— Какую на хер вечеринку? — интересуется парень, пятерней взъерошивая волосы и смотря на меня с непониманием.

— Обыкновенную. Мажорскую, — устало вздыхаю и сажусь рядом с ней, убираю прядь волос с лица и поправляю плед.

Не знаю, как так получается, но на подсознательном уровне я верю мажору. Верю в то, что он даже не подозревал о планах своей девчонки.

— Она не ходит одна на вечеринки, — словно не веря, глухо произносит мажор. — Что она пила?

— Не знаю. Скорее наркотик какой-то подсыпали, — взглянув на нее в последний раз, произношу едва слышно: — Прости, что не успел.

Молча встаю и направляюсь на выход, расстояние в несколько шагов до двери преодолеваю в мертвой тишине. И только когда касаюсь металлической ручки, когда приоткрываю дверь, слышу встревоженный голос мажора:

— Ее… ты сказал, что не успел… то есть, — теряя слова от шока, то и дело скользя обеспокоенным взглядом по девушке, шепчет парень.

— Ее изнасиловали.

Арсений

После того, что мне сказал Макс, незамедлительно скрывшись с глаз, я еще долго не мог поверить, что это правда. У меня в голове не укладывается, как она вообще додумалась пойти куда-то одна, без меня. Ведь сказала же, что будет сидеть дома, пока меня нет, а сама… Бестолочь.

Я помню ее выпускной, знаю, что тогда произошло, и до сих пор себя в этом виню. Вместо того чтобы тискать по углам одноклассницу, мне следовало следить за сестрой, но я этого не делал. Опьяненный красивым юным телом, да еще и доступным, я совершенно позабыл о ней. И зря.

Она до сих пор не в курсе, что я знаю о той чертовой ночи на выпускном. Только вот не уверен, было ли что. Возможно, тот олень прав, и он вовсе ее не трогал. По его словам, Алиска его здорово отмутузила, а то, что у нее отличный хук правой, знаю и я, и Леха. Он ей удар и ставил, и сам же получил. Ну а вечеринки? Она в курсе, что на них творится, и не любит находиться там одна.

— Бли-и-ин, какого? — Слышу стонущий голос и улыбаюсь. Жива, здорова.

Глупо, конечно, но, если Алиска говорит, значит, чувствует себя вполне нормально.

— Жива? — интересуюсь, приподняв уголки губ и опершись на дверной проем, ведущий в коридор.

— Вчера… все, что ты… это не… — громко всхлипывая и вытирая слезы, сбивчиво произносит сестра.

— Алиса, — присаживаюсь рядом и, приобняв за плечи, прижимаю к себе. — Я знаю, что случилось на выпускном.

Сказал, и как камень с души свалился. Раньше даже мысли не допускал о том, чтобы поговорить с ней об этом, а сейчас жалею, что не сделал так сразу.

— Но… как? — прекратив плакать, Алиса поднимает на меня удивленный взгляд. — Кто тебе сказал?

— Твоя подруга, — не думая ничего скрывать, говорю правду. — Нам пора поговорить и прояснить ту ситуацию, да и эту, в принципе, тоже.

— Та, что по уши в тебя влюблена? — лукаво улыбнувшись, произносит сестренка.

— Она самая, — усмехаюсь. — Но дело не в ней.

— О нет, — Лиса встает и начинает ходить по комнате, жестикулируя и тараторя. — Я помню ту историю. Ужасно, конечно, что его надежды пошли крахом, но слухи… Я думала, что никто ничего не знает и вообще никогда не узнает. Боже, мне так стыдно! — хлопает ладошкой по лбу и улыбается. — Арс, правда, он меня тогда не трогал. Ну да, попытался поцеловать, и на этом все. Ничего не было, слышишь?! НЕ БЫ-ЛО!

— Но как же? — смотрю на нее недоуменно и ни черта не понимаю. Ведь ее школьная подруга утром следующего дня мне все рассказала, да еще так правдоподобно.

— Тебе наболтала Катька Смолова? — Затормозив, смотрит на меня в ожидании. Киваю. — Ты забыл, что она влюблена в тебя с первого класса, а ты ее отшил? Она просто хотела сделать тебе больно. Знает же, как ты любишь свою сестренку.

— Прости, — встаю и протягиваю Лисе руку, которую она охотно принимает. — Я такой идиот, — шепчу на ухо, крепко обнимая.

