В южных районах в ограниченных размерах, возможно, существовало земледелие. Бесспорных свидетельств этого не имеется. Косвенно о его бытовании говорит находка серпа на Мурлинском городище, где представлен комплекс материала, переходный от потчевашской к усть-ишимской культуре (Шемякина А.С., 1976, с. 190), а также отпечатки соломы в жилище Новоникольского I городища. На том же городище найдены жернова (Могильников В.А., 1968в, с. 290), но они, возможно, относятся к более позднему, татарскому слою.
Важную роль играла металлургия. Следы выплавки и ковки железа в виде шлаков, остатков металлургических горнов встречены на ряде поселений. На Новоникольском I городище выявлены остатки основания глинобитного горна диаметром 0,9 м (Могильников В.А., 1968б, с. 290). Глинобитные горны для выплавки железа открыты также на городище Кипо-Кулары (Коников Б.А., 1982, с. 11). Сырьем для получения железа служили местные болотные руды.
Бронзолитейное производство документировано находками на многих поселениях глиняных льячек (табл. LXXXIII, 36) и обломков тиглей, а в могильниках — вещами местного производства, отлитыми из белой и простой бронзы. Подобно керамике, льячки иногда украшены зубчатым орнаментом. Существовало литье в одно- и двусторонних формах, а также литье по модели с утратой формы. Об этом можно судить по облику готовых изделий, поскольку сами литейные формы на поселениях Прииртышья не встречены. Отливали главным образом украшения — бронзовые подвески, серьги, зоо- и антропоморфные изображения и, возможно, пряжки.
Широко было развито косторезное производство, о чем можно судить по находкам заготовок, а также многочисленных костяных изделий: наконечников стрел, проколок, клиньев, пряслиц, ножей. Костяные изделия частично заменяли металлические.
Ряд вещей попадал в результате обменных связей с соседями. В наибольшем числе представлены вещи южного и западного происхождения. О торговых взаимоотношениях с югом свидетельствуют находки костей верблюда на Новоникольском IV и Новоягодном I городищах (Могильников В.А., 1964в, с. 246), что, вероятно, говорит о зачатках караванной торговли, а также находки вещей в погребениях: это предметы вооружения (пластинчатые железные панцири, возможно, часть наконечников стрел), поясные наборы, металлическая гарнитура которых (бляшки, наконечники) украшена орнаментом, характерным для памятников IX–X вв. сросткинской и тюхтятской культур (Степи Евразии, 1981, рис. 26; 27; 33). Эквивалентом обмена с югом, очевидно, служили меха.
Целый ряд вещей имеет западное происхождение — прикамское, вычегодское, болгарское и славянское. Коньковые и другие шумящие привески прикамских типов встречены на городище Искер, в курганах Усть-Ишима, Аргаиза и других памятниках (Пигнатти В.Н., 1915, табл. V, 1; ОАК за 1909–1910 гг., с 230; ОАК за 1911 г., рис. 127). Вероятно, по прикамским образцам изготовляли в Обь-Иртышье кресала с бронзовыми зооморфными рукоятями (табл. LXXXI, 1–4). В Кипских курганах и других местах обнаружены арочные шумящие подвески вымских типов (Могильников В.А., 1973а, рис. 33, 2, 6). От болгар попадали, очевидно, преимущественно серебряные ювелирные изделия (украшенные сканью и зернью серебряные височные кольца и бусы), а также некоторые другие вещи (Могильников В.А., 1973а, рис. 33, 4, 5; Пигнатти В.Н., 1915, табл. IV, 10).
Западное происхождение имеют также, вероятно, боевые проушные топоры, встреченные в курганах Эбаргуля и Малой Тебенди (табл. LXXXIII, 40, 41), бусы и некоторые другие вещи (Могильников В.А., 1965, рис. 2, 9; 1969а, рис. 38, 8, 9). Подобные топоры известны в Прикамье (Оборин В.А., 1970, табл. 30, 5) и далее на юго-запад, в хазарском слое Саркела второй половины IX–X в. (Сорокин С.С., 1959, с. 142, рис. 4, 1).
К предметам славянского производства могут быть отнесены некоторые виды орудий труда и предметов быта, но преимущественно украшения. Славянскими являются частью железные ножи с уступом со стороны спинки, калачевидные и двулезвийные кресала, грушевидные и шаровидные бубенчики с прорезью, бусы и, видимо, некоторые другие вещи.
