Число костей диких животных на Ирмени I составляет лишь 1 % от всего количества костных остатков на этом памятнике, на Красном Яре — 2 % (по числу особей — 4 %) (Троицкая, 1976, с. 157). Кости рыбы не обнаружены; грузила и другие признаки рыболовства на ирменских памятниках лесостепной Барабы крайне редки. Надо полагать, что в северной (томской) части ирменского ареала значение охоты и рыболовства было выше. В насыпях ирменских курганов Еловского I могильника найдены кости лося, утки и куропатки. На некоторых северных ирменских поселениях встречены глиняные грузила (Матющенко, 1974, рис. 13, 6).
О возможности земледелия у ирменцев говорят находки зернотерок (поселение Осинники, Ордынский могильник), каменных пестов (поселение Чекист), обломков серповидных орудий (Еловское поселение, Чертово городище) (Матющенко, 1974, с. 94).
Жилища ирменской культуры исследовались на поселениях Ирмень I и Красный Яр. Материалы Красноярского поселения до сих пор не опубликованы. Жилища Ирмени I представляют собой землянки четырехугольной формы. Площадь одной из них около 100 кв. м, другой — около 150 кв. м. М.П. Грязнов предполагает, что они имели пирамидальную конструкцию стен с земляной кровлей. Грани пирамиды были выложены из бревен, уложенных друг на друга вдоль стен землянки. Такая конструкция не требовала опорных вертикальных столбов для поддержания кровли (Грязнов, 1956б).
Погребальный обряд ирменского населения изучен сейчас достаточно хорошо. Могилы обычно обозначались на поверхности курганными насыпями. Под каждой насыпью находилось от 2–3 до 9-13 захоронений. В.И. Матющенко обращает внимание, что грунт ирменской части Еловского могильника состоит, как правило, из однородной черноземной земли. Он предполагает, что первоначально могилы были окружены стенкой из дерна, которая впоследствии разрушилась, оплыла и превратилась в холмик (Матющенко, 1974, с. 115). В Еловском I могильнике лишь две ирменские могилы углублены в материк, а 31 находится выше материка; в ирменской части Еловского II могильника все погребенные лежат на уровне материка. В погребениях еловской культуры Еловского II могильника покойники помещались глубже: девять — в толще материка, остальные на материке. Вокруг ирменских захоронений Еловского могильника часто прослеживаются следы деревянной обкладки из четырех бревен в виде рамы; сверху (в головах, ногах и посредине) поперек рамы клали еще три плахи. Как и в еловское время, преобладала юго-западная ориентировка покойников.
Для ирменских погребений Еловского II могильника В.И. Матющенко отмечает достаточную характерность ритуалов, связанных с огнем. Он пишет: «Из 59 могил 18 имеют следы применения огня в различной степени: полное трупосожжение или частичное обожжение. В иных случаях сожжение было совершено настолько тщательно, что осталась только незначительная кучка пепла» (Матющенко, 1974, с. 123). Изменилось по сравнению с еловским временем положение погребенных в могилах. Так, в еловских погребениях Еловского II могильника, где четко зафиксировано трупоположение, умершие захоронены в скорченном положении на левом боку, тогда как все ирменские трупоположения этого могильника помещены в скорченном положении на правом боку. Поза на правом боку превалирует и в могильниках Верхнего Приобья (Пьяново, Ближние Елбаны IV, Долгая Грива).
Если в захоронениях еловской культуры Еловского II могильника мы наблюдаем обилие керамики (нередко в могиле находились два — три, иногда до шести сосудов), то в ирменских погребениях обычно оставляли не более одного сосуда, а часто могилы вообще не содержали керамики. Например, из 59 ирменских погребений Еловского II могильника лишь 26 были с сосудами (Матющенко, 1974, с. 124). Таким образом, ирменская культура отличалась от еловской не только по керамике и орнаментации, но и по погребальному обряду (большая характерность курганных насыпей, более мелкие по глубине захоронения, положение покойных на правом боку, меньшее количество сосудов в могилах и т. д.)
