Зейнаб закашлялась. Я перевел на нее тяжёлый взгляд, и тетка прижала к себе дочь, как будто защищаясь. Ее реакция была мне непонятна, но кристаллы инея впились в затылок предвестником какого-то краха. Это заметила Амани. Посмотрела на вторую жену, и в ее взгляде не было ничего хорошего.

— Оставьте нас! — грубо велел Давуд, поворачиваясь к женам. Амани же не двинулась с места. Смотрела, как Зейнаб поспешно выводит детей, как Мелекси пытается поймать мой взгляд, но в итоге уходит.

Теперь я точно знал, что произошло то, что уже сейчас разделит мою жизнь жирной чертой. Что Кира не выйдет меня встретить. Что случилось что-то страшное.

— Висам, твоя жена покинула дворец под покровом ночи. Ей удалось купить охрану. Мы наказали этих людей, но найти Аблькисс не удалось. Мне жаль.

Земля задрожала под моими ногами. Свет стал ослепительно ярким, выжигающим сетчатку. Я бы упал, если бы не ярость, которая всегда придавала мне сил.

— И ты молчал, прикрываясь ее недомоганием, вместо того, чтобы организовать поиски? Куда, шайтан тебя возьми, Аблькисс могла отправиться без документов, одна в чужом эмирате?..

— Давуд, — в голосе Амани появилась сталь, несвойственная ей прежде. Никто и никогда не смел так говорить с моим отцом. — Ты сейчас же сделаешь все, что необходимо. Она не могла покинуть страну. Я не знаю, что произошло здесь, но эта девушка напугана и в отчаянии. Я не допущу, чтобы с моей невесткой что-то случилось! Ты ее отыщешь, и, если она действительно решила бежать, такова воля Аллаха. Мы позволим ей улететь, но законно!

— Ты смеешь учить меня, жена! — повысил голос эмир. — Я не стану помогать шармуте, которая обманом вошла в нашу семью. Аллах избавил нас от ее присутствия…

Я не понимал, что делаю. Шел к отцу, сокращая дистанцию между нами, и Амани только в последний момент смогла меня удержать от рокового шага.

— Висам, сын, возьми же себя в руки! Я на твоей стороне. Мы найдем твою жену, чего бы это нам не стоило. Прошу, отправляйся к себе. Свяжись сам со своими людьми в аэропорту, на вокзалах и в полиции. Мы найдем ее. Обещаю.

Давуд смерил нас тяжелым взглядом.

— Я еще поговорю с вами обоими. Вопиющее неуважение! И дальше его терпеть я не намерен.

Мне хотелось остановить его, кинуться, повалить на пол и впервые в жизни бить, разбивая кулаки в кровь, пока отец не скажет, что произошло на самом деле, какие события заставили Киру так опрометчиво бежать. У нее была возможность улететь и без этого, не было нужды дожидаться моего отъезда!

— Пойдем, Висам, — мягко сказала мать, снимая платок. — В таком состоянии ты можешь наделать глупостей. Отдохни с дороги, а я узнаю, что произошло на самом деле.

— Как?.. — глухо повторил я, сжимая кулаки так, что ладони едва не свело судорогой.

Амани ободряюще улыбнулась.

— Поверь, здесь даже у стен есть уши, недоступные твоему отцу.

В ушах шумело. Сердце рвалось из груди. Я не заметил, как мы вышли в сад. Зейнаб встрепенулась, словно пойманная с поличным. На губах матери появилась улыбка, которой боялись все ее враги.

— Ну что же ты, милая? Это недоразумение даже не позволило мне тебя поприветствовать. Я привезла роскошные подарки для тебя и детей, от себя и от Газаль. Пройдем же в мои покои?

Зейнаб оглянулась по сторонам. Мать же раскрыла объятия в обманчивом радушии.

— Пойдем. Ты будешь довольна моими дарами…

Я не помнил, как оказался в своих покоях. Как звонил по всем засекреченным номерам, едва не срываясь на крик, требуя отыскать мою жену. Как потом, опустошенный и прибитый неожиданным ударом, бродил среди ее вещей, вдыхал аромат ее духов. Покои пахли ею. Теплом. Ожиданием. Любовью. Она не могла уехать просто так!..

Увы, я тогда еще не знал, что спустя час моя жизнь оборвется. Мое солнце померкнет навсегда.

Доверенное лицо из департамента полиции якобы напало на след славянской девушки, которая не покидала эмират. Внутри поднялось чувство надежды, затмившее предчувствие чего-то страшного. Я ждал. Знал, что не упрекну свою Аблькисс ни словом, ни делом, когда отыщу. Прижму к себе крепко-крепко. А затем паду к ее ногам, умоляя простить за все, что сотворил в порыве обезумевших чувств. Я добьюсь ее любви снова, уже теми методами, которые ранее казались мне недостойными мужчины.

