Я торопливо вошёл в подъезд. Состояние такое, будто во сне и всё в этом сне мне удивительно знакомо. Когда-то я так же нёсся по ступенькам, так же облегчённо вздыхал, захлопнув за собой дверь, и также пытался связать происходящее в единую картину. Однако мозаика не складывалось! Я не мог поверить, что увиденное – плод воображения. Всё было слишком реально.

Вместе с тем, образовалась жуткая проблема! Она выползла оттуда, откуда не ждал. Появился страх! Словно охотник, он подстерегал везде. Бесшумной поступью его тень преследовала, превращая ночи в мучительный кошмар. Размышления о смерти, ранее знакомые, стали невыносимы. В одну из таких ночей меня навестил собеседник.

– Страх – мощный стимулятор, – задумчиво произнёс он. – Особенно страх смерти.

Я молчал.

– Кто научился смерти – разучился быть её рабом…

Неожиданно всплыло: и познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Он оставил меня. Я стал размышлять над услышанным, но, главное страх отступил, причём внезапно, как и появился. Было отрадно, что мысли, будто чувствуя за собой вину, подчинялись с особым усердием. Прекратив всяческое сопротивление, они внесли в мою жизнь спокойствие, отдававшее плесенью. Но, так или иначе пришлось искать ответы на вопросы. В особенности почему болезнь остановила выбор на мне?

И как-то, за этим занятием застал собеседник. Вместо приветствия он сразу спросил:

– Ты хочешь знать почему?

– Да, – голос приучил меня отвечать кратко, по сути.

– Может, из-за переживаний?

– Диагноз другой, – отреагировал я.

– Диагноз – всего лишь следствие, а долгое время размышляя о случившемся, ты отождествлялся с предметом. Именно это будоражило эмоции! Но прошло время, и они угасли. Тем не менее, ты долго находился вблизи опасной грани, подпитывая мозг стрессом. И теперь поневоле был вынужден переживать, доставляя ему необходимый объём.

Не зная, верить ли услышанному, я обратился к интуиции, и только затем к уму. Они единодушно твердили, что происходящее – сон, и вскоре он закончится.

– Интуиция? – голос будто сидел в засаде. Выжидая мысли, мгновенно на них набрасывался. – Интересно откуда берётся желание поступить так, а не иначе?

Отчего-то вспомнилась фраза, с которой началось наше знакомство. Однажды собеседник спросил: почему не отдаться на волю чувств? Возникло забытое ощущение, но по какой-то причине всё вокруг стало медленно превращаться в унылую, безрадостную массу. Реальность и вымысел сливались, наслаивались друг на друга. Я погружался в утомление…

…Свинцовые тучи медленно ползли по тёмному небу. Усталое, оно в изнеможении нависло над землёй. В воздухе, пропитанном влагой, томилось нервное ожидание. И только одинокий странник ветер рвал лохмотья, сваленные у подножий крестов. Всё слишком походило на сон, но реальность терпким запахом конского пота развеивала иллюзии.

Возвышавшиеся на холме кресты давили обыденностью. Почерневшие брёвна, на которых умирали несчастные, пропитало страдание. Вкруг крестов сгрудилась толпа. Хлеба и зрелищ – этот вечный закон правил ею во все времена! Тыча пальцами, чернь скалила зубы и смеялась, услышав предсмертный стон. Каждый сгибался под тяжестью собственного креста, но видеть мог только чужие.

Глухо ворча, стража ударами копий отгоняла тех, кто осмеливался близко подойти. Опершись на щиты, легионеры презрительно взирали на толпу. И только один, с креста, расположенного посредине, видел скрытое от взоров остальных.

Его затуманенный болью взгляд остановился на всаднице, безучастно наблюдавшей происходящее. Тело всей тяжестью повисло на кистях, большими гвоздями приколоченных к сырой древесине. Когда он падал в темноту, всадница сливалась с поверхностью, но с болью сознание возвращалось, и она неизменно была перед взором.

Её белокурые волосы стягивал на затылке тугой хвост. Тонкие, нервные руки крепко сжимали поводья. Стальные пластины, скреплённые изящными кольцами, надёжно защищали запястья. Потемневший от пыльных дорог плащ прикрывал могучий круп коня. Зелёные глаза изучали Распятого. При виде венца из шипов вокруг рта обозначилась складка. Сколько раз она корила судьбу, выбравшую ей такую работу.

