Он просто возьмет и найдет моего Связного, затащит его сюда, чтобы он пережил все это вместе со мной.

Дэвис решает доказать свою точку зрения и нажимает на нож сильнее, прорезая мышцы, и мои узы, наконец, срабатывают, заменяя меня, чтобы избавить мой разум от агонии, и тогда я, наконец, ничего не чувствую. Они впитывает все это в себя, как самая лучшая губка в мире.

Мои глаза не меняются. Мои узы знают, что лучше не делать этого здесь.

Киран понятия не имеет, что боль для меня только что закончилась, и огрызается: — Массачусетс. Он в Массачусетсе. Дай мне ручку. Я напишу, где, только перестань ее резать.

Из моей ноги вытекает ужасающая струя крови, когда Дэвис наконец вытаскивает нож. При виде этого Киран нахмуривает брови, но Дэвис хватает тряпку и один из своих жгутов, чтобы остановить кровотечение. Он эксперт по направлению кровотока, но обычно использует это, чтобы я как можно дольше оставалась в сознании во время данного процесса.

Он вытирает руки салфеткой, а затем подходит к Кирану с другой стороны палатки и смотрит на него, как будто так сможет понять, лгут ли ему.

Но у него нет такой способности.

Киран хорошо играет свою роль, глядя на него без малейших признаков обмана, пока перечисляет адрес и даже координаты места, о котором я никогда не слышала.

Дэвис медленно ухмыляется, решив, что одержал победу, и отходит к своему рабочему столу. — Если ты лжешь мне об этом Связном и о том, где он находится, я вернусь сюда и буду по-настоящему пытать ее. Это? Это просто разминка, но если ты отправишь меня без веской причины и я не вернусь с этим Нейро? Я ампутирую ей ногу. Без обезболивания, ей не нужны обе ноги, чтобы стать моим оружием. Это был мой следующий план действий, когда она была у меня в последний раз, чтобы заставить ее говорить. Мне не терпится попробовать.

Я хочу потерять сознание от одних только этих слов, но потом он возвращается к столу и втыкает иглу в мою шею, впрыскивая мне что-то, что сразу же начинает действовать, и мой мозг отключается.

— Дополнительная страховка, чтобы удержать тебя здесь, малышка Заклинательница. Я скоро вернусь с твоим следующим Связным. Будь хорошей девочкой и жди меня здесь.

Потом он уходит, и я теряю представление о том, что, блядь, здесь происходит. Я не могу отличить верх от низа, стол как будто вращается в пространстве, а моя кожа начинает ползать, как будто тысяча огненных муравьев только что была введена в мои вены.

Я полностью теряю голову.

Раздается треск и приглушенный крик, как будто кто-то кусает ткань, чтобы не шуметь, но у него ничего не получается, а потом начинается рвота. Моему желудку ни капли не нравится этот звук, он сразу же протестует, и я поворачиваю голову, чтобы меня вырвало. Мои путы слишком тугие, чтобы сильно двигаться, и я уверена, что рвота стекает по моему подбородку, но я ничего не чувствую, ничего, кроме ощущений, которыми наполняет меня наркотик.

Мне кажется, я плачу.

Не то чтобы я этого хотела, не то чтобы крошечные кусочки моего здравомыслящего мозга испытывали подобные эмоции, но мое дыхание вырывается из груди, и я начинаю чувствовать вкус соли.

Раздается ворчание и звук тяжелого мешка, волочащегося по грязи, а затем каким-то образом лицо Кирана появляется перед моим. Я понятия не имею, как, черт возьми, он здесь оказался — возможно, это галлюцинация, — и мне кажется, что рыдания усиливаются.

Он пытается заговорить со мной, но его слова искажаются, потому что, хотя я вижу, что его рот двигается, все слова звучат неправильно.

— Убей… только его… попроси помощи… Оли, пожалуйста… убей… знай, что ты можешь….

Я хмуро смотрю на него и наконец делаю задыхающийся вдох, но от того, что Дэвис вколол мне, у меня снова сводит живот и желчь подкатывает к горлу.

