Женский убор X — начала XI в. характеризуется особой полнотой и завершенностью. В дополнение к сказанному о головном уборе, нагрудных украшениях и поясе отметим обилие шейных украшений. Излюбленным типом являлись гривны глазовского типа (табл. LI, 4); их было иногда по две-три в погребении. Гривны из круглого перевитого дорота или пластинчатые найдены в нескольких экземплярах.
Ожерелья содержат сравнительно немного стеклянных бус; преобладают бронзовые бусы, спиральки, встречаются амулеты из костей и когтей животных. Металлические подвески в ожерельях также имеют значение оберегов, и в их числе подвески-всадницы из Прикамья (табл. LI, 5). Реже встречались треугольные шумящие подвески, привезенные с Чепцы, с родины удмуртов, где эти подвески служили височным украшением (Голубева Л.А., 1982, с. 119–121).
К числу нагрудных украшений X в. следует отнести немногочисленные находки полых бронзовых уточек с поперечными петлями и напаянными жгутами на тулове, имитирующими крылья. Эти подвески из Веселовского могильника интересны тем, что продолжают эволюцию полых подвесок-уточек окских могильников VII в. (Голубева Л.А., 1979б, c. 17–21, табл. 4, 1, 2).
Распространенным украшением были браслеты (до 19 экземпляров в погребении), главным образом многогранные (табл. LI, 20, 22), пластинчатые (табл. LI, 24) — редки. Изредка встречались витые серебряные браслеты болгарского производства со вставками на концах. Среди перстней наибольшим количеством представлены щитковые усатые с валиком (табл. LI, 21). Спиральные перстни (табл. LI, 16) очень редки, а перстень с подвесками найден только один.
По погребениям XII–XIII вв. прослеживаются значительные изменения в женском уборе и составе украшений. Постепенно исчезают головная цепочка и повязка вместе с типично марийскими височными кольцами. Вместо них входят в употребление перстнеобразные или 2-3-бусинные (табл. LIII, 13).
По-прежнему часты гривны, но других, чем раньше, типов; проволочные одинарные или витые из трех прутьев, с завязанными или загнутыми крючком концами (табл. LIII, 3–6). В составе ожерелий, как и раньше, стеклянных бус меньше, чем металлических украшений; среди последних много славянских типов: лунниц и круглых ажурных крестовключенных подвесок, а также чепецких треугольных шумящих подвесок поздних типов (табл. LIII, 1, 10).
Среди нагрудных украшений появляются зооморфные подвески из Костромского Поволжья: стилизованные коньковые подвески (табл. LIII, 8), плоские литые подвески-птички с шумящими привесками, литые четырехногие коньки. Есть несколько плетеных коньков, мерянских.
Встречено много браслетов, среди которых преобладают орнаментированные пластинчатые округлоконечные; перстни главным образом рубчатые.
Мужская одежда состояла из льняной, шерстяной или меховой рубахи и кафтана, сшитого из телячьей или лосиной шкуры, который обязательно подпоясывался. В погребении 13 Веселовского могильника найдены кожаные пятипалые перчатки. Кожаная обувь украшалась бронзовыми шумящими привесками.
Наиболее распространенным бытовым предметом в погребениях мужчин являлись железные огнива. Древнейшим типом здесь, как и у других финских племен бассейна Волги, были пластинчатые. Известно огниво из погребения кузнеца Младшего Ахмыловского могильника (табл. XLIX, 14). В IX–XI вв. на рассматриваемой территории бытовали огнива разных типов, широко известные как в Западной, так и в Восточной Европе: калачевидные с язычком, овальные, шестиугольные. В XII–XIII вв. они сменяются овально-удлиненными огнивами с закругленными расширениями прорезей и с зубчатой прорезью (табл. LIII, 26–28) — типами, хорошо известными у славян.
В X — первой половине XI в. марийцы пользовались стальными огнивами с бронзовой рукоятью. Такие огнива, будучи предметом международной торговли, известны по всему северу Европы. Одним из крупнейших центров их производства являлось Верхнее Прикамье (Голубева Л.А., 1964б, с. 115–132). Тот факт, что у марийцев больше, чем у кого-либо из других финно-угров бассейна Волги, получили распространение огнива с бронзовыми рукоятями, вероятно, следует объяснять территориальной близостью с Прикамьем. Примечательно также, что эти огнива, являвшиеся повсеместно принадлежностью мужчин-воинов, у марийцев найдены и в женских погребениях.
