Погребения с трупосожжениями, как отмечалось, связаны, вероятно, с особой социальной группой наиболее выдающихся воинов-богатырей. Кремация производилась на стороне. Раскаленные остатки погребального костра ссыпались в могильную яму, которая по форме и размерам была близка ямам с ингумациями, и в ней же сжигали одежду и инвентарь покойника. Вещи в могилах лежат в беспорядке в слое золы и обожженного песка толщиной обычно в 8-12 см., а иногда до 30 см.
Инвентарь трупосожжений представлен оружием, конским снаряжением (удилами, пряжками, бляшками), оружиями труда (ножами, топорами-теслами), частями поясных наборов, украшениями, зоо- и антропоморфными изображениями, керамикой. В этих погребениях богаче представлено оружие: палаши, слабоизогнутые сабли, железные наконечники стрел. Оружие подвергалось порче — палаши и сабли согнуты пополам (табл. XCVI, 37, 38).
Известны поминальные курганы-кенотафы (Тимирязевский I, Коларовский могильники), содержавшие отдельные предметы (керамику или бронзовые вещи) в насыпи, там, где должно быть захоронение (Плетнева Л.М., 1976а, с. 123; 1979б, с. 265).
По мнению Л.А. Чиндиной (Чиндина Л.А., 1977, с. 97, 98), с фиктивными захоронениями в могильнике Релка, возможно, связаны расположенные в насыпях курганов скопления вещей, состоящие из керамики, орудий труда и оружия (топоров-тесел, ножей, удил, наконечников стрел) или их миниатюрных моделей, антропо- и зооморфных изображений. Это предположение не лишено оснований, поскольку состав вещей в таких скоплениях идентичен набору инвентаря в погребениях.
Подобные скопления вещей отмечены также в памятниках Притомья, например, в Тимирязевском I могильнике (Плетнева Л.М., 1976а, с. 124, 125). При этом предметы или их миниатюрные модели часто укладывали в сосуды. Часть предметов лежала рядом с сосудами. В Притомье сосуды с предметами обнаружены как в курганах с погребениями, так и в номинальных курганах-кенотафах. В насыпях некоторых курганов они были поставлены кверху дном (Тимирязевский I могильник, курганы 4, 5, 32). Часть сосудов изготовлена специально для захоронения. Они небольшие, рыхлые по структуре и не имеют следов употребления.
Жертвенные места представлены Айдашинской пещерой (ОАК за 1897 г., с. 53, рис. 146, 147, 149; ОАК за 1898 г., с. 138, рис. 280; Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н., 1980), Ишимским (Ермолаев А., 1914) и Елыкаевским (Могильников В.А., 1968а, с. 263–268) «кладами», комплексом вещей с Лысой Горы (ОАК за 1892 г., с. 71–73). Все они расположены в южной части ареала релкинской культуры, в пограничье лесостепи. Специфика этого рода культовых памятников плохо исследована. Раскопки проведены только в Айдашинской пещере, но и они фактически свелись к выемке вещей из культурного слоя, неоднократно перерытого кладоискателями. Стратиграфия и взаимное расположение вещей остаются неясными.
Жертвенные места почитались, видимо, длительное время. Происходящие с них значительные коллекции предметов, состоящие из оружия, украшений и атрибутов культа, относятся к различным эпохам, преимущественно к раннему железному веку и второй половине I тысячелетия н. э. Состав этих комплексов напоминает наборы предметов в культовых местах обских угров (Могильников В.А., 1968, с. 268). Наиболее продолжительный период почиталась Айдашинская пещера. В.Н. Чернецов (Чернецов В.Н., 1953а, с. 171–173), рассматривая ее как жертвенное место, считал, что пещера посещалась длительное время во второй половине I тысячелетия до н. э. и, возможно, до первых веков нашей эры. После перерыва пещера вновь использовалась как культовое место в конце I тысячелетия н. э. Привлекая новый материал, В.И. Молодин и другие (Молодин В.И., Соболев В.И., Елагин В.С., 1980, с. 85–94) полагают, что эта пещера служила жертвенным местом с эпохи неолита до начала II тысячелетия н. э. с некоторым перерывом в эпоху бронзы. При этом следует подчеркнуть, что наиболее активно она посещалась в раннем железном веке носителями кулайской культуры, генетически предшествующей релкинской.
