— Они любят меня, — ответил он. — Они доверяют мне.

— Лучше бы ты был прав. Хадун пересекла юрту и откинула дверной клапан — явный сигнал Чанару уходить. Он слегка поклонился ей и вышел за дверь.

После того, как Чанар ушел, Баялун закрыла полог и опустилась на колени возле жаровни. В последний раз, оглядевшись вокруг, она убедилась, что была одна. Колдунья быстро прошептала несколько мистических слов и бросила горсть благовоний на угли. Порошок быстро сгорел, превратившись в пьянящее облако белого дыма. Дым поднимался, клубясь и уплотняясь. Постепенно он сформировался в лицо мужчины с чертами Шу, красивого, с пристальными темными глазами.

— Приветствую хадун народа Туйган, — произнесло лицо шепчущим, глухим голосом. Слова были произнесены на безупречном Туйганском, хотя и окрашены отчетливым акцентом Шу.

— Приветствую Государственного Министра, — ответила Баялун. — Пусть он живет вечно.

Лицо улыбалось, дым рассеивался в уголках рта. — Все ли хорошо? — спросил он, клубы дыма вырывались из его рта с каждым словом.

— Кахан повержен, — злорадно ответила Баялун. — Это случилось в бою. Скоро здесь будет новый кахан. Она решительно постучала посохом по полу.

— Никто не подозревает о нашем участии? — спросила форма  мягкими словами.

— Не волнуйтесь, мандарин. Никто не знает, что ваша империя послала убийцу. Баялун усмехнулась над пугливой осторожностью мандарина.

Дымчатое лицо проигнорировало ее тон. — Это печально для вашего народа. Конечно, никто из избранных в качестве нового кахана не может надеяться сравниться с блистательной славой Кахана Ямуна. Новому кахану понадобится много советников и ученых людей, которые помогли бы ему пережить эти трудные времена. Лицо становилось все более расплывчатым, поскольку из его ноздрей и ушей валил дым.

— И, конечно же, Шу Лунг предложит их, — отметила Баялун. — Помните также, что новому кахану также понадобятся дружелюбные, услужливые соседи — и заверения в их доброй воле.

— Мы уже решили, какие подарки будут отправлены, Хадун, — строго сказал министр. — Вы пытаетесь пересмотреть условия? Многие из ваших людей разозлились бы, если бы узнали, что вы сделали.

Лицо Баялун слегка побагровело. — Вместо этого они могли бы обвинить Шу Лунг, — огрызнулась она в ответ. — Кахан, любой кахан, опасен для вас, если все племена последуют за ним.

— Это правда. Тогда мы прекрасно понимаем, друг друга, — еле слышно сказало лицо. — Теперь пришло время  мне... Последние слова растворились в тишине, и задымленное лицо превратилось всего лишь в бесформенную массу.

Встав, Баялун взмахнула своим посохом сквозь пары, чтобы разогнать облако. Для этого не было особой причины, но она чувствовала себя сильной, делая это. Двигаясь скованно — ее артрит снова обострился, она пересекла юрту и открыла дверной клапан, чтобы впустить прохладный утренний воздух. Луч солнечного света озарил помещение. Поскольку ей ничего не оставалось делать, кроме как ждать, она сидела в его приятном тепле и отдыхала.

— «Сегодня был хороший день», — размышляла она. Казалось, все шло так, как она планировала. Была только одна незначительная проблема. Ни «ху сянь», ни ее волшебник ничего не сообщили. У Афрасиба был строгий приказ держать ее в курсе. Это было не похоже на него — забывать ее приказы. Обычно он был таким прилежным и внимательным.

Тем не менее, отсутствие сообщения Афрасиба было лишь незначительной проблемой. Скорее всего, у волшебника не было возможности связаться с ней с помощью своих заклинаний. Кроме того, все, что действительно имело значение, это то, что Ямун, ее пасынок, был мертв. Теперь хадун должна посадить Чанара на трон, прежде чем какие-либо соперники смогут бросить ему вызов. Как только Чанар станет каханом, она будет править Туйганом через него.

*****

В палатке Ямуна трое заговорщиков — Коджа, Джад и Гоюк, вертелись вокруг постели больного кахана. Военачальник едва пришел в себя. Его лицо было бледно-серым с легким оттенком синевы. Его дыхание вырывалось тяжелыми вздохами, с хрипом вдыхая и выдыхая. Влажная пленка пота стекала по его выбритой тонзуре. Его косы, которые обычно свисали с висков, были распущены, и седеющие рыжие волосы рассыпались по вышитой подушке. Его веки были чуть приоткрыты.