На табл. LIV воспроизведено 16 огнив из марийских могильников. 12 из них изданы Г.А. Архиповым (Архипов Г.А., 1973, рис. 70, 1-12). Другие найдены в 1980 г. при раскопках Дубовского могильника (Архипов Г.А., 1984, рис. 23, 1–7). Находки 1980 г. не только пополнили марийскую коллекцию огнив, но и обогатили ее новыми вариантами, а также двумя новыми типами. Так, к огнивам I группы, рукоять которых изображает одно животное или схематизированный его образ, прибавились два новых экземпляра, дополняющих 1 и 2 типы.
Новый тип в этой же группе представляет огниво из погребения 55 Дубовского могильника, на рукояти которого изображен зверь, обернувшийся назад и кусающий собственный хвост (табл. LIV, 2). Облик зверя весьма условен и занимает промежуточное место между зооморфными изображениями (горный козел и барс) на рукоятях 3-го и 4-го типов огнив I группы (Голубева Л.А., 1964б, рис. 2).
Огнива II группы, представляющие стилизованные изображения двух противосмотрящих звериных голов с длинными шеями и раскрытыми пастями — второй вариант 4-го типа и тип 5 (табл. XLIV, 1, 4, 7, 11), так же, как и огниво типа 7, на рукояти которого представлены две птицы (табл. LIV, 8), даны по публикации Г.А. Архипова.
На рукояти огнива III группы изображен мужчина между двумя птицами (табл. LIV, 12). Огниво происходит из погребения 4 «Черемисского кладбища» (раскопки В.И. Каменского). Сюжет рукояти огнива истолковывался различно. Л.А. Голубевой он объяснен как сцена вознесения на небо Александра Македонского двумя грифами (Голубева Л.А., 1964б, с. 129, 130). Г.Ф. Корзухина увидела в этой композиции иллюстрацию к тексту «Младшей Эдды» о боге Одине и ручных воронах, сидящих у него на плечах (Корзухина Г.Ф., 1977, с. 156–162). Гипотеза эта весьма правдоподобна. К сожалению, ни одного огнива с этим сюжетом в Скандинавии или Финляндии не найдено. В Прикамье известно девять таких огнив, и одно найдено в дружинном кургане X в. в Киеве.
IV группа огнив — два всадника, едущих в разные стороны, — представлена четырьмя экземплярами (два — находки 1980 г.). Многочисленные огнива данной группы из Среднего Поволжья и Прикамья представляют собой, за редким исключением (табл. LIV, 16), искаженные отливки, почти утратившие сходство с оригиналом. Так, Г.А. Архипов принял рисунок рукояти огнива из погребения 16 Веселовского могильника (табл. LIV, 13) за изображение «двух водоплавающих птиц, расположенных головами в разные стороны». Самые четкие изображения всадников имеются на огнивах из Финляндии, Норвегии, Швеции. Находки огнив IV группы из этих стран и количественно преобладают. Огнива из могильника Луистари (Западная Финляндия) оказались и самыми ранними — начало X в. (Лехтосало Хиландер П.-Л., 1979, с. 88). Из всех огнив с фигурными бронзовыми рукоятями только огнива IV группы, вероятно, первоначально производились в Финляндии. Их изготовление в Прикамье по привозным образцам относится к X — первой половине XI в.
Еще один новый тип огнив представлен находкой 1981 г. в Дубовском могильнике. В качестве рукояти огнива использована бронзовая коньковая подвеска из Прикамья (Архипов Г.А., 1984, рис. 23, 7).
Универсальным орудием марийцев были топоры. Древнейшими являются втульчатые (табл. LII, 22–25), которые продолжали бытовать и в X–XI вв. В это время они сосуществуют с проушными топорами (табл. LII, 20, 26). По форме обуха и лезвия различаются клиновидные топоры с двумя парами щековиц (табл. LII, 11, 19) и лопастные (табл. LII, 12, 13). Последние наиболее распространены и в позднейшее время. Лопастные топоры по форме выемки и наличию молоточковидного выступа на обушке делятся на несколько типов. Г.А. Архипов полагает, что для марийцев наиболее характерны лопастные топоры с округлыми щековицами и небольшим молоточкообразным выступом (Архипов Г.А., 1973, с. 45).
