам, граждане работники народного просвещения, как бы у вас Плавинская всех мальчишек в католичество не обратила! Лева, ты от Плавинской подальше держись!
И, опять тряхнув серьгами, Ганна Авдеевна, даже не попрощавшись, величественно поплыла из кабинета. Левка, оглядываясь то на заведующего, то на Галину Михайловну, засеменил вслед за матерью.
— Учти, Гринев, — спокойно сказал Александр Егорович, поглаживая лысину, — не будет тебя сегодня на уроках, запишем прогул и попадет твоя фамилия на черную доску прогульщиков. И на общешкольной линейке объявим.
— Не пугайте, гражданин заведующий! — ответила Ганна Авдеевна.
Но, мне показалось, голос ее при этом прозвучал не совсем уверенно. Видимо, черная доска и общешкольная линейка подействовали.
Как только за Левкой и его матерью захлопнулась дверь, Галина Михайловна поднялась со своего места.
— Дорогие и любимые ученики! Компрометируете вы меня на всю школу! Что это за история, Александр Егорович, с ксендзом?
— Я сам узнал про ксендза лишь от Юрковой, — пожал плечами заведующий. — Зачем ты, Сизых, был у ксендза?
— Герту провожал, — смущенно сказал я. — Защищать хотел на улице от Гринева. Вдруг Гринев нападет…
— Я, Глеб, понимаю твой порыв, — Александр Егорович, встав из-за стола, подсел к нам на скамейку: — Ты заступился за девочку, за товарища. Но, может, мы наведем в школе порядок и без применения физической силы?
— Получается, — с горечью усмехнулся Глеб, — что тебя могут бить, а ты…
— Нет, — ответил Александр Егорович. — Так не получается. Разве пионерский форпост терпит в школе прогулы, нарушение дисциплины? Санитарные посты сразу мобилизовали всех на борьбу за чистоту. Мы воюем с недостатками, не остаемся к ним равнодушными. За Герту ты правильно ударил Гринева! Говорю тебе по-мужски.
— Александр Егорович! — испугалась Галина Михайловна. — Чему вы учите учеников! Вы же педагог?
— Да, Галина Михайловна, педагог! Глеб поступил так, как подсказывала обстановка. Но не думай, Глеб, что я целиком оправдываю твои действия: Гринев — трус, ты сам в этом убедился, можно было и остановиться.
— Можно, Александр Егорович, можно, — согласился Глеб. — Но не стерпел я.
— Вот то-то, что не стерпел! А Гринева сейчас по-настоящему и пробрать нельзя: как-никак он жертва твоих кулаков. А ты, Георгий, — тут заведующий тронул меня за плечо, — о чем думал, когда ходил в дом ксендза? Вы же с Гертой даете повод для дурных разговоров. Слышали, надеюсь, как фантазировала Юркова?
Когда Левкина мать только заговорила «о дружбе с ксендзом», мне сразу стало ясно, что я зря не послушал тогда Герты. Теперь Ганна Авдеевна разнесет по всей Никольской улице сплетню: Плавинская обращает мальчишек в католичество. А сплетничать Левкина мать умела классически!
