А еще в последние несколько дней я твердо пришел к выводу, что пора заканчивать весь этот балаган. Любимый человек не заслуживает таких мук, которые последуют в момент разоблачения. А оно, кстати, подкралось довольно неожиданно и слишком больно ударило в самое сердце.

Еще раз обвожу взглядом стену с фотографиями и улыбаюсь, искренне радуюсь, что мне позволили прикоснуться с семейной истории, хотя бы взглядом. Позволили заглянуть за кулисы маленькой, но такой дружной семьи.

— Простите. Могу я увидеть Машу? — повернувшись вполоборота, довольно взираю на деда, чье лицо покрыто паутиной морщин, а глаза сияют неописуемым блеском. Словно солнечные зайчики играют на водной глади и ослепляют, стоит посмотреть на них.

— А ее нет. — Он разводит руками, смеясь над моим ошеломленным лицом.

Я же с первого раза ни хрена не догоняю, что он сказал. Тупо стою и смотрю на него в надежде, что он пошутил и все же позовет ее. Но нет, он все так же сидит и улыбается, придерживая трость.

— Где я могу ее найти? — Сжимаю кулаки и отвожу взгляд, не хочется мне пугать старика гневом, что плещется в моих глазах.

— Не скажу, пока не поговорим. — Блеск в глазах сменяется цепкостью, из руки трость перекочевывает на пианино, а дед с легкостью встает на ноги.

Вот это дела… мля. Теперь я понимаю, что имела в виду Мари, когда говорила, что дед — тот еще живчик. Черт возьми, кажется, меня ждет казнь.

— Хорошо, — киваю и уверенно продолжаю: — Я слушаю вас.

Выпрямляю спину и складываю руки на груди, прямо смотря в глаза старику. Пусть даже не думает, что я просто так сдамся и уйду, так и не узнав, где ее искать.

— Это я тебя слушаю, — недобро усмехаясь, грозно произносит Петр Львович.

Что там Мари говорила? Бывший ФСБ-шник. А разве они бывают бывшими? Тем более если разведка. Передо мной сейчас не самый лучший дед, а самый настоящий пыточник.

— Я люблю ее! — смотря прямо в недоверчивые голубые глаза, произношу то, что чувствую, и замолкаю, понимая, что просто слов здесь будет мало. Он не верит. Оно и ожидаемо, с моим-то послужным списком.

— Любишь? — голос звучит с нотками издевки, как-то настороженно. Ощущение, что сейчас как минимум начнутся истязания. И чует мое ранее гулящее тельце, что кинематограф такого не видел. Даже Стивену Кингу такое не снилось.

— Да. Так Получилось. Сам не понимаю, как… но… — развожу руками, каюсь. — Я не могу без нее! Понимаете, она, как лучик света, пробралась в темные дебри моей души. Стоит на нее взглянуть, и настроение поднимается, день становится лучшее. Вы не подумайте, я не плохой человек. Просто все так нелепо получилось, — грустно усмехаясь, присаживаюсь на диван и, облокотившись на колени, зарываюсь руками в волосы. — Я не могу без нее… Она увидела мою сестру, про которую я ей не говорил, и все не так поняла. Совсем не так… даже слова сказать не позволила, просто убежала. А мне надо с ней объясниться, рассказать правду в конце концов.

— Какую правду?

— Я ей врал… всем врал, притворяясь ботаником в институте. На самом деле все совсем не так, — смотрю на деда, сверлящего меня гневным взглядом, и ежусь, но продолжаю: — Я из богатой семьи, очень богатой. Но, как я успел догадаться, Мари таких избегает, в прямом смысле. Я хотел, чтобы она привыкла ко мне, хотел сам убедиться, что она мне важна.

— Убедился?

— Даже не представляете как, — грустно усмехаясь, складываю руки в замок и на нервной почве начинаю играть пальцам. Долбаная семейная привычка, которая выдает с потрохами. — Я хочу забрать ее в Москву, хочу связать с ней жизнь.

— Это хорошо. — Удивленно смотрю на деда, который потирает колючий подбородок и чему-то улыбается. — Ты знаешь, что у неё, кроме мамы и меня, никого нет?

— Знаю. Но почему так? Что случилось тогда, она ведь поэтому не говорит? — С замиранием сердца жду ответа на вопрос, который мучает меня уже второй месяц.