Джад отвел священника в сторону, подальше от слуха Ямуна. — Ты говорил, что ему станет лучше, — прошептал принц. В словах Джада был оттенок угрозы, возможно, подпитываемый отчаянием.

Коджа нервно сглотнул. — Он пережил ночь, Лорд Джадаран. Это была первая борьба.

— Тогда почему ему не стало лучше? — потребовал Джад, прижимая священника  к стене.

— Я… я не знаю, — слабо запротестовал Коджа. Он подавил дрожь, которая начала охватывать его, вызванная страхом и изнеможением. В течение двух дней священник спал не более часа. Судя по внешнему виду Джада — с ввалившимися глазами и изможденный — принц отдохнул не лучше.

— Ты не знаешь! — огрызнулся Джад в отчаянии, ударив кулаком по покрытой ковром стене рядом с Коджей. — Что ты знаешь?

— Лорд Джадаран,— твердо сказал Коджа, его терпение иссякло, — я не эксперт в ядах. Я закрыл раны кахана и ослабил действие яда. Я сделал все, что мог, спасибо всемогущему Фуро. Я больше ничего не могу сделать. Его жизнь лежит на весах Ли Пея.

— Ли Пея? — спросил Гоюк, уловив только  конец разговора.

— Это Строгий Судья, повелитель мертвых, который взвешивает карму людей.

— Звучит нехорошо, — прокомментировал Гоюк, качая головой.

— Так ты говоришь, что ты ничего не можешь сделать, священник? — спросил Джад, медленно осознавая, что события вышли из-под их контроля.

— Я ничего не могу сделать для кахана, — осторожно ответил Коджа, — но кое-что я все, же могу сделать.

— Что это? — спросил старый Гоюк.

— Поговорить с мертвыми. Это сложно и, возможно, немного опасно, — объяснил Коджа, — но Фуро благословил меня этой способностью.

— Замечательно. Ты предлагаешь дождаться смерти моего отца, а потом поговорить с ним! — зарычал Джад. Он отвернулся от священника и направился к постели больного кахана.

— Да не с каханом, пойми это. Коджа последовал за Джадом, пытаясь объяснить. — Я имел в виду…

Внезапно с губ Ямуна сорвался вздох, и его глаза затрепетали. — План? — тихо выдохнул кахан. Слабо взглянув на остальных, он попытался заговорить снова, но запнулся и откинулся на подушку.

Коджа, не стал терять времени, произнося еще одну речь. Он быстро откинул одеяло и прислушался к груди кахана. Его сердце все еще билось, а дыхание стало немного сильнее. Тем не менее, его цвет был бледно-серо-голубым, а пот холодным. Священник сжал жесткие, обветренные руки кахана, проверяя крепость мышц.

Лама махнул слуге, чтобы тот принес горшочек с заваренными травами. Он  аккуратно поставил горшочек рядом с ним, вместе с разноцветной полоской ткани. Лама окунул ткань в горшок и осторожно вытащил парящую ткань, дав ей остыть. Наконец, Коджа положил пропитанную травами ткань на грудь Ямуна, несколько раз складывая ее гармошкой. Дрожащими пальцами священник прижал ее, а затем снова осторожно укрыл кахана одеялами.

Лама, наконец, оторвался от своего осмотра. — Он услышал нас. Это признак того, что ему становится лучше. Лицо Джада расплылось в неуверенной улыбке облегчения. — Но только немного лучше, — предупредил Коджа.

— Но что это за план, лама? — спросил Гоюк, снимая напряжение.

Ухватившись за повод сменить тему, Коджа поспешно пустился в объяснения. — Ханы, Фуро счел нужным ответить на мои молитвы и даровал мне силу поговорить с мертвыми. Не с каханом, — поспешно добавил он, — а с одним из его убийц.

— Что же в этом хорошего? — спросил Джад, отводя взгляд от своего отца.

Коджа покачал головой. — Я могу узнать что-нибудь о яде, использованном против кахана. Возможно, вы узнаете, кто виноват в нападении.

— Я знаю, кто виноват — разве ты сам не говорил, что это существо было агентом Шу? И разве ты не говорил, что рядом с губернатором Манасса был советник Шу? Что еще нужно знать? — сказал Джад, отмахиваясь от последнего предложения Коджи взмахом руки.