— Как это — ранний?

Он объяснил. Потом вспоминали Милу и Виктора, помянули и Наталью Максимовну, чтоб земля пухом…

Когда-то Лида думала, что у нее с Маратом будет такая жизнь, как у Милы с Виктором: веселая, открытая, прекрасная.

— Ты старайся, чтобы у тебя была умная жизнь, — говорила Лиде Наталья Максимовна.

— Что значит — умная? — спрашивала Лида.

— Никому не завидуй, ни на кого не злись попусту, не трать себя по пустякам — вот это и будет умно…

Когда Машков стал прощаться, Лида сказала:

— Я провожу тебя до автобуса.

Они вышли во двор, и Машков помахал Олегу, смотревшему на них из окна.

— А ты знаешь, он хороший мужик, — сказал Игорь, беря Лиду под руку, — без подделки.

На совещании у директора к Чичагину подсел зам по снабжению и, пока все с шумом рассаживались, сказал ему негромко:

— Как насчет баньки?

Чичагин не успел ничего ответить: совещание началось. Зам по снабжению заговорщицки подмигнул и написал на листке блокнота: «После совещания. А?»

Чичагин знал, что на фабричном стадионе года два назад выстроили сауну, она вскоре сделалась знаменитой, и приглашение в нее было неким знаком заслуг: приглашались только нужные люди. Марат Васильевич, хоть и был всегда немалым человеком в городе, приглашения не дождался. Теперь же его звали уже не на правах именитого гостя, а по-свойски, как одного из хозяев.

«Пойти, что ли? — подумал он. — Надо посмотреть, что они там соорудили».

Соорудили прекрасно. Разве что в Прибалтике Чичагину приходилось такое видеть. Роскоши особой вроде бы и нет, но все отменно и со вкусом.

Компания собралась небольшая: кроме Чичагина и зама по снабжению был еще зам по общим вопросам, директор стадиона и Левка Курилов, с которым когда-то вместе работали в горкоме комсомола — Лев Георгиевич Курилов, помощник начальника.

Так всегда говорили: помощник начальника, начальник сказал, докладная для начальника. Имя начальника не называлось — подразумевалось. Левка Курилов долгое время держал Марата за приятеля, потом заважничал, стал водить дружбу с людьми повыше. Чичагин не набивался — нет так нет, он вообще ни к кому никогда не набивался ни в друзья, ни в зятья.

Когда-то женился на Таньке Барановой сгоряча и сдуру. Показалось, что не жениться нельзя после того, как все видели, что он ходил ночью к ней в палатку. Поехали целой бригадой в спортивный лагерь разбираться с ЧП (двое ребят напились и подрались), и уже в «уазике» случайно, но очень близко оказались рядом С Танькой. «Уазик» кидало на ухабах, когда свернули с шоссе, и Танькины руки все время хватались за Марата, а горячее бедро просто жгло его через брюки.

Странно, он все время помнил, что любит Лиду Михайлову, у них все еще только начиналось, все время помнил, что любит, но руки сами собой делали свое дело, и ночью он пришел к ней в палатку, и на другую ночь тоже, и на третью.

Дело, конечно, не в том, что, женившись на Таньке, он потерял Лиду, — на Лиде он вряд ли когда-нибудь женился бы, дело в том, что, женившись на Таньке, он упустил сразу столько возможностей! Вот Левка не упустил, он женился гораздо позже Марата, спокойно и осмотрительно. Левкина жена — дочь генерала. И не какая-нибудь выдра, а вполне приличная баба, даже добрая, не то что Танька.

Директор стадиона на правах хозяина распорядился столом в тесном, пахнущем смолой предбаннике: рыбка, икра, коньяк. «Интересно, по какой статье они это списывают?» — лениво думал Чичагин. После парилки его разморило, говорить и думать было лень.

— А чего это мы с тобой, старик, так давно не виделись? — обратился к Марату Васильевичу Курилов.

И Марат Васильевич заметил, как остолбенело посмотрел на него при этих словах зам по снабжению. Не ожидал. Не ожидал, что у главного такие связи. «Вот знай наших!» — все так же лениво усмехнулся про себя Чичагин, польщенный, однако, тем, что Курилов признал его своим.

Из сауны поехали на машине Курилова, он довез Чичагина почти до дома.

