За такими мыслями меня и застал Висам. Я была настолько дезориентирована, растеряна и подавлена всем происходящим, что даже не поняла, кто же вошел в комнату. Когда он сел рядом, лишь внутренне напряглась, подтянув колени к груди.

От него можно было ожидать всего, чего угодно. После его слов, которые я сочла пустыми — и подавно. Никто здесь не говорил ничего просто так.

— Мне сказали, ты почти ничего не ела.

Его голос прозвучал спокойно, холодно, даже отстраненно. Сочувствия в нем не было. Я бросила на него рассеянный взгляд, словно упрекая в бесчувственности, и обреченно покачала головой. Я сама нарвалась на подобное поведение.

— Отвечай! — он коснулся моего плеча, не позволяя отвести взгляд. — Ты слышишь меня, Кира? Прекрати закрываться и прятаться! Я задал вопрос!

— Я не ем после шести. — это единственное, что я смогла ответить.

Еще недавно я была уверена в себе и думала, что сумею обыграть всех, включая Висама. Осознание было резким, и я презирала слабость и панику. Но сейчас эти качества, которые я давно похоронила, расцвели буйным цветом.

— У тебя была моя сестра. Это она тебя расстроила?

— Нет, — я сглотнула ком в горле и постаралась расслабиться.

— Не лги мне. Она отказала тебе в просьбе позвонить, верно? Если бы ты верила моим словам, не делала бы бесплодных попыток. Здесь никто не станет на твою сторону против меня Кира.

— Я догадалась! — голос дрогнул, горло защипало от подступивших слез. — Висам, ты не понимаешь, что мне плохо? Зачем тебе жена, которая угасает на глазах вдали от своих родных? Я могла бы дать тебе все! Я хотела это сделать, но тут ты не оставляешь мне выбора!

Висам, вопреки моим ожиданиям, отвел глаза. Когда поднял их снова, в них уже не было холода. Нежность, которой он позволил прорваться, пробила стены моего отчуждения.

— Как бы я хотел, чтобы наши отношения были возможны при других обстоятельствах! Но я понял, что это невозможно. Понял тогда, когда ты сжала ладонями мое сердце, и когда твое собственное забилось с ним в такт. Думаешь, я хотел причинять тебе боль, отрывая от привычной жизни? Если бы был другой вариант, этого бы не произошло. Но я не хотел навредить тебе. Я просто даю нам шанс быть вместе. Если сейчас тебе кажется, что жизнь окончена, пройдет совсем немного времени, и ты будешь думать иначе. Я всего лишь сделал то, что позволит нам любить друг друга и не расставаться!

— Висам, ты меня похитил! Так с любимыми не поступают! Почему невозможно? Я сама хозяйка своей жизни. И если бы захотела быть с тобой, нам бы никто не помешал!

— Увы, нет, Кира. И это сопротивление своим чувствам, которому ты так отчаянно противишься, именно об этом и говорит.

Его пальцы пришли в движение. Погладили мою шею. Я хотела отшатнуться, но обволакивающая кофейная тьма глаз принца, как и прежде. Все решила за меня. Проникла в сердце, заплетая тугие узлы сетей, заставляя кровь пульсировать, сознание плавиться.

После всего, что произошло, я должна была его ненавидеть. Но уже было поздно. Невозможно. И то, что я считала страстью, уже давно вышло за рамки ее понятия и проникло гораздо глубже, чем бы мне хотелось.

— Услышь свое сердце, Кира. Проиграй мне эту войну! — четко выговаривая слова, произнес по-арабски Висам, касаясь моих губ невесомым поцелуем. — Ты же понимаешь, что я практически отдал тебе все. Я говорил с отцом. Других женщин в моей жизни никогда не будет! После никяха ты станешь единственной хозяйкой моего сердца и всего, что я имею!

Чувства метались в клетке перепуганной тенью. Я всхлипнула в его губы.

— Никогда. Тебе стереть всего, что ты мне причинил, никогда…

— Ты изменишь свое решение. — Висам провел пальцами по моей щеке. — Я не буду жесток, если ты меня не вынудишь. Но запомни, что у тебя нет никакого выбора. Наш никях состоится через три дня. Я не дам тебе времени на подготовку.

— Ты считаешь, что этот обряд что-то изменит?!

