Интереснейшими работами, обобщившими все данные по рязанско-окским могильникам, являются исследования П.П. Ефименко (Ефименко П.П., 1926, с. 59–84; 1937, с. 39–56). На основе анализа вещевого инвентаря и корреляционных таблиц он дифференцировал погребения рязанско-окских могильников на пять последовательных хронологических стадий, начиная с конца I–II в. н. э. до VII в. включительно.
А.П. Смирнов рассматривал материалы рязанско-окских могильников и хронологию их в общем обзоре поволжско-финских древностей бассейна Оки (Смирнов А.П., 1952, с. 111–144). Исследователь согласился с их датировкой, предложенной П.П. Ефименко, и полагал, что нет оснований выделять рязанско-окские могильники в особую группу к «будет более правильно отнести все эти могильники к мещере» (Смирнов А.П., 1952, с. 144).
В обзорах рязанско-окских древностей, написанных А.Л. Монгайтом, серьезно оспорена верхняя дата функционирования этих могильников. Отмечая наличие в отдельных погребениях предметов, несомненно существовавших позже VII в., исследователь считал возможным вслед за А.А. Спицыным датировать наиболее поздние захоронения VIII–X вв. (Монгайт А.Л., 1953, с. 166, 167; 1961, с. 76, 78).
Вопрос о хронологии рязанско-окских могильников позднее был затронут в статье А.К. Амброза (Амброз А.К., 1971б, с. 112–115). Он попытался разработать новую периодизацию древностей обширного ареала рязанско-мордовских могильников. Наиболее ранние погребения рязанско-окских могильников, по А.К. Амброзу, относятся к этапу II, датируемому V в. Новые исследования Шатрищенского могильника показали, что захоронения в нем совершались с V по первую половину VIII в. (Кравченко Т.А., 1974, с. 120).
Могильники рязанско-окского типа в большинстве случаев насчитывают по нескольку сотен погребений. Могильные ямы прямоугольные в плане (с округленными углами), корытообразные внизу. Размеры их 1,8–2,3×0,4–1,1 м при глубине 0,3–1,3 м. Расположение ям бессистемное, но на отдельных участках зафиксированы ряды могил.
Выделяются четыре типа захоронений: трупоположения в ямах (они составляют абсолютное большинство во всех могильниках), погребения отдельных черепов, трупоположения и кенотафы.
Анализ особенностей погребальной обрядности и вещевых инвентарей показывает неоднородность культуры населения, оставившего рязанско-окские могильники (Седов В.В., 1966а, с. 86–104). Для выделения отдельных культурно-этнических компонентов в рассматриваемых древностях наиболее интересным оказывается Борковский могильник.
Расположен этот памятник на окраине г. Рязани, на левом берегу р. Трубеж, недалеко от места ее впадения в Оку. Захоронения Борковского могильника располагались на двух холмах — Придорожном и Жемчужном, — отстоящих один от другого на 120–130 м. А.И. Черепнин при издании материалов раскопок исходил из положения, что погребения на этих двух холмах составляли единый могильник. Согласно корреляционной таблице, приложенной к работе П.П. Ефименко (Ефименко П.П., 1926), Придорожный и Жемчужный бугры использовались для захоронений умерших в одно и то же время, что существенно, чтобы не принимать обнаруживаемые различия за хронологические.
Заметные различия между захоронениями на Придорожном и Жемчужном буграх Борковского могильника прежде всего проявляются в ориентировке трупоположений. Так, на Придорожном бугре всех мужчин хоронили головой на север, а на Жемчужном бугре для всех захоронений характерна восточная ориентировка. Что касается женских погребений Придорожного бугра, то среди них господствует меридиональное положение (13 из 17 погребений) и изредка встречается восточная ориентировка.
Сравнительное изучение меридиональных трупоположений и погребений с восточной ориентировкой обнаруживает заметное различие и в их погребальных инвентарях.