— Ее отца и моего сына сбил мажор, когда они возвращались из звукозаписывающей студии. У Машеньки очень красивый голос, мы решили подарить ей на окончание девятого класса запись песни. Ну, или как там по-модному называется? Кажется, оригинал… ориджи…

— Ориджинал — произведение, написанное автором. То есть Маша не только поет, но и играет? — заинтересованным взглядом показываю на пианино, стоящие в углу комнаты и идеально подходящие под интерьер.

— Да. — Мужчина расплывается в грустной улыбке, а в уголках его глаз скапливаются слезы. — Пела… и играла. Больше этого нет. — Рукавом рубашки вытирает скатившиеся слезы, а у меня внутри поднимается такая боль, что ее просто невозможно описать.

— Мне жаль, — звучит глухо, и я отворачиваю взглядом, желая зацепиться за что-то, что связано с ней.

— Она не любит таких, — Взглядом показывает на меня. — А ты такой, видно по дорогим вещам. Но что-то мне подсказывает, что ты искренен в своих чувствах. Поверь, я многое повидал в своей жизни, даже то, как Родину предавали, и меня сложно обвести вокруг пальца. А ты честен, это важно. Но тебе нелегко с ней придется. У нее лютая ненависть к богачам, а все потому, что того упыря до сих пор не посадили. А голос… не помогает ничего. Кто только с ней не работал… все без толку.

— Понятно. — Киваю, догадываясь, как мне будет сложно все исправить.

— Ее мама из детского дома, — тем временем продолжает дед: — А сына моего нет, как и жены. Они на небесах, надеюсь, счастливы там. Я это к чему все говорю-то? У меня есть только эти две девочки, они мне очень дороги. Поэтому тебе придется доказать не словом, а делом, что тебе можно отдать Машу. Именно отдать, заметь. Просто так я ее в столицу не отпущу, имей в виду.

— Я постараюсь. Но сейчас скажите, где могу ее найти.

— Без понятия. — Снова разводит руками, говоря этим, что он мне не помощник. А жаль.

Квартиру Мари покидаю в смешанных чувствах, не представляя, где ее искать. Старик, как бы я его ни уговаривал, ни хрена мне не сказал о ее местоположении. Расстроившись, спускаюсь на первый этаж, думая, с чего бы начать вставать на путь истинный. Сложное дело, но решаемое.

И она того стоит!

— Бесенов Валерий Петрович. Умер чуть больше пять лет назад. Найди того, кто виноват, — произношу четко по делу, прекрасно зная, что служба безопасности отца работает отлично. Уверен, не сегодня, так завтра я буду знать виновника происшествия.

Арсений

В тот день я так и не увидел Мари, она словно испарилась. Телефон она отключила еще вчера. Я же весь оставшийся день и вечер был на нервах, не знал, куда себя деть и чем заняться, чтобы хоть немного, но выветрить мысли о ней.

— Успокойся уже. Найдется твоя потеряшка, я уверена в этом, — смеясь, сказала сестрица, протягивая бокал виски.

— Конечно, найдется. Только вот когда? — Выпил залпом и пустым бокалом кивнул на бутылку, прося добавки.

— Ну, она же умная девочка, вряд ли решит пары прогулять, — присаживаясь в кресло по-турецки и что-то печатая в телефоне, с сомнением произнесла Алиса.

— Я тоже так думал… до сегодняшнего дня.

— Ну прости. — В ответ она мило улыбнулась и пожала плечами.

На этом и закончилось обмен любезностям. Сестренка зависла в телефоне, что-то искала и усердно пыхтела. Я же, как идиот, смотрел на сотовый и ждал сообщения. Хотя бы самое простого: «Я жива», — было бы вполне достаточно.

Утром, проснувшись в разбитом состоянии, кое-как добираюсь до ванной и привожу себя в порядок. С болью в голове, которая вызывает ощущение барабанного марша, выкидываю в мусорку шмотки, напоминающие о споре. Пошло все к черту. Попросив у сестренки таблетки от головной боли, которые она протягивает, ехидно улыбаясь, выпиваю их без задней мысли. Надеваю темно-синий брючный костюм от Brioni, белую рубашку и любимые часы марки Breitling, подаренные отцом на совершеннолетие. Выгляжу дорого и шикарно. Истинный мажор, мля. По дороге в универ заезжаю в цветочный магазин и покупаю огромный букет алых роз, только вот в груди все сжимается при виде их красоты. Что-то мне подсказывает, что это глупая идея.