Комплекс вещей Елыкаевского клада относится в основном к VII–VIII вв., определяя время функционирования святилища. Имеющиеся здесь предметы раннего железного века могут расцениваться как антиквариат, обычный для обско-угорских святилищ (Могильников В.А., 1968а, с. 268).
Орудия релкинской культуры представлены ножами, топорами-теслами, мотыжками, кузнечными клещами, пряслицами. Ножи трех типов. Первый тип — довольно крупные ножи (длиной 10–15 см) с горбатой спинкой, прямым лезвием с односторонней заточкой и желобком типа дола с одной стороны (табл. XCVI, 45). Иногда такие ножи снабжены прямым металлическим перекрестьем (ЗРАО, 1899, табл. IV, 7). Эти ножи, удобные для работы по дереву (Чернецов В.Н., 1953в, с. 230), находят в мужских погребениях. Подобные орудия были широко распространены в памятниках Южной Сибири IV–VIII вв. н. э. (Грязнов М.П., 1956, табл. XXXII, 1, 22; Кызласов Л.Р., 1960, табл. 4; Гаврилова А.А., 1965, рис. 3, 7). Второй тип характеризуется небольшими ножами (длиной 7-10 см) с прямой или слабо выгнутой спинкой (табл. XCVI, 42, 44), бытовавшими в Западной Сибири в I — начале II тысячелетия н. э. Они встречаются как в мужских, так и в женских могилах, а также в культурном слое поселений. Третий тип — ножи с вогнутой спинкой и выгнутым лезвием (табл. XCVI, 43). Они имели распространение в основном в памятниках второй и третьей четвертей I тысячелетия н. э. и к концу I тысячелетия н. э. в Западной Сибири вышли из употребления.
Для ношения ножей служили деревянные ножны с бронзовой или железной оковкой на заклепках (табл. XCVI, 31). К поясу ножны подвешивали на железных цепочках с восьмерковидными звеньями (табл. XCVI, 32, 33). Ножи затачивали на продолговатых сланцевых оселках (табл. XCVI, 36), которые носили, вероятно, в специальных сумочках или мешочках, подобных тюркским каптаргакам, что изображались на каменных изваяниях (Евтюхова Л.А., 1952, рис. 3, 3; 5, 1, 3; 12; 17, 2; 19; 31; 45; 46, 1; 47, 2; 49), поскольку сами оселки не имеют приспособлений для подвешивания.
Универсальными орудиями для рубки и обработки дерева, а возможно, и для разрыхления земли были втульчатые топоры-тесла (табл. XCVI, 40), широко известные в памятниках Западной Сибири I — первой половины II тысячелетия н. э. (Грязнов М.П., 1956, табл. LII, 17; LIV, 7; LVI, 10). Они встречаются в погребениях мужчин, женщин и детей, а также в культурном слое поселений; следовательно, этими орудиями пользовались все дееспособные члены общества. В могильнике Релка наряду с теслами обычной величины найдены миниатюрные экземпляры, сделанные из листа железа, которые имели культовое значение.
Для разрыхления земли применяли мотыжки или наральники с заостренным концом и несомкнутой втулкой для насада на деревянную рукоять (табл. XCVI, 39). Скорее всего, они служили орудиями собирательства: для выкапывания съедобных кореньев. По форме они напоминают обыл, использовавшийся шорцами для данных целей вплоть до начала XX в. (Потапов Л.П., 1936, с. 69, 70).
Орудием труда кузнецов были железные клещи, найденные в могильниках Архиерейская Заимка, Могильницком и Тимирязевском II (ЗРАО, 1899, табл. IV, 1; Плетнева Л.М., 1973, с. 96). Территориально наиболее близкой аналогией являются клещи из погребения IX–X вв. Редикарского могильника в Верхнем Прикамье (Лунегов И.А., 1955, рис. 47, 6). Правда, они несколько отличаются формой захвата.
Находки пряслиц в памятниках релкинской культуры малочисленны. Два пряслица найдены в могильнике Релка. Одно из них каменное, орнаментированное прорезными крестовидными и зигзагообразными фигурами (табл. XCVI, 35), другое костяное, трапециевидное в сечении (табл. XCVI, 27). Пряслица из песчаника обнаружены на поселении Кисловка II в Притомье (Плетнева Л.М., 1980, с. 225).