Детальный анализ взаимосвязи вещевых инвентарей с различными типами погребальной обрядности произведен в специальной работе (Седов В.В., 1966, с. 89–92). В результате выявляется, что для меридиональных трупоположений характерны следующие вещи (табл. XXXIX). Шумящие привески различных типов, которые входили в состав ожерелий, нагрудных, головных и поясных украшений (табл. XXXIX, 1, 2, 4, 5, 9-12). Это характерная и самобытная категория женского наряда всех средневековых финских племен Среднего Поволжья. Подковообразные застежки с концами в виде трубочек, подобные которым получили широкое распространение в мордовских памятниках VII–XI вв. и явились прототипами мокшанских сюльгам XI–XIV вв. Толстопроволочные шейные гривны с крючком на одном конце и расплющенной петлей на другом (табл. XXXIX, 6–8). Круглопроволочные или узкопластинчатые браслеты с расплющенными и срезанными под углом концами (табл. XXXIX, 21), подобные им являются типичными и весьма распространенными в мордовских древностях VII–VIII вв. Синие гранчатые бусы (табл. XXXIX, 13), поясные бляшки южного происхождения (табл. XXXIX, 16–20), пламевидные наконечники копий, наконечники стрел (табл. XXXIX, 15).
Характерным для рассматриваемых трупоположений является постановка глиняных сосудов у головы погребенного. Положение умерших головой на север (или на юг) — обычай, типичный в лесной зоне Восточной Европы исключительно для финно-угорского населения. Такая обрядность получила распространение на обширной территории расселения финно-угорских племен от Прибалтики на западе до Урала на востоке. Обычай погребения умерших в меридиональном направлении тесно связан с финно-угорскими мифологическими представлениями и удерживался у некоторых поволжско-финских народностей до XVII–XVIII вв. В памятниках древней мордвы эта обрядность определенно выявляется в первой половине I тысячелетия н. э.
Таким образом, погребения Борковского могильника, ориентированные на север (реже — на юг), и по ритуалу, и по вещевым инвентарям следует отнести к местному финно-угорскому населению.
Характерным для трупоположений с восточной ориентировкой является совершенно иной набор инвентаря (табл. XL).
Подковообразные застежки с завернутыми концами (табл. XL, 2, 6, 7). Эти предметы самых разнообразных типов принадлежали к числу излюбленных украшений балтских племен, начиная с раннего железного века, и известны в отдельных местах до XIX в. Подковообразные застежки с завернутыми концами, аналогичные украшениям рязанско-окских могильников, в могильниках и на поселениях Прибалтики весьма многочисленны. Есть такие находки и в памятниках верхнеднепровских балтов (Третьяков П.Н., Шмидт Е.А., 1963, рис. 4, 22; 11).
Браслеты со змееголовыми концами (табл. XL, 12). Поиски аналогий им уводят в Прибалтику, где распространение украшений, оформленных змеиными головами, связано с бытованием у древних балтов культа змеи.
Браслеты, сделанные из толстого дрота и имеющие утолщенно-конические концы (табл. XL, 15). Ареалы этих украшений находятся западнее и юго-западнее среднего течения Оки. В древностях балтов такие браслеты распространены во второй и третьей четвертях I тысячелетия н. э. (Moora H., 1929; taf. XXVI, 2, 6; 1938, fig. 60, s. 430; LLM, 1958, 272, 348–353 pav.). Такие же по форме, но менее массивные браслеты известны в памятниках юга Восточно-Европейской равнины.
Арбалетные фибулы (табл. XL, 1), найденные в Борковском и других рязанско-окских могильниках, имеют ближайшие аналогии в западных районах Волго-Окского междуречья и на Смоленщине, в Прибалтике и в южных районах Восточной Европы.
Крестовидные фибулы (табл. XL, 3) рязанско-окских могильников (кроме Борковского, они встречены в Кузьминском, Курманском, Дубровском и Польновском могильниках) опять-таки уводят к балтским древностям запада Волго-Окского междуречья (Плетнев В.А., 1903, с. 167; Третьяков П.Н., 1941а, с. 80, 82, рис. 46).
К украшениям, сближающим рязанско-окские могильники с памятниками верхнеокских балтов, принадлежат и своеобразные умбоновидные привески (табл. XL, 11). Они найдены на городищах Федяшевском, Барвихинском, Троицком, Подмокловском, Круглица, на селищах Калашинском и Заречском в бассейне р. Угры. В рязанско-окских могильниках эти украшения использовались иногда как бляшки и в некоторых случаях (например, в Дубровичском могильнике) были снабжены бутылочными привесками.
