Хм, так вот, оказывается, какую «работку» подкидывал Крысло дядя. Что ж, думается, ему есть что рассказать — надо бы навестить парня еще раз.

— У тебя случайно нет адреса того крупье? — спросил Ивейн. — Я бы хотел с ним поговорить.

Почесав затылок, лепрекон достал из-под стола огромную книгу чуть ли не с него самого. Сгребя прямо на пол весь бардак, царивший на столе, он плюхнул ее на стол и принялся быстро перелистывать страницы.

— Так-так-так, — бормотал Клевер, пожевывая трубку — Не то… опять не то… это еще что за хрен? Хм, а вот у этой официантки были неплохие ножки. Надо бы как-нибудь… ага! Вот и он. Зовут Доран, живет у площади Трех Фонтанов. Я тебе его адрес сейчас черкану. Кстати, если не секрет — а че с Вильгельмом-то случилось?

— Официальная версия — самоубийство, — ответил Ивейн, пряча листок, исписанный аккуратным мелким почерком, в карман. — Но я считаю, что его похитили или того хуже — убили. Последний вопрос — ты никогда не видел в «Блефе» гнома со шрамом через левый глаз? Вильгельм должен был быть с ним знаком.

— Туда твоему дяде и дорога, — хмыкнул лепрекон. — Уж без обид, парень. Хочешь знать мое мнение? Скорее всего, Вильгельму и впрямь помогли «исчезнуть». Не все, знаешь ли, такие добрячки как я. За мухлеж могут и нож под ребра сунуть. До меня тут кое-какие слухи доходили, — лепрекон покосился на дверь, точно боясь, что их могут подслушать, — что как раз после того, как я выпер этих прохвостов из моего казино, в городе начали проводить частные игры среди всяких богатых простофиль, любящих гномий покер, но не умеющих считать, сколько королей в колоде. Сечешь, к чему я веду? — он постучал пальцем по лбу. — Игроки там покрупнее, да и ставки в целое состояние — и кто-нибудь, узнав о том, что его надули, мог просто-напросто взять и… — Клевер провел большим пальцем себе по шее и высунул язык. — А насчет типа со шрамом — такого не встречал. Я бы, конечно, своих ребят поспрашивал, но вряд ли поможет — тут за день сотни людей и нелюдей туда-сюда проходят, всех и не упомнишь.

Закрытые частные игры для богатых шишек? А вот это уже что-то. Думается, они проводились в той самой развалюхе, которую кто-то ради шутки окрестил «ИМЕНИЕМ». Это может объяснить, почему в доме всего одна жилая комната (да и та спрятана от посторонних глаз) — скорее всего, Вильгельм использовал его только в качестве подпольного казино, а жил в другом месте, поэтому не сильно озадачивался ремонтом.

Что если пропавший Франц был ярым картежником и принимал участие в тайных играх его дяди? А враги Сальваторе узнали о страсти гнома и угрозами, хитростью или золотом (Ивейн почему-то подумал, что последний вариант наиболее вероятен) склонили Вильгельма на свою сторону, чтобы он помог им похитить гнома. А потом убрали его как ненужного свидетеля, обстряпав все как самоубийство.

Но тогда почему они оставили в живых Крысло? Судя по всему, он особо и не скрывался — жил в своем доме, как ни в чем не бывало. Либо он не имеет никакого отношения к исчезновению Франца, либо… сам работает на соперников Джуза и помог обстряпать похищение гнома и «исчезновение» бывшего подельника.

Как бы то ни было, у Ивейна появилось очень много вопросов к Крысло, на которые тот должен будет дать вразумительные ответы. И в этот раз так быстро он не отделается — хоть Кремень и не говорит на людском, но вот языком кулаков владеет отменно.

— Кстати — твой громила за стойкой упоминал, что кто-то еще искал Вильгельма, — вдруг вспомнил Гилберт.

Клевер поморщился и вытряхнул пепел из потухшей трубки в ближайшую пепельницу.

— Да ходили тут всякие, скандалили и клиентов распугивали. Правда, какие-то доходяги — то лавочник какой-то, то вообще лесоруб. Ставлю зуб, что сначала шайка твоего дяди обкатывала свои мухлежные схемы на всякой мелочи, прежде чем перейти на рыбку покрупнее. Вы даже не представляете, как меня утомили эти простофили — они ж сюда шастали как на работу! Моим дуболомам, — он цыкнул глазами громил, которые, успев очнуться и подняться на ноги, теперь держались за головы и понуро буравили глазами пол, — пришлось даже паре особо ретивых на выход показать.

