— Я закурю, — ответил Ямун, и его голос прозвучал немного глухо. Взяв трубку, он раскурил ее и сделал несколько длинных затяжек, наслаждаясь острым вкусом экзотического табака. Коджа вознес безмолвную молитву Десяти Тысячам Защитных Образов Фуро. В задней части юрты принц снова расслабил свою позу.

— До вас, без сомнения, доходили дурные слухи, — наконец, сказал Ямун. — Слухи о том, что неких убийц послали убить меня. Итак, без сомнения, вы поспешили сюда, чтобы доказать себе, насколько ошибочны были эти слухи.

Баялун внимательно изучала кахана, пытаясь понять, не был ли его образ какой-то иллюзией, созданной священником. В то же время она быстро проверила заклинания, которые у нее были готовы, на случай, если будут еще сюрпризы.

— К сожалению, в слухах есть доля правды. Пусть охранники принесут тело, — приказал Ямун Сечену. Высокий парень покинул свою позицию и вышел из юрты. Ямун продолжил: — Вчера, во время битвы, некое существо пыталось убить меня. Это не удалось, потому что мой анда... При этих словах кахан склонил голову в сторону священника. — Он сражался, чтобы защитить меня. Давайте выпьем за его удачу. Слабым взмахом он велел слугам принести ковши черного кумыса. Дрожащими руками он поднес ковш к губам и запрокинул голову, чтобы отпить.

Когда он пил, его лицо вышло из тени. Баялун ясно увидела мертвенный цвет его щек, которые блестели от холодного пота —  от простого усилия сидеть.

Чанар сидел прямо, как шомпол, его жесткие, прищуренные глаза были устремлены на ламу. Остальные подняли свои ковши и пригубили напиток. Генерал, однако, сидел неподвижно, отказываясь отдавать честь священнику.

Когда группа закончила тост, Сечен осторожно кашлянул из-за двери. Ямун призвал его к действию, и все повернулись, чтобы посмотреть, как огромный Кашик открыл дверную створку. Там, завернутое в только что разделанную конскую шкуру, лежало тело «ху сянь». Охранники держали его прямо за дверью, чтобы он не загрязнил юрту хана. Даже зная, кем или чем было тело, Коджа обнаружил, что существо трудно идентифицировать. Его мех уже потерял тот блеск, которым обладал при жизни. Рана в его груди была грубо закрыта, но разложение не прекратилось.

Баялун мельком взглянула на тело, ровно настолько, чтобы убедиться, что это был убийца Шу, которого предоставил мандарин. Это только подтвердило то, чего Мать теперь ожидала, поэтому она легко скрыла те немногие эмоции, которые вызвал вид этого тела. Мать Баялун была разочарована. Она ожидала гораздо большего от великой империи Шу Лунг. Их символ поддержки, убийца-одиночка, потерпел неудачу. Теперь ей придется надавить на них, требуя большего прилежания.

Чанар, с другой стороны, смотрел на эту штуку с отвращением и восхищением. Он никогда не видел такого существа. Его не удивило, что Баялун использовала зверей, а не людей. Теперь он мог понять, почему ее планы провалились, поскольку она полагалась на таких существ.

— Также ходят слухи, — тонко сказал Ямун, прерывая созерцание тела, — что ты, Мать, каким-то образом ответственна за это. Он сделал паузу. Неосознанно кахан легонько подергал себя за усы, при этом его тело наклонилось вперед. — Конечно, это неправда. Тем не менее, если бы ты поклялась в верности своему кахану, это положило бы конец этим слухам.

Баялун холодно посмотрела на своего пасынка. Ледяным, размеренным тоном она сказала: — Ты бы заставил свою мать и свою жену поклясться тебе? Люди скажут, что у тебя нет морали из-за этого извращения.

— Люди будут говорить о тебе хуже, если ты откажешься! — рявкнул Ямун, внезапно обнаружив удивительную силу. — Услышат ли ханы, как ты боишься гнева Тейласа? Ямун снова уперся руками в колени.

Баялун поняла, что она осталась одна. Чанар не мог и не захотел прийти ей на помощь, не вызвав подозрений. Женщина с горечью согласилась. — Никогда прежде в нашей истории кахан не осмеливался требовать этого от своей хадун. Пусть Тейлас сочтет это оскорбительным для себя!  Она отвернулась и плюнула на ковры.

—Тейлас может сделать из этого все, что захочет. А теперь произнеси клятву, — скомандовал Ямун. По его тону было ясно, что он больше не потерпит споров.

