Проблема с разглядыванием всех этих деталей в том, что это пробуждает мои узы, и, Боже мой, как же хочется, чтобы он толкнул меня назад и трахал до тех пор, пока мои ноги не перестанут работать. Изнеможение, которое наполняло меня несколько минут назад в душе, сгорает, и моя киска пульсирует между ног. Мне приходится проглотить хныканье, которое подкрадывается к горлу, а мое тело словно горит.

Ноздри Норта раздуваются, и он роняет полотенце, упирается руками по обе стороны моих бедер, наклоняясь ко мне, осторожно, чтобы не коснуться меня, но, тем не менее, занимая каждый дюйм моего личного пространства.

— Ты можешь остановить Связь, не так ли?

Моему мозгу требуется секунда, чтобы обработать его слова, похоть и секс, сгустившие воздух вокруг нас, полностью овладевают мной, и когда я, наконец, понимаю его, я снова тяжело сглатываю.

Он не упоминает, откуда знает, что я делала это раньше, потому что вспоминать о действиях его брата сейчас, вероятно, не к лучшему. Я облизываю губы, с благоговением наблюдая, как его глаза задерживаются на происходящем, а его зрачки раздуваются и поглощают радужку, почти как наши общие пустые глаза.

Это пьянящее чувство, иметь такую власть над ним, и когда я немного выгибаю спину, растягиваясь на стойке в ванной, его зубы скрежещут, когда он сдерживает себя.

Я могу стать зависимой от этого чувства.

— Могу. Это… больно, но могу.

Когда я встречаюсь с ним глазами, он пригвождает меня к месту тлеющим взглядом, удерживая мои глаза так, что я не могу отвести их. — Расскажи мне, как это больно. Какие части и насколько сильно?

Пошла. Я. — После. Больно, когда я кончаю и останавливаю выход своих уз, чтобы… заявить о тебе как о своем Привязанном. Я чувствую, что сгораю изнутри. Это длится несколько минут, и это плохо, но не невыносимо.

Норт хмурит брови и отталкивается от меня, наклоняясь, пока я не убеждаюсь, что он вот-вот отойдет от меня и оставит меня одеваться. Я ругаю себя под дых, но потом одна из его рук поднимается, чтобы провести большим пальцем по моей нижней губе, надавливая на пухлый изгиб, пока он навязчиво следит за этим движением.

Его слова застают меня врасплох. — Значит, если я буду овладевать тобой следующие пару часов, ты сможешь наслаждаться этим и почувствуешь боль только в конце? Не идеально, но я согласен.

Овладевать? Господи. Хочу ли я этого? Грубое ощущение его ладоней на моем теле, его губы на моей нежной коже, часы удовольствия, которое никогда не достигает своего пика?

Подождите, это звучит чертовски потрясающе. Немного расстраивает, но если это не наши отношения, доведенные до совершенства, то ничего подобного нет. Я так хочу сказать ему «да» и просто провести ночь, потерявшись в нем, но все еще что-то есть.

Что-то удерживает меня.

Мои ноги невольно раздвигаются, когда он придвигается ближе, его веки немного опускаются, так что он практически тлеет на мне. — Ты хочешь этого? Перестань думать об этом и ответь мне.

— Конечно, я хочу этого…

— Тогда завершай связь или нет. Я больше не буду ждать, чтобы попробовать тебя на вкус. Если ты сомневаешься в обмене силой, тогда просто не делай этого. Я не жду.

Я открываю рот, чтобы возразить ему, потому что это не так просто, но он подтягивает мои бедра вперед, пока я не балансирую где-то между локтями и его плечами. Он двигается так, словно собирается съесть меня, а у меня в голове крутится последняя глупость, которая не дает мне насладиться этим моментом.

— Подожди! Подожди секунду. Сначала мне нужно кое-что, всего одна вещь.

Он хмурится на меня, останавливаясь в ту же секунду, как я заговорила, но не отходя от того места, где держит меня в равновесии.

— Что бы это ни было, ты уверена, что это не может подождать? Я не совсем против умолять, Связная.

Интересно.

Я пытаюсь говорить уверенно. — Твои узы похожи на мои, верно? Это… больше, чем у кого-либо еще. Это не просто сила внутри тебя. Это живое существо, верно?