— Многое, — принц поправил ткань моей абайи на плече. — После него ты уже не сможешь существовать отдельно от меня. И подумай о том, что после заключения брака твои родные узнают, что ты жива. Твоё сердце успокоится. Более того, я готов рассмотреть вариант визита в Москву.

— Я убегу от тебя при первой возможности, самоуверенный ты психопат! Более того, расскажу всем, как ты меня похитил! Я христианка, и твой брак для меня ничего не значит!

— Зато он много значит для меня, — Висам снисходительно усмехнулся. — И за это время ты меня полюбишь. Впрочем, ты уже меня полюбила. Осталось только перестать это отрицать.

Когда Висам коснулся поцелуем моего лба, я зашипела, как разъяренная кошка. Но ему это понравилось. У двери он обернулся, окинув меня ласкающим взглядом, а потом двери закрылись, и я ощутила пустоту.

Меня трясло. Я обняла себя за плечи, даже не отдавая себе отчет, что больше всего желаю сейчас, чтобы меня обнимали не мои руки, а руки Висама…

А утром, едва я успела позавтракать, одна из прислужниц заявила, что меня немедленно жаждет видеть эмир.

Вспышка неуместной радости быстро погасла. Не могла пояснить, почему это произошло: вроде как еще вчера у меня была вся надежда именно на отца Висама. Пусть Газаль и сказала, что эмир всегда идет на поводу у сына, я понимала, что мое появление здесь не может ему нравится. И все произошедшее это только подтвердило.

Мне быстро заплели косы. К абайе я уже привыкла, как и к драгоценным камням, которые украшали традиционное платье, но движения показались мне скованными. Все то время, пока я шла по длинным коридорам дворца, обуревало непонятное желание бежать, или отказаться от приглашения, сославшись на плохое самочувствие.

В крыле дворца, где проживал эмир, роскошь слепила глаза. Невозможно было даже вообразить, насколько богат тот, кто может себе такое позволить. Взяла я себя в руки только потому, что подумала, что Висам тоже будет находиться в кабинете.

Прошло совсем немного времени, и мой похититель стал единственным, в ком я видела защитника и под чью опеку неосознанно стремилась. Признать это было тяжело, и я решила, что такие мысли — следствие враждебности четы Аль-Махаби, а не стокгольмский синдром.

Эмир Давуд Аль-Махаби восседал за огромным столом. Роскошь его кабинета странным образом сочетала в себе деловой минимализм и роскошь востока. Рядом с мощным компьютером стоял большой кальян, и глава семьи то и дело затягивался дымом с ароматом ванили.

Я поклонилась, но эмир не удостоил меня взглядом. Его глаза неотрывно следили за происходящим на мониторе. Дверь за моей спиной закрылась. Где-то минуту я стояла, склонив голову и внутренне возмущаясь пренебрежением, но надежда на спасение помогла выдержать и это.

Шейх Давуд между тем перевел на меня внимательный взгляд. Я попыталась улыбнуться, но это не удалось: мышца лица как будто замерзли под его тяжелым, холодным взглядом, в котором возмущение соперничало с презрением.

— Вот, значит, какая ты. Кира Полянская. Подойди, чтобы я смог рассмотреть тебя.

Холод усилился, и климат-контроль был здесь ни при чем. Преодолевая себя, я шагнула навстречу, надеясь, что его осмотр ограничится визуальным, и он не станет заглядывать мне в рот, чтобы рассмотреть состояние зубов.

— Я рада познакомиться с вами, эмир, — произнесла по-арабски, надеясь, что лед тронется. — И очень хотела с вами поговорить.

— Твоя речь оставляет желать лучшего, fata. [i]- эмир нахмурился, явно недовольный тем, что я заговорила без его разрешения. — Можешь сесть. Теперь выбор сына мне понятен.

Он специально перешел на английский, чтобы уязвить меня. Но на лавры лингвиста-переводчика я и не претендовала. Покорно кивнула, жалея, что не могу применить свой фирменный взгляд и пару фраз, заготовленных мною на случай таких вот «деловых переговоров». Но сейчас я находилась не в том положении.

— Висам рассказал мне все. Я так понимаю, что ты наш деловой партнер. Это так?

От сердца отлегло. Звезды, похоже, сошлись. Я не нравлюсь отцу Висама и он знает, кто я. Наивно рассудив, что Давуд ведет разговор к моему возвращению домой, я кивнула.