Оглянувшись, словно посылая молчаливый упрёк, всадница пришпорила коня. Послушный воле хозяйки он оказался возле крестов. Натянув удила, она выпрямилась в стременах осторожно снимая терновый венец. Поднимая отёкшие веки, Распятый улыбнулся.

Внезапно небо лопнуло, и сквозь разорванные тучи на землю обрушился поток. Смывая грязь с её истерзанного тела. Земля покрылась мутным, клокочущим слоем воды. Люди разбегались в поисках укрытий. На холме оставалась только стража. Всадница, кинув прощальный взгляд на то, что длится мгновение, застывая в веках, мягким галопом понеслась в бесконечность.

В сумраке надежды

Всплыв из оцепенения, я с трудом осознал, где нахожусь. За окном смеркалось. Пугливое солнце спряталось за горными хребтами. Но невзирая на сумрак я решил навестить приятеля. Однако по дороге заехал в храм, стоявший неподалёку от его дома. Войдя внутрь, неловко остановился, не зная как себя вести.

На вечерней службе было немного верующих. В основной своей массе старушки и люди почтенного возраста. Величавый батюшка проникновенно читал молитву, а слабеющий хор нестройно пытался её подхватить. Монотонность происходящего умиротворяла. Мои веки опустились, и я оказался среди воинов, облачённых в латы…

Держа в руках тяжёлые шлемы, витязи загородили алтарь. Бряцанье мечей и скрежет кольчуг были непривычны для моего слуха. Внезапно, позади что-то громыхнуло. Это упал один из щитов, оставленный у входа. Но никто не шелохнулся. Седой как лунь священник не прерываясь читал молитву.

Чувство неловкости понемногу улетучилось. Его сменило желание высвободить душу и впервые в жизни мне захотелось исповедоваться. Желая выговориться, я не заметил, как служба подошла к завершению. Ратники один за другим подходили и прикладывались к кресту.

Какая-то неведомая сила увлекла меня к алтарю. Сам того не желая, я оказался перед священником и почтительно склоняясь внезапно увидал того, кого недавно распяли. Он смотрел и улыбался. Это было выше моих сил! Ноги подкосились, тело стало ватным, и я куда-то поплыл.

Не знаю, сколько прошло времени, только очнулся в беседке. Напротив меня сидел священник.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

Впитавший атеизм с молоком матери, я напрягся, но голос обезоружил. Не желая отвечать, покачал головой. Священник кивнул, и мы погрузились каждый в свои мысли.

Отдыхая в беседке, я случайно зацепил взглядом несколько покосившихся крестов. Встав с места, осторожно к ним приблизился. Здесь покоились те, кто когда-то служил в этом храме. Немало тому подивившись, услышал звон колокола, и миловидная женщина, пригласила отужинать. Я с благодарностью принял приглашение.

Церковная трапеза протекала чинно, но незамысловато. Наблюдая за сидевшими за столом, я невольно привыкал к безропотному миру. Здесь никто не приставал с вопросами, каждый занимался своим делом. И когда ужин закончился, мне совсем не хотелось покидать подворье. Вот почему прощаясь, испытал тоску, как от расставания с близкими мне людьми.

Неожиданно я услышал голос, правда теперь не мог ему ответить. Неоднократно пытаясь пробиться сквозь завесу, вдруг понял, что не желаю оставаться один в этом мире, оказавшемся настолько хрупким, что стоило собеседнику покинуть меня и он сразу же начал рушиться. Ёжась от вечерней прохлады, я равнодушно смотрел на горы. Они больше не казались белоснежными. Снег, украшавший вершины, был серым и грязным.

С тех самых пор мои мысли были заняты другим. Потрясение, какое испытал, переживала вся страна. Привычный уклад жизни рушился. Засыпая в одном государстве, мы просыпались в разных. Наступили сумерки Империи, но голос всё это время настойчиво пытался что-то сказать.

И однажды, как в былые времена я окунулся в поток. Мысли растворились в этом бескрайнем океане. Я почувствовал, как информация ожила! Правда так и не смог с ней заговорить. Невозможно общаться с тем, кто, реально существуя, в то же время иллюзорен.