— Харам, — дрожащим голосом протянула я. — Я гостья принца Висама. На каком основании вы собираетесь дать мне другое имя и угрожаете избить? Вы не имеете на это никакого права.

В зале воцарилась тишина. Газаль, единственная, кто мог мне помочь или хотя бы молчаливо поддержать, закусила губу и опустила голову, раздавленная авторитетом матери. Надменно хмыкнула молодая Мелекси, забавляясь происходящей конфронтацией. Зейнаб попыталась было сгладить обстановку.

— Амани, Кира не знает наших обычаев. Вряд ли Висам успел за столь короткое время ее подготовить…

— Довольно! — холодно процедила шейха. — Мой сын привез в дом неверную, чтобы я занялась ее воспитанием и сделала достойной его. И ей придется подчиниться и покориться, сколько бы времени Аллах не отмерил, хоть от рассвета до заката солнца! Что касается тебя, Кира, уясни раз и навсегда. Мой сын сделал выбор, и он пал на тебя. Тебе придется забыть свою прежнюю жизнь и уже сейчас внимать моим словам, чтобы я позволила совершить никях, а не оставила тебя всего лишь бесправной наложницей Висама! Поэтому, если хочешь выжить — молчи и слушай все, что я тебе скажу!

— Вы сошли с ума, — услышанное показалось мне такой дичью, что я даже не успела испугаться. — Вам известно, кто я такая? Я не знаю, что решил ваш сын, вы понимаете, что у вас будут проблемы? Я гражданка России!

— Ты вступила в греховную связь с Висамом?

Хлесткая фраза, больше похожая на констатацию факта, заставила меня запнуться на полуслове. В греховную связь? Что за средневековье?! Меня еще сожгут, как ведьму?

Как я была близка к правде, я даже и близко не предполагала.

— Вам же все известно? К чему такие вопросы? Или вы желаете узнать, оказался ли ваш сын на высоте в вопросах секса?!

Мелекси не сдержала смех. Зейнаб покачала головой, предостерегая меня от опрометчивых слов. Но Киру Полянскую было уже не остановить.

— Я свободная женщина и имею право делить постель с тем, с кем захочу. До брака, во время, после — это мое личное дело! И это не обязывает меня ни к чему!

— Ошибаешься, — торжествующе перебила Амани. — Вот, что и требовалось узнать. Ты вступила в добрачную связь с моим сыном, поэтому никакого другого выбора у тебя нет. И ты останешься здесь, либо одной из его жен, либо всего лишь наложницей. Надо было думать, перед тем как уступать увещеваниям шайтана и делить ложе с Висамом.

— Я не принадлежу к вашей культуре. Вы не имеете права держать меня здесь силой! Я немедленно требую предоставить мне мой телефон и в ближайшее время дать улететь в Москву!

— Забудь об этом, — продолжала избивать словами, словно острыми камнями, жена эмира. — Никто не станет искать тебя здесь. Никто не знает, куда ты вылетела. Никаких связей с внешним миром у тебя не будет, пока ты не станешь женой Висама. И то, дальше он будет решать, с кем тебе общаться. И запомни, впредь я не потреплю дерзости. Я не в восторге от того, кого мой сын избрал, но мы всегда обещали отнестись с уважением к его выбору. Только знай, я уж постараюсь, чтобы он на тебе не женился, а оставил наложницей в гареме. Мне не нужна невестка с черным ртом, из которого вылетает одна лишь дерзость и оскорбления!

— Да вы… вы совсем с ума сошли! — от сказанного у меня все поплыло перед глазами. — Где Висам?! Где ваш муж, в конце концов? Если вы не хотите оказаться в эпицентре скандала, я требую поговорить с мужчинами. Может, до них дойдет быстрее!

— Вопиющее поведение! — повысила голос шейха. — Стража!

Тотчас же двери распахнулись, и двое конвоиров вошли в зал, склонив головы.

— Заберите эту шармуту и заприте в северном крыле дворца! Если чего-то попросит — откажите! — холодно велела Амани. — И не смейте ставить в известность моего сына, пока я не решу обратное!..

Глава 9

Висам

После сырой прохлады Москвы горячий воздух пустыни показался мне родным и ласковым. Солнце не жгло, а привычно гладило кожу сквозь тончайший хлопок кандуры, ветер как будто приветствовал мое возвращение в родные места.