Да, одноклассница наша — та еще стерва. По головам пойдет, но своего добьется. Стыдно признать, но я ей поверил и даже решил Алиску не расспрашивать, а дать ей время самой рассказать. Наблюдал, радовался, как дурак, что она улыбается, живет. А оно вон что… Меня обвели вокруг пальца, как пацана.

— Все хорошо. Я схожу в душ, ладно? А то что-то от меня попахивает. — Вырвавшись из моих объятий, Алиска убегает в душ, весело смеясь.

А я пока решаю приготовить на завтрак ее любимые вафли, рецепт которых помню с десяти лет. Именно их она просила подавать, когда я раньше проигрывал спор. И мне приходилось делать это под тщательным руководством мамы. На готовку уходит чуть больше получаса, но я только рад. Отчего-то мне кажется, что Алиска будет чертовски рада.

— Кстати, забыла сказать, — сестра возвращается незаметно и, счастливо улыбаясь, стаскивает вафлю с тарелки, затем садится за стол в моей футболке и шортах. — Меня никто не насиловал.

— То есть? — удивленно замираю около вафельницы, не понимая, как так.

— Он хотел, но не успел. Решил, что сначала полюбуется на меня голую, ну и не удержался… а потом, после душа, его и встретил Макс. — На глазах появляются слезы, которые она не в состоянии скрыть.

Я молчу какое-то время, обдумывая ее слова и позволяя сестре поплакать. Макс сказал, что все было, но он мог и ошибаться. Хотя картина, что он застал, довольно четко объяснила произошедшее.

— Он был очень зол и расстроен. — Увы, о таком я не могу молчать, достаточно вспомнить боль в его глазах.

— Да, я видела, — откусив краешек, произносит сестренка, но что-то мне подсказывает, что вкуса она совсем не чувствует.

— Алис, прости, но кто тогда… — потерев рукой подбородок, смотрю исподлобья на сестру, не зная, как продолжить.

— Первый курс. Англичанин по обмену.

— Тот, с которым ты полгода встречалась? — удивленно взираю на сестренку и ловлю ее стеснительную улыбку.

— Ага.

— Ладно, ты завтракай, а я в душ. — На пороге замираю и, едва обернувшись, произношу: — Он тебя любит.

— Это вряд ли, — доносится до меня грустный голос.

Быстро приняв душ, решаю сегодня побыть с сестрой. Она, конечно, не согласится весь день терпеть мою морду рядом, но другого выхода нет. Я, черт возьми, хочу провести с ней время, как раньше: кино, попкорн и сплетни. Да-да, сплетни.

Странно, но уверен, что ничего не было, иначе бы я почувствовал. Мы близнецы, а значит, чувствуем друг друга довольно хорошо. И именно сейчас внутри все растекается приятной патокой, только подтверждая в очередной раз, какой же я наивный придурок.

Вытершись насухо и обмотавшись полотенцем, все еще в недоумении покидаю ванную и замираю, чувствуя сквозняк, стелющийся по полу. Странно. Медленно, словно ожидая подвоха, поворачиваюсь в сторону входной двери и умираю, осознавая масштаб катастрофы.

До сегодняшнего дня я не знал, какого это, когда сердце падает в пятки. Когда счастливая жизнь рушится из-за одного нелепого случая, который, по сути, если знать всю подноготную, таковым не является.

На пороге стоит Мари и широко распахнутыми глазами смотрит на меня, не моргая. Ее небесные глаза, те самые, в которых буквально вчера искрились искорки счастья, заволокло пеленой страха, горечи и ненависти. Она меня узнала. Того самого мажора с парковки.

Стиснув челюсть до скрежета, ступаю к ней, но Мари в неверии и отрицании мотает головой, и я замечаю, как пара прядок выбивается из пучка и падает на лицо, на глаза. Сквозь пелену слез она замечает мою протянутую руку, вздрагивает и отшатывается, готовится бежать и, кажется, вычеркнуть меня из своей жизни. Навсегда! Все еще ступая к ней, крепче сжимаю углы полотенца, не хватало еще, чтобы и оно свалилось к ногам. Это будет полное фиаско, увы.

— Мари, — зову дрожащим голосом, протягивая руку, где-то в глубине души надеясь, что она позволит объясниться.

В панике она оглядывается по сторонам, пытается найти безопасное место, но понимает, что такого нет. Крупные капли слез скатываются по ее щекам, на губе появляется кровь от острых маленьких зубок, а громкий всхлип режет уши, заставляя действовать.