Баялун пристально посмотрела на своего мужа, взвешивая свой выбор. Она могла слышать, как скрипят его доспехи в такт его затрудненному дыханию. Наконец, она склонилась перед каханом. Уткнувшись лицом в ковры, она произнесла древние слова.

— Даже если у твоих потомков будет только кусочек мяса, брошенный на траву, который не съедят даже вороны; даже если у твоих потомков будет только кусочек жира, который не съедят даже собаки; даже тогда моя семья будет служить тебе. Никогда мы не поднимем знамя другого человека, чтобы сесть на трон.

— Как это слышит кахан, Прославленный Император Туйгана, так это слышит и Тейлас, — пробормотал Ямун в ответ. Его тело слегка опустилось, когда он произносил эти слова. — Теперь, дорогая Баялун, ты устала. Эта аудиенция окончена.

Сгорая от унижения, хадун с трудом поднялась с пола, опираясь на свой посох. Пренебрегая традиционными формальностями ухода, она выбежала из юрты, отогнав стражников несколькими сильными ударами своего крепкого деревянного посоха.

— Чанар, ты останься. У меня есть к тебе вопросы, — приказал кахан, когда генерал встал, чтобы уйти. Чанар замер, на мгновение запаниковал, а затем медленно сел обратно. Он огляделся, гадая, не собирается ли аудитория превратиться в какую-нибудь ловушку.

Ямун намеренно позволил Чанару сидеть и ждать. Как раз в тот момент, когда Коджа решил, что кахан потерял сознание внутри своих доспехов, Ямун заговорил. — Генерал Чанар, мой анда, почему ты не в Семфаре, консультируя Хубадая? В конце он позволил своему голосу затихнуть.

— Я был болен и не мог путешествовать, — сухо ответил Чанар. Он очень осторожно положил руки перед собой. — Я отправил гонцов, сообщить тебе о моей болезни.

— Ты мог бы поехать в повозке, или ты был слишком болен, чтобы вообще путешествовать? — спросил Ямун.

— Я не старик, — Чанар внезапно остановился и бросил быстрый взгляд на Гоюка. Обычно приятная улыбка хана была затуманенной и мрачной. — Я не женщина, — снова начал Чанар, — которая не умеет ездить верхом. Доблестные люди не идут в бой за быками. Я не мог сражаться из повозки.

— Это правда, что воин должен ехать в бой верхом, — согласился Ямун. — Я рад видеть, что ты чувствуешь себя намного лучше. Теперь, когда ты в порядке, зачем ты пришел сюда?

Опасаясь маневров кахана, генерал тщательно подбирал слова. Он посмотрел в пол с притворным смирением.

— Хадун заподозрила, что тебя постигла злая судьба, и я пришел узнать правду. Я не мог позволить хадун путешествовать без надлежащей охраны.

Металл заскрежетал по дереву, когда кахан подвинулся на своем сиденье. — Итак, ты пришел ради моей матери. Запомните это, ханы, — сказал Ямун громче, обращаясь к Гоюку и Джаду. — Генерал Чанар показал нам, как правильно поступать. Это правильно, что я выбрал двух достойных анда — воина и ламу. Давайте выпьем за их здоровье.

Были выпит кумыс и произнесены дополнительные тосты. В это время Коджа старался вести себя тихо и избегать внимания Чанара. Невозможно было неправильно истолковать сердитые взгляды, которые генерал бросал на него после каждого ковша кисломолочного напитка. Коджа также видел, что Ямун слабеет, ковш дрожал немного сильнее каждый раз, когда кахан подносил его к губам.

— Ямун, — наконец позвал священник, — Чанар наверняка устал от сегодняшнего путешествия. Однако он слишком благороден, чтобы жаловаться, поэтому позволь мне говорить за него и попросить, чтобы эта аудиенция закончилась.

Кахан повернулся к Кодже, собираясь наброситься на священника за такую дерзость, когда внезапно осознал мудрость слов ламы. Повернувшись к Чанару, он поднял одну руку, чтобы отправить слуг на их места. — Мой анда, Коджа, мудр. Я слишком долго тебя задержал, Чанар Онг Кхо. Аудиенция окончена, и ты можешь уходить.

Военачальник сидел, раскрыв рот, затем с грохотом швырнул ковш через всю юрту, разбрызгивая кумыс по коврам. — Он говорит не от моего имени! Мне не нужно, чтобы кто-то говорил за меня. Я твой анда! — крикнул он. Не дожидаясь ответа, Чанар выбежал из юрты, яростно расталкивая стражников у двери со своего пути.