Н.Л. Членова относит сейчас ирменские комплексы к VIII–VI вв. до н. э. (Членова, 1972). В.И. Матющенко, возражая против столь поздней даты, резонно указывает на неправомерность датировки памятников по самым поздним предметам (Матющенко, 1974, с. 77). Нам представляется, что время существования ирменской культуры определяется стратиграфической позицией межовско-ирменского историко-хронологического пласта: выше культур андроновской эпохи и ниже культур скифо-тагарского времени. В пределах этих эпохальных рамок нижняя хронологическая граница ирменских памятников не могла быть ранее X в. до н. э., а верхняя — позже VII в. до н. э. Наиболее вероятной датой ирменской культуры является X–VIII вв. до н. э.
На поздних этапах бронзового века начинается продвижение в лесостепное Обь-Иртышье северных андроноидных культур, родственных сузгунской и еловской. Видимо, эти перемещения были в значительной мере вызваны расширением ареала крестово-струйчатых и крестово-ямочных культур, сложившихся в циркумполярных областях Западной Сибири. Это привело к миграциям на юг потомков сузгунского и еловского населения, занимавшего ранее таежные территории, расположенные южнее циркумполярного пояса. Результатом этих перемещений было появление в северо-западной Барабе, в Новосибирском Приобье и предгорьях Алтая памятников, материалы которых, прежде всего керамика, вызывают явные сузгунские, еловские или сузгунско-еловские ассоциации (поселения Новочекино 3, Стрелка, Корчажка 5 и др.). Многочисленные факты, свидетельствующие о сосуществовании пришельцев с ирменцами, позволяют датировать эти памятники IX–VIII в. до н. э.
В более западных областях примерно в это же время, может быть, несколько ранее, под давлением с севера носителей крестовой и крестово-струйчатой орнаментальных традиций продвигаются на юг — в Южное Зауралье, Верхнее Притоболье и Северный Казахстан — значительные группы позднечеркаскульского и межовского населения (поселения Камышное 2, Язево I, Алексеевское, Явленка 1 и др.). Видимо, этнокультурный сдвиг на юг, начавшийся в эпоху поздней бронзы, был явлением фронтальным, захватившим огромную территорию от Урала до Обь-Енисейского междуречья. К сожалению, публикации этих материалов практически отсутствуют, и мы пока не имеем ни одной работы, где бы эта проблема была рассмотрена в целом.
Атлымская культура. Ранее уже неоднократно отмечалось, что в последней четверти II тыс. до н. э. к северу от андроноидного сузгунско-еловского ареала продолжают развиваться культуры гребенчато-ямочной керамики, не затронутые существенно влиянием южных культур андроновской эпохи (поселения Большой Ларьяк 3, Малгет, комплекс памятников на Барсовой Горе и др.), причем на Вахе, отчасти в Васюганье и, видимо, в тех же широтах Прииртышья гребенчато-ямочная посуда доживает до VIII–VII вв. до н. э. Поздние этапы существования гребенчато-ямочной керамики характеризуются упрощением орнаментальной схемы, уменьшением доли геометрических узоров, увеличением удельного веса елочных мотивов и т. д.
Если в указанных районах, непосредственно соседящих с еловско-сузгунской общностью, гребенчато-ямочный орнамент вплоть до конца бронзового века развивается традиционно, в основном по архаичным неолитоидным канонам, то севернее — в низовьях Оби и примыкающей части Сургутского Приобья — гребенчато-ямочная традиция трансформируется в крестово-ямочную. Около рубежа II и I тыс. до н. э. здесь складывается выделенная Е.А. Васильевым (1982) своеобразная атлымская культура (Малоатлымское городище, поселения Заречное, Хотлох, Шеркалы IX, X в Нижнем Приобье, поселения и городища на Барсовой горе в окрестностях Сургута и др.). Ниже мы даем краткую характеристику атлымской культуры в основном по работам Е.А. Васильева.
Посуда атлымской культуры делится на две группы. Первая (рис. 115, 3–5) представлена слабо профилированными плоскодонными горшками, реже банками со слегка отогнутым венчиком. Некоторые сосуды имеют сильно отогнутый венчик и крутые плечики. Орнаментирована вся боковая поверхность, иногда и днище. Иногда вдоль венчика идет поясок защипов. Сущность орнаментальной композиции заключается в однообразном чередовании поясов плотно поставленных отпечатков косого креста и круглых ямок. Нередко место креста занимают отпечатки гребенчатого штампа. «Довольно часто, — сообщает Е.А. Васильев (1982, с. 8), — пояса ямок заменены зигзагами треугольниками, ромбами, выполненными штампами другого вида. В целом для композиции характерно четкое деление орнаментального поля на горизонтальные зоны».