Тот факт, что отец буквально настоял на том, чтобы мы тотчас отправились в пустыню на соколиную охоту, удивления не вызвал. Подобное мероприятие всегда знаменовало собой какое-то яркое событие, и эмир приурочил ее к заключению договора. Он всегда особо отмечал мои успехи на поприще бизнеса. Но все же я не мог не догадаться, что поспешный отъезд из дворца был напрямую связан с появлением Киры и моим ультиматумом.

Белый кречет Султан беспокойно вращал глазами, вглядываясь вдаль, за черту высоких барханов. Эта роскошная птица была подарком отца на мой тридцатый день рождения, и стоила огромных денег. Кроме нее я получил в подарок также сапсана Али, чистокровного хищника черного окраса. Подобных птиц не было больше ни у кого в эмирате.

Я снял колпак с холки сокола, и белоснежный красавец взмыл ввысь, в белесое от зноя небо над пустыней. Словил ветер и закружил над песками, высматривая добычу.

Отец погладил своего сокола, но отпустить его не торопился. На его суровом лице лежала печать глубокой задумчивости.

— Висам, ты и сам понимаешь, что никях с этой девушкой невозможен. Само ее пребывание здесь — неприемлемо. И то, что я позволил твоей матери самой заняться ее подготовкой и воспитанием не отнимает того, что ты поступил, как избалованный ребенок, а не будущий эмир.

— Отец, это не обсуждается. Я люблю свою Аблькисс и не желаю видеть подле никого другого. Разве не обещал ты мне, что я найду свое счастье с той, кого полюбит мое сердце?

— Ты все еще путаешь высокое чувство со страстью, Висам. И заключать брачные союзы, руководствуясь лишь зовом плоти — для правящей семьи недопустимая роскошь. Даже если твоя гостья примет ислам, на это понадобится много времени. К тому же, ты просто похитил ее, и намереваешься держать взаперти. Как я понял со слов Амани, она не особо этому рада и рвется улететь домой. Я эмир, и не собираюсь потворствовать преступлению против свободы и части. Ты понимаешь, чем это в итоге обернется?

— Я понимаю одно, отец. Я люблю ее так, как не любил никого прежде. Думаешь, я сам этого хотел? Ты винишь меня в том, что я осквернил наш дом развратом, но в тот момент я действительно думал, что близость с моей Аблькисс прогонит этот морок. Что она манит меня как запретный плод, как смоковница дальних берегов, которую я никогда еще не вкушал прежде. Но после той ночи я не могу не думать о ней. Мое тело и рассудок горят огнем, сердце рвется быть подле нее каждый миг. Даже сейчас я не могу всласть насладиться излюбленной охотой, потому что жажду вернуться и обнять ее. Я даже не знаю, чего я хочу больше. Обладать, порабощая, или ловить ее каждый вздох, предугадывая все желания моей Аблькисс. Помнишь, как всегда с нежностью и любовью ты говоришь о матери? Даже годы оказались не властны над вашими чувствами. Их благословил Аллах, и я чувствую, то же самое произошло и со мной.

— Любовь иногда не дар Аллаха, Висам, а проклятие шайтана. Ты не можешь равнять чужеземку со своей матерью. И пусть я еще не видел твою гостью, я уже понимаю, какие беды ее присутствие нам сулит. И международный скандал — не самая большая из них. Ты увез свободную женщину, к тому же занимающую особое положение в обществе. Бизнес-партнера нашей семьи! Дае если бы ты заручился ее согласием и готовностью, все было бы не так просто. Но ты заставляешь нас с матерью закрыть глаза и участвовать в твоем преступлении!

— Отец, она полюбит меня. Полюбит так сильно, что не пожелает возвращаться туда, где ей день изо дня приходится быть сильной и заниматься тем, чем должны заниматься мужчины. Дай мне совсем немного времени, и увидишь, она примет ислам, полюбит также тебя и мать, и наш союз будет счастливым и долгим. Мы подарим тебе внуков. Все, чего я прошу — это помочь мне сейчас, пока Аблькисс отрицает все произошедшее и не желает слышать зов собственного сердца. Она уже успела полюбить меня. Ей осталось только признаться в этом себе и забыть свою прошлую жизнь.