Боевые топоры (чеканы) с узким лезвием и вытянутым обушком известны всего в двух экземплярах (табл. LII, 15) и могут датироваться XI в.
Наконечников копий в мужских погребениях найдено немного. Все они втульчатые (табл. LII, 1–4). Преобладают копья с треугольной формой пера (табл. LII, 1, 2). Копья с пером ланцетовидной формы (табл. LII, 3, 4) очень редки.
Наконечники стрел — наиболее многочисленная находка в мужских погребениях. Как правило, стрелы помещали в могилу в деревянных колчанах, и, видимо, поэтому их находят лежащими в ряд или кучкой (от 4-12 и до 25 экземпляров в погребении). Преобладают железные наконечники стрел разных типов (табл. LII, 5–8, 18), костяные единичны (табл. LII, 17). Большинство железных наконечников стрел составляют плоские черешковые с ромбовидной формой пера (табл. LII, 8); менее распространены листовидные и двушипные (табл. LII, 6). Втульчатые наконечники стрел (табл. LII, 5) составляют всего около 8 % находок.
Мечи в погребениях марийцев неизвестны; сабля найдена всего одна — в Юмском могильнике. Г.А. Архипов датировал ее VIII–IX вв.
Характерными для мужских погребений являются ножи (табл. LII, 21) в деревянных, обтянутых кожей ножнах. Иногда последние декорировались медными или серебряными пластинками, или обоймицами (табл. LIII, 32). Несколько раз в подобных ножнах обнаружены имитации кинжалов.
Предметы полного снаряжения конного воина с удилами и стременами найдены лишь в двух погребениях (17 и 64) Дубовского могильника. В погребении 12 «Черемисского кладбища» обнаружены удила и колокольчики, а в погребении 6 — часть стремени.
Археологических данных, подтверждающих развитие земледелия у средневековых марийцев, почти пет. В музейных коллекциях имеются сошники и коса-горбуша (случайные находки на территории Марийской республики), датированные по аналогиям XI–XII вв. В одном из мужских погребений Веселовского могильника в 1929 г. обнаружен мешочек с просом и полбой, а в Руткинском могильнике зерна проса лежали в чаше (Архипов Г.А., 1973, с. 70). Вероятно, марийцы занимались подсечным земледелием и обработку расчищенных участков вели мотыгами. Не исключено, что в XI в. они уже были знакомы с пашенным земледелием. О выращивании льна и конопли свидетельствуют находки остатков тканей в погребениях.
Остеологический материал из верхних слоев ветлужских и вятских городищ свидетельствует о составе стада домашних животных. Найдены кости свиньи, лошади, крупного и мелкого рогатого скота (Архипов Г.А., 1973, с. 73; 1978, с. 10–20). Кости диких животных (бобр, куница, соболь) составляли около 50 %. Пушная охота была особенно развита в лесистом Поветлужье. Несомненно, большое значение имели и такие подсобные промыслы, как рыболовство и бортничество.
По Ветлуге, Керженцу и другим левым притокам Волги известны многочисленные выходы болотной железной руды, которая добывалась кустарным способом еще в XVIII и начале XIX в. Несомненно, выплавка и обработка железа здесь производилась и в древности, о чем свидетельствуют многочисленные находки шлаков на городищах. Как полагает Г.А. Архипов, обнаруженные на Кубашевском и Ижевском городищах ямы, обмазанные глиной, с находками шлаков, возможно, являлись рудообжигательными печами (Архипов Г.А., 1973, с. 76).
Добыча и обработка железа выделились в самостоятельные производства уже в азелинское время. В связи с этим можно упомянуть о погребениях кузнецов в могильниках Азелинском (погребение 1), Гремячинском (погребение 3), Тюм-Тюм (погребения 14 и 102). В могилу кузнеца (погребение 115) на Младшем Ахмыловском могильнике были положены как его инструменты (зубила, молоток, наковаленка), так и изделия кузнечного ремесла — пластинчатое кресало, наконечники копий, скобель, топор-кельт, обломок шила (табл. XLIX, 13–15, 20–24). Г.А. Архипов сообщает о находке в том же погребении обломка глиняного тигля и пинцета, применявшегося в ювелирном производстве (Архипов Г.А., 1979б, с. 49). Вероятно, кузнец одновременно был и литейщиком.