Любовь — это союз двух сердец. Равноправный изначально. И любимую женщину завоевывают любовью, а не войной.

Шум в коридоре отвлек меня от этих мыслей. Женский голос принадлежал Зейнаб. И когда в покои постучали, я сразу велел войти, чувствуя кожей, что сейчас произойдет что-то важное и неотвратимое.

Амани толкнула вторую жену отца в спину так, что та буквально влетела в комнату, растянувшись на ковре. Ее глаза были полны слез, волосы растрепаны. А моя мать, как и прежде, сохранила осанку и выдержку истинной шейхи. Только ее глаза как будто потухли, в них было то, что ударило меня на поражение острой болью.

— Висам, — ее голос прозвучал глухо и отрешенно. — Мой мальчик. Аллах милосерден. Мужайся. Пусть он даст тебе сил пережить этот удар.

Слабость выстрелила по всему телу. По коленям. Качнувшись, я выпрямился во весь рост, глядя на Зейнаб, размазывающую слезы по лицу. Амани пнула ее под ребро ногой в шелковой туфельке.

— Говори!

— В… Висам… — Зейнаб попыталась сесть. Было видно, что каждое слово дается ей невообразимо тяжело, словно режет гортань. — Висам, Аблькисс… она не бежала от тебя. Ты… ты не найдешь ее.

Словно молния ударила меня прямо в сердце. Кровь отхлынула от лица. Глядя на жалкую тетку, распростертую на полу, я медленно, но верно приближался к черте безумия.

В ушах нарастал гул. Но каждое слово, произнесенное Зейнаб, раскаленным металлом отпечаталось в моем рассудке.

— Твой отец… он подверг ее убийству во имя чести… Прости, я пыталась ему помешать… Я видела все. Она не была виновата, но Давуд избил меня и запретил говорить…

— Своих детей ты, трусливая самка шакала, любишь сильнее! — голос Амани дрогнул, едва не сорвавшись в рыдание. — Она все мне рассказала, Висам. Эта женщина, с которой мы делили кровь и стол, чьего сына я спасла, рискуя своей жизнью, малодушно молчала! Побоялась позвонить мне и тебе, чтобы мы спасли твою жену от ярости Давуда…

— Убийству чести?

Голос мой прозвучал спокойно. Даже холодно, отстраненно. Когда умирает душа, обычно это происходит именно так. Под анестезией психики.

— Он заставил конюшего напасть на Аблькисс. Потом этого человека убили… Она… твоя жена узнала то, что не полагалось… Она осталась чиста перед тобой, Висам! Не верь, ее вины не было…

По щекам Амани катились слезы. Только я уже не принадлежал сам себе. Перешагнул через вытянутые ноги Зейнаб, прошёл мимо матери. Ноги несли меня к кабинету отца.

В сердце бушевал убивающий огонь, а тело сковало арктическим холодом. Я шел, не понимая, что размытая картинка перед глазами — не стрессовая слепота, а мои слезы, которые катятся по лицу, падая на пиджак и рубашку. Что психика пока что выдержала первый удар — но это ненадолго. Скоро стена защиты рассыплется на атомы, и прожжет несовместимую с жизнью дыру в моем сердце.

Меня пытались остановить. Я лишь скользнул затуманенным взглядом по охране покоев эмира, поднял руку…

Меньше минуты. Охая, оба пытались встать, вытирая кровь из разбитых носов и губ. Мои кулаки тоже окрасились чужой кровью. Я распахнул двери в отцовский кабинет, остановившись на пороге.

Нет, не от нерешительности. Может немного — от нового удара боли, усилившего выброс слез, без рыданий и асфиксии. Поднял голову, глядя в лицо отца, как ни в чем не бывало восседающего за столом с кальяном.

Теплый ветер как будто коснулся моей спины на миг, не сумев ни на йоту согреть лютый холод. Он носил ее имя. Часть ее души, еще не отбывшая в чертоги Аллаха…

Не улетай, моя красавица. Орошай мою израненную душу, как благодатный дождь — иссушенные солнцем пески. Возрождай мою жизнь своим искристым смехом, дари счастье дыханием долгожданной весны. Веди меня за собой к неизведанным далям, красавица. Взмах твоей руки — благословение пророка, тень твоих ресниц — спасение от зноя и моя благодать. Взгляд твой — моя жизнь, мой океан, полноводная река, которую мне никогда не испить до дна. Лишь ты одна даешь мне силы жить, а без тебя моя душа усохнет, словно росток в раскаленной зноем пустыне. Дари мне счастье любить тебя и склоняться к твоим коленям головой… Воздавая хвалу Аллаху день ото дня за то, что даровал мне тебя, моя красавица…