— Извини, старик, что не до самых дверей. Я тут, понимаешь, здорово запаздываю в одно местечко, — сказал Левка Марату и захохотал, уверенный, что его поняли.

После вечера в сауне Чичагин заметил, что все директорские замы относятся к нему не то потеплее, не то подобострастнее, — в общем, кто как, но явно иначе, чем прежде.

«Сослужил службу Курилов», — подумал Чичагин удовлетворенно: так было проще жить и работать. Проще с замами, но не с самим. Сам на такие «плюхи» не реагировал, разве что отрицательно. Курилов? Ну и что Курилов? — мог бы он сказать, если бы ему, допустим, намекнули. Но никто и намекать не станет: у генерального такие «плюхи» не проходят.

Все это доверительно объяснил Чичагину зам по снабжению. Чичагин и сам уже, впрочем, понял, что генеральный — человек своеобразный, непонятно, как к нему и подъехать.

— Ни на какой кобыле, — продолжал развивать свою мысль зам по снабжению. — Он абсолютно неконтактен, всякую ерунду считает нарушением, чуть ли не обманом.

Чичагин прервал зама.

— А интересно, в сауне вашей он был хоть раз?

— Генеральный? Да вы что! Он даже не знает, где она находится. Ему, когда строили, объяснили, что это нужно для спортсменов.

— Ну и он принял?

— Принял, конечно. Для спортсменов-то.

На другое утро в кабинете Чичагина зазвонил телефон.

— Марат Васильевич! Добрый день! Я хотела бы к тебе зайти.

— Ольга! — обрадовался Чичагин.

— Узнал? — засмеялась секретарь парткома.

— Да как тебя не узнать? — ответил Чичагин. — Вернулась, значит?

— Сейчас приду. Мне все равно в ваше здание.

Ольга почти такая же. Сколько лет он ее не видел? Лет семь. С тех пор как перешел в аппарат горисполкома. А когда работал в горкоме, то и дело встречались на совещаниях.

— Ну, как тебе фабрика? — спросила Ольга. — Изменилась?

Он улыбнулся. Другая бы женщина спросила, как тебе кажется, изменилась я? Но это была бы не Ольга. Для Ольги главное — фабрика.

— Такое странное чувство: будто и не уходил никуда, а все другое.

— Я хочу сказать тебе спасибо за то, что поддержал меня с кандидатурой Лиды Михайловой.

«Разве я поддержал?» — подумал Чичагин.

— Я просто не возражал против твоего решения. Раз ты решила, что Михайлова, тебе виднее. Я ведь здесь без тех годов неделя, — сказал он, все так же улыбаясь.

«Осторожничает, — поняла Ольга Петровна. — Потому что Лида или вообще?»

— Что за человек Чичагин? — спросил ее в тот же день директор. — Ведь вы его и прежде знали?

— Прежде — да, а сейчас — нет. Я думаю, что мне, как и вам, предстоит познакомиться с ним заново.

Директор нахмурился. Вот как. А ведь Ольга Петровна, когда им начали «сватать» Чичагина, была двумя руками «за».

Она поняла, о чем он думает.

— Люди меняются. Это как-то не всегда учитываешь. Я надеюсь, что не ошиблась. А может, ошиблась, погляжу, — сказала она со своею всегдашней беспощадностью к себе.

Лето шло на убыль, но жара не спадала. Высокие окна в закройном за день так накалялись — к подоконникам не подойти. Легкие синие шторы почти не спасали от солнца, и к концу дневной смены все ходили как вареные.

— Молока хочешь? Холодное, — предложила, пробегая мимо Лиды, молоденькая комплектовщица Люся Романова.

Лида выключила пресс и пошла в комплектовку. За длинным комплектовочным столом, сдвинув в сторону пачки скроенных деталей, сидели кроме комплектовщиц, Анька Мартышева, Рая Поспелова (вышла в этот день в утро) и Майя Цезаревна, заместитель начальника цеха.

Молоко — только что из холодильника — было действительно холодное, даже зубы ломило.

— …я себе думаю: наплевать! Не уеду, так и лучше, — продолжала еще до Лиды начатый рассказ Майя Цезаревна. — А там такое делается! Сто лет проживу — не забуду.

Лида поняла: Майя Цезаревна рассказывает, как она уезжала в эвакуацию и не уехала. Сейчас она произнесет свою знаменитую фразу. Так и есть.