На поселениях следы литейного производства еще более многочисленны. К середине I тысячелетия н. э. относятся остатки литейной мастерской на Сомовском II городище. Здесь обнаружены так называемые производственные площадки из обожженной глины (остатки очагов), около которых найдены пять льячек, две каменные литейные формочки, шлаки (Архипов Г.А., 1979б, с. 43–47, рис. 3). На Бурыгинском и Кубашевском городищах найдены льячки, а на Еманаевском и Ижевском — льячки и тигли (Архипов Г.А., 1973, с. 77). Последние находки относятся уже к X–XI вв.
В могильниках азелинской культуры середины I тысячелетия н. э. неоднократно встречены захоронения женщин-литейщиц. На это обратил внимание П.Н. Старостин, опубликовав женское погребение 33 Рождественского V могильника. В этом же могильнике разведкой 1970 г. обнаружено еще одно погребение литейщицы с льячкой у правого бедра. П.Н. Старостин указал на два аналогичных захоронения могильников Суворовского и Тюм-Тюм (Старостин П.Н., Кузьминых С.В., 1978, с. 168–172, рис. 1–2). К ним можно присоединить захоронения литейщиц из Мари-Луговского (погребение 35) и Нармонского могильников (Халиков А.Х., 1962. с. 168; Старостин П.Н., 1981, с. 82–85, рис. 4). Одновременное азелинским погребение литейщицы известно из раскопок В.И. Каменского на Чертовом городище на Ветлуге (Халиков А.Х., Безухова Е.А., 1960, с. 19, 20, рис. 16). В нем найдены льячка (табл. XLIX, 25) и каменная литейная формочка. Эти погребения подтверждают гипотезу о женском ремесленном литье как социальном явлении и известном этапе в истории литейного ремесла финно-угров, выдвинутую Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1948).
К X–XIII вв. относятся еще восемь погребений женщин-литейщиц. Хронологически они распределяются следующим образом. К X в. относятся захоронения в могильниках Веселовском (погребение 20), Дубовском (погребение 36), «Черемисское кладбище» (погребение VI, VIII). XI–XII вв. датируются три погребения (11, 13, 24) Выжумского III могильника, а XII–XIII вв. — погребение 7 Починковского могильника. Известно только одно погребение литейщика XI в. (Веселовский могильник, погребение 2). В погребениях литейщиц найдены льячки, формочки для отливки мелких украшений, слитки свинца и сплава олова с медью, шилья.
14 льячек из марийских погребений X–XIII вв. однотипны; у них массивные прямоугольные ручки, овальный ковшичек со сливом слева. Такие же льячки найдены на Ижевском, Еманаевском, Сомовском II и других городищах. Тигли у мари сохраняли рюмкообразную форму с VI по X–XI вв.
Для эпохи женского ремесленного литья характерны локальные особенности форм льячек и тиглей. Они могут рассматриваться предположительно в качестве этнических признаков. Особенно долго своеобразная форма орудий литейного производства сохранялась у марийцев, в связи с чем можно полагать, что литейное дело здесь не обособилось окончательно от домашнего производства.
Виды последнего были многообразны. Это плетение и ткачество, обработка кожи и кости, дерева и бересты и, конечно, гончарство. Вплоть до XII в. исключительно марийцы пользовались посудой, изготовленной без помощи гончарного круга (табл. LV, 1, 2, 4-10). В глиняном тесте в качестве примесей встречался шамот, реже — дресва и песок. Посуда, по мнению Г.А. Архипова, обжигалась на костре. Цвет ее бурый, сероватый. В большинстве своем глиняные сосуды плоскодонные, но в районе Вятки выделывались и круглодонные. Орнамент очень редок (оттиски гребенчатого штампа, веревочки). Гончарная керамика единична. Это сосуд из Выжумского могильника (табл. LV, 3) и четыре горшка из погребений Починковского могильника, сделанные на ручном круге. В ряде погребений могильников мари встречены металлические котлы (табл. LV, 11–14).
В целом хозяйство марийцев носило натуральный характер, и ремесло оставалось деревенским. Однако торговые связи, как межобластные, так и международные, были достаточно оживленными.