Вероятно, существовало два пути проникновения западных вещей в Прииртышье. Один из них шел из Прикамья через Средний Урал и далее по системам рек бассейнов Туры и Тавды выходил на Тобол и Иртыш. Этим путем, надо полагать, попадали прикамские, болгарские и, может быть, отчасти русские вещи. Позднее тем же путем воспользовался Ермак при своем походе в Сибирь. Второй путь шел по Вычегде на Печору, потом через Северный Урал на Нижнюю Обь, а затем уже вверх по Оби на Иртыш. Учитывая направления походов новгородцев в «Югру», надо полагать, что это был основной путь попадания за Урал древнерусских вещей, а также предметов вымской культуры. Активизация контактов падает на XI–XIII вв. К тому времени относится большинство обнаруженных за Уралом древнерусских вещей. Тот же период отмечен усилением политической активности Новгорода в северных владениях и неоднократными походами новгородцев в «Югру», засвидетельствованными в летописях (Новгородская летопись, 1950, с. 40, 41, 229).
Восточные контакты в материалах усть-ишимской культуры менее выражены. К концу I тысячелетия н. э. относится продвижение хантов из Прииртышья в Васюганье, что констатируется керамикой городища Тух-Эмтор IV в верховьях Васюгана (Кирюшин Ю.Ф., 1976, табл. IX; X), подобной посуде усть-ишимской культуры. Оно привело к оттеснению самодийского населения с Васюгана на восток и юго-восток. Этот процесс отражен в топонимии Нарымского Приобья перекрыванием более ранних самодийских гидронимов хантыйскими (Калинина Л.И., 1959; 1961). В древнеселькупском Тискинском могильнике (Нарымское Приобье) встречены бронзовые лапчатые и колоколовидные подвески, а также пуговицы, известные с памятников усть-ишимской культуры и кинтусовского этапа нижнеобской культуры начала II тысячелетия н. э. (Боброва А.И., 1982, рис. 5, 7, 6, 8-13), которые попали туда, очевидно, от хантыйского населения Сургутского Приобья.
Усть-ишимская культура по облику керамики, местных типов украшений, зоо- и антропоморфным изображениям, мелкой глиняной пластике близка нижнеобской культуре памятников кинтусовского этапа. Это говорит о родстве населения, оставившего памятники обеих культур. Отличительные особенности усть-ишимской культуры, выражающиеся в курганном обряде погребения, большей роли скотоводства в хозяйстве, возможном наличии земледелия и некоторых других факторах, определялись в основном экологическими условиями, которые создавали базу для формирования на юге более развитого хозяйственно-культурного типа, сочетавшего производящие и присваивающие отрасли хозяйства. Усть-ишимская культура оставлена, очевидно, южной группой иртышских хантов, в то время как памятники кинтусовской группы принадлежали предкам северных, обских хантов (Могильников В.А., 1968в, с. 291).
На юге ханты Прииртышья контактировали в IX–XII вв. с тюркоязычным населением и подвергшимися в лесостепи тюркизации группами угров. В это время отдельные группы тюрок проникают в Тарское Прииртышье, о чем свидетельствуют погребение 6 Мурлинского II могильника, содержавшее захоронение человека с конем (Шемякина А.С., 1973, с. 113), и курган 1 Алексеевского могильника, где вместе с человеком были положены голова и конечности (чучело?) лошади (Могильников В.А., 1972а, с. 280). В это погребение был поставлен сосуд с гребенчатым орнаментом, характерный для усть-ишимской культуры. В кургане 6 могильника Кип конь был уложен поверх захоронения человека. Все это свидетельствует о начавшемся в Тарском Прииртышье и распространявшемся к северу процессе смешения угорского, южнохантыйского и продвигавшегося с юга тюркского населения. Однако на большей части своего ареала носители усть-ишимской культуры сохраняли свою самобытность. С XIII в. начинается активная тюркизация хантыйского населения лесного Прииртышья. Формируются различные группы иртышских татар (тарских, тевризских, тобольских) в результате продвижения к северу тюркских этнических групп, частично ассимилировавших, а частично оттеснивших в более глухие таежные районы проживавшее ранее по Иртышу хантыйское население. Потомки последнего до недавнего времени проживали в верховьях правобережных таежных притоков Иртыша и в низовьях Иртыша к северу от Тобольска (Балкашин М.И., 1911, с. 6, 7; Народы Сибири, 1956, с. 570; Историко-этнографический атлас Сибири, 1961, с. 7).