— Это все? Может быть, припомнишь еще что-то? — спросил Ивейн.

— Неа, — протянул лепрекон. — А хотя вру. Недавно тут еще Мартин ошивался — ну, заместитель капитана нашей доблестной стражи. Делал вид, что играет, а сам по сторонам зыркал, будто высматривал кого-то. Потом приперся ко мне и тоже про Вильгельма все талдычил. Судя по всему, это как раз после его, так скажем, «пропажи» было. Вынюхивал, не знаю ли я, куда делся Вильгельм и тоже как ты про его знакомых выспрашивал.

— И что ты ему ответил?

Лепрекон широко ухмыльнулся.

— А ничего. Знаю я — один раз стражникам поможешь, так потом они от тебя ни в жизнь не отвяжутся, хуже репья на хвосте. Я терпеть не могу тех, кто пытается меня надурить, но все же стражу я не люблю еще больше. Мартин, конечно, еще ничего — во всяком случае, на фоне своего начальства — но пускай оба катятся ко всем бесам.

— Чем так плох Ричард? — хмыкнул Гилберт. — Еще ни разу не слышал, чтобы кто-то в Распутье его добрым словом.

— Я могу сказать лишь то, в чем он хорош — выпивка, таскание за юбками и вымогание взяток с мелких торгашей, — фыркнул Клевер. — К крупным то особо и не подлезешь, они почти все под Синдикатом ходят, а там даже канцлер не поможет — давний дружок капитана, кстати говоря. Без него Ричард даже у крыс в сточной канаве вряд ли бы командиром стал.

— Огромное спасибо тебе за помощь, — искренне поблагодарил лепрекона Ивейн и протянул ему руку. — Ты даже не представляешь, как нас выручил.

— Да что уж там, — чуть смущенно пробормотал Клевер, пожав ему ладонь. — И вам подкову в руки. Надумаете поиграть — приходите. Только без своих карт, — он лукаво подмигнул.

Они уже было направились на выход, когда Гилберт, вдруг став на пороге, обернулся и произнес:

— Клевер, а ты можешь ответить на последний-распоследний вопрос?

— Что еще?

— В мою молодость, помнится, слухи всякие ходили про твой народ… Конечно, я понимаю, что это может показаться глупым, но… В общем, один дружок мой рассказывал, что у каждого лепрекона где-то припрятан горшочек с золотом. Это правда?

Ивейн зашипел и ткнул его в бок локтем, а Кремень сердито покачал головой, осуждая бестактность старика. Но Гилберт не обратил ни малейшего внимания на их намеки, видимо, решив сегодня раз и навсегда закрыть давно мучавший его вопрос.

— Так-так-так, — ухмыльнулся Клевер, скрестив руки на груди. — Значит, стереотипами мыслим, да? Каждый второй гном ювелир или шахтер, орки в чем мать родила вокруг костра пляшут и духов призывают, сатиры пьянствуют с утра до ночи, да на флейте высвистывают, а лепреконы над горшочком с золотом трясутся? А что если я скажу, что каждый человек — самовлюбленный великан с манией величия и слепой верой в то, что весь мир вращается вокруг его народа?

— Не могу с тобой не согласиться. Но не пойми неправильно — на кону стоит ящик весьма дорогой норской медовухи. Нет, если ты не хочешь отвечать, я не буду настаивать…

— Ладно, ладно, горшочек так горшочек, — хохотнул лепрекон и хлопнул ладонью по объемистому животику. — Правда, не вздумай задать этот вопрос какому-нибудь другому лепрекону — для многих из нас это все еще больная тема. Мой кузен однажды чуть вилами какого-то деревенщину не проткнул, когда тот к нему в сад залез и две клумбы перекопал, разыскивая золото.

— А, так вы горшочки все же в землю закапываете? — Ивейн усмехнулся и решил подыграть лепрекону. — На конце радуги?

— Ага, — улыбка Клевера растянулась почти до ушей. — И после каждого дождя вырываем и пляшем вокруг без порток, взявшись за руки. Иногда еще сатиров зовем и эльфов, чтобы на дудочках нам подыграли. Скажу так, — он подмигнул и обвел рукой вокруг себя, — «Блеф» и есть мой горшочек с золотом. Ладно, парни, не в обиду, но у меня и впрямь куча дел.

Первейшая проблема любого профсоюза состоит не сколько в том, чтобы заставить объединиться непохожих людей и нелюдей под одним знаменем и заставить их платить членские взносы, но в том, чтобы в процессе этого воссоединения они не поотрывали друг другу головы…