Лицо Норта хмурится, и он дает мне самый маленький кивок, самый маленький жест, и я иду дальше, как будто все в порядке, и я не волнуюсь даже из-за того, что спрашиваю об этом. — Позволь мне поговорить с ними. Есть кое-что, о чем я хочу их спросить, а потом мы сможем… Я имею в виду, я думаю, что хочу после этого завершить связь. Должным образом. Мы можем оставить овладевание на потом.

Я думаю, что именно упоминание о настоящей Связи заставляет его согласиться, потому что он уже качает головой, пока эта часть не ускользает от меня. Я не подкупаю его, не совсем, потому что если он откажется, я думаю, что, возможно, все еще буду связывать себя с ним сегодня вечером, но я должна хотя бы попытаться.

Он осторожно перемещает меня обратно на столешницу, нежно и помня о моем бедре, а затем делает шаг в сторону, как будто, если мы снова отдалимся друг от друга, его узы не смогут причинить мне боль или попытаться приблизиться ко мне.

Как будто один шаг в сторону — это все, что нужно для моей безопасности.

— Если они попытаются завершить связь с тобой, убей меня. Или попроси Грифона вырубить меня. Ты все еще можешь связаться с ним, не так ли?

Я гримасничаю. — Думаю, что начну с того, что вырублю тебя. Нет необходимости убивать тебя из-за небольшого секса, Норт.

Он поднимает бровь на мое нахальство и выдыхает, бормоча о том, насколько это плохая идея, но через минуту его взгляд переходит в пустоту.

Все эмоции и человечность стираются с его лица, пока не остается ничего, кроме уз.

Это может случаться со мной время от времени, но все равно странно видеть это вот так. Хотя это даже сексуально, особенно то, как они сразу же зацикливаются на мне и прочесывают каждый дюйм моей голой кожи, как клеймо.

Мне это очень нравится.

Они делают шаг вперед, и я поднимаю ладонь, чтобы остановить их, удивляясь, что это все, что требуется, чтобы замедлить их. Черт, если бы только мои узы были такими послушными.

— Секундочку! Мне нужно спросить тебя кое о чем, очень быстро. Я обещаю.

Я говорю как идиотка, но они не замечают, или им все равно, и просто продолжают смотреть на меня, как будто я чертовски очаровательна.

— Существа, они исходят от тебя, не так ли?

Они кивают и поднимают ладонь вверх, как будто собираются призвать их, и хотя я бы не хотела ничего больше, чем снова проверить моего малыша Августа, я знаю, что у Норта случится аневризм из-за этого, поэтому я протягиваю руку и накрываю их ладонь своей.

Узы замирают и делают вдох, прежде чем поднести мою руку к своему носу и еще раз вдохнуть запах моей только что вымытой кожи. Интересно, воспринимают ли они мыло и шампунь как свой запах так же, как Норт, или они вот-вот закатят истерику уз из-за того, что я пахну чужеродно.

Поэтому я продолжаю говорить, надеясь отвлечь их. — Они собираются причинить мне боль? Норт боится, что причинят. Он боится потерять контроль над ними рядом со мной, и мне нужно знать, возможно ли это на самом деле. Если нет, то я хочу оставить Августа… ах, щенка. Того, что похож на добермана. Ты ведь знаешь, какого именно? Конечно, знаешь.

Они вдыхают еще один глоток моего запаха, и я начинаю думать, что, возможно, они под кайфом или что-то в этом роде, потому что они не очень хотят меня отпускать, но потом они говорят.

Их голос немного пугает.

Они звучат потусторонне. По-другому это не описать. Они звучат так, как будто я разговариваю с чем-то, чему здесь не место. Ни в этой комнате со мной, ни на этой планете, ни в этой временной шкале, ничего из этого. Им вообще здесь не место, и все же тяга в моей груди, которая болит по ним, говорит, что они должны быть со мной. Неважно, где это будет.

— Моя. Ты моя. Никто больше не причинит тебе вреда. Ни я, ни другие, никто. Тени не могут причинить тебе вреда, они принадлежат тебе, как и я. Мы все принадлежим.

Мое сердце начинает бешено колотиться в груди.

Я смотрю в эти прекрасные пустоты, такие же темные и прекрасные, как беззвездное небо, и бормочу: — Он слышит меня? Слушает ли он нас? Иногда я могу слышать. Но не всегда.