Наступает мгновение темноты, небытия, в которое я хочу забраться и остаться там навсегда, а потом снова появляется лицо Кирана. На его рубашке и брюках рвота, моя рвота, думаю я, но он не сердится и не испытывает отвращения.

Он в отчаянии.

— Убей его, Оли… убей Франклина…

Я не понимаю, что он говорит.

Но мои узы понимают.

И тогда нет ничего, кроме смерти и боли, крови и разрушения. Может быть, я совсем одурела от наркотиков, но мои узы всегда были сильнее, чем кто-либо может постичь, и никто не встанет у меня на пути, не столкнувшись с темным богом, живущим внутри меня.

Три ночи.

На этот раз ее не было всего три ночи, и все же хаос, который она оставила после себя, безумен. Поганое настроение и навязчивое поведение Грифона имеет для меня смысл, потому что этот идиот был настолько глуп, что полностью связал себя с ней, но остальные?

Жалко.

Мы все знали, что она сбежит, как только у нее появится шанс. Гейб и Бэссинджер были единственными, у кого не было ни одной связной мысли, и они не смогли бы связать воедино идею о том, что, возможно, им стоит оставить GPS-трекер в ней.

И еще один маленький факт: я думаю, что узы Норта собираются взять верх и уничтожить всю страну, чтобы вернуть ее, и после десятилетий игры в советника-еврея, культивирования спокойного и морального человека, которым он является, он собирается разрушить все это из-за нее.

Гребаная Связная.

Конечно, нет никаких следов ни ее, ни других десятков Одаренных, которые были похищены. Как только мы вернулись сюда после сорванной миссии, мы обнаружили, что Гейб перешел в самую большую форму волка, в которой я когда-либо видел его, рычал и огрызался на Атласа, словно надеялся вырвать ему горло.

После того, как мы их разделили, прошел добрый час, прежде чем Гейб успокоился настолько, чтобы обратиться обратно, а потом он рассказал нам все об обширных знаниях Атласа о времени, проведенном Фоллоуз в Сопротивлении.

И как они ее назвали.

Он мне никогда не нравился, и я широко освещал свои мысли по поводу его ситуации, потому что в этом году мы уже потеряли одного Дрейвена из-за спящей ячейки Сопротивления. Держать его рядом ради Связной, которой никто из них никогда не был нужен, просто глупо.

Норт не слушает.

Он больше никогда не слушает — еще один удар против нее.

Но даже после того, как Бэссинджера заперли, мы целых три дня сидим и безуспешно пытаемся найти, где их всех держат. Все контролируемые кемпинги и резиденции работают как обычно, и никаких новых сведений нет. Ноль. Они знают, что мы подслушиваем, поэтому, как только у них появляется Фоллоуз, все линии затихают.

Так что мы возвращаемся к проработке старых разведданных и поиску какой-нибудь подсказки или маленького знака, который мы могли упустить, о том, где они находятся. Грифон лучше разбирается в стратегии, чем в бумажной работе, и он тратит свое время на то, чтобы держать свои команды в готовности к тому моменту, когда у нас что-то появится, так что нам с Нортом приходится прочесывать все это с особой тщательностью.

Выяснилось только две вещи, и ни одна из них не является достаточно значительной, чтобы продолжать.

Аляска, в самом высокогорном и холодном районе, где попытка добычи будет абсолютным логистическим кошмаром.

Или, возможно, в центре пустыни Сахара, что также потребует много общения с местными властями и сообществом Одаренных, чтобы войти и вернуть их, так что в любом случае, мы должны быть уверены в этом, прежде чем двигаться туда.

До этого дело не доходит.

За ужином на третий день ее отсутствия, когда мы все злобно спорим о том, что делать дальше, потому что Гейб в ярости от того, что мы не собираемся просто бродить по пустыне или замерзшей тундре, пока не споткнемся о нее, Гриф с лаем вырывается из-за стола, его стул падает на пол.

Кровь оттекает от его лица, когда он чувствует это. Призрак боли Фоллоуз, как будто это его собственная боль. Мои узы начинают биться в груди, эта ужасная вещь, которую они делают сейчас рядом с ней, но что бы ни происходило в лагерях Сопротивления, Гриф чувствует это сильнее, благодаря их связи.