Но даже когда опасность стала более четкой, я все равно не захотела его прогонять. Вот такое вот самоубийственное стремление хоть на некоторое время избавиться от одиночества.

Бросив взгляд на темнеющее небо, я вдохнула морозный воздух полной грудью и ускорила шаг. Несмотря на всю свою уверенность в правильности решения, задерживаться на улице до полной темноты не было никакого желания, да и ждут меня дома вот теперь. Возможно, конечно, сильнее ждут торт, но на этом я старалась внимания не заострять.

А квартира встретила меня клубами дыма и запахом гари, которые плотным облаком окутали меня, стоило открыть дверь.

— НЕЙТАН?!

С испуганно колотящимся сердцем я бросилась внутрь, в это марево, подсвеченное далеким светом, предположительно на кухне. Торт автоматически оставила на столике в прихожей, сумка завалилась на пол, но я не обратила на это внимания. Гораздо важнее было понять, почему мой дом горит, и где…

Парень обнаружился посреди кухни, активно махающим полотенцем. Кошачьи уши прижаты к макушке, а лицо стало виноватым-виноватым, стоило мне показаться в дверном проеме.

— Лиа… Привет.

Я облегченно опустилась на стул. Понапридуманная куча ужасов постепенно отпускала, сменяясь легкой эйфорией от того, что все на самом деле хорошо. И только тут до меня дошло.

— Кошачьи уши?

Махания полотенцем прекратились. Нейтан скосил глаза вверх, насторожив эти самые уши, словно попытался узреть их воочию, потом смущенно вжал голову в плечи:

— Частичная трансформация.

— Та самая? — глупо уточнила я, окидывая его заинтересованным взглядом.

— Ага, — он снова начал махать полотенцем, еще активнее, чем прежде.

Дым медленно рассеивался, улетая в распахнутые окна.

Ушки ему шли, сугубо органично вписываясь в картину, и не вызывая никакого ощущения неправильности, хотя должны бы.

— А… — я смущенно опустила взгляд. — Хвост к этой трансформации прилагается?

— М-м-м, — парень посмотрел на меня, приобрел задумчивый вид, потом мягко улыбнулся: — Давай я сейчас дым выгоню, ты разденешься, и мы… поговорим, за чашкой чая.

От его заминки я невольно вздрогнула, хоть она и была вызвана мелькнувшим у самого его носа краешком полотенца, которым он все еще сосредоточенно помахивал. А слова о чае напомнили о забытом в прихожей презенте. Пришлось слезать со стула и топать назад, на ходу стаскивая пальто. Щеки ощутимо грел румянец, пришлось на миг прижать к ним ладошки, в тщетной попытке охлаждения. Радость от приятного общения, пусть и на фоне дыма и распахнутых окон, дышащих прохладой, вызывало в груди теплое ощущение, по которому я так скучала.

— Так что же за катастрофа тут произошла? — громко вопросила, стаскивая сапоги, и внутренне радуясь, что на улице морозно, иначе по всей квартире бы наследила.

Можно было бы, конечно, заговорить, когда вернусь, но позволять молчанию снова заполнить воздух, не было никакого желания.

— Ну-у-у, — откликнулся Нейтан, и мое воображение тут же нарисовало виновато прижатые к голове уши, словно он ждет, что его сейчас стукнут. — Понимаешь, я хотел испечь нам печенья к чаю, но… оно сгорело.

— То есть как это, сгорело? — от такого заявления я даже замерла с полустянутым сапогом в руках, удивленно глядя на кухонную дверь. — Ты же вроде хорошо готовишь.

— Взяло и сгорело, — наполненным вселенской скорбью голосом сообщил парень, сопровождая свою реплику характерным стуком закрывающихся окон. — Я, как пресловутый сапожник без сапог — люблю сладкое, но категорически не умею его готовить. Это какое-то проклятие, не иначе! Сколько бы я не пытался приготовить сладость, даже самое банальное печенье, все заканчивается катастрофой!

Пока он сокрушался, я успела разуться, взять в руки торт и гордо прошествовать обратно в кухню:

— Тогда тебе очень повезло, что у тебя теперь есть я.

И я торжественно водрузила коробку на стол между приготовленными чашками с чаем, пред желтые очи страдальца.

Пару секунд он таращился на презент, с таким видом, что я почти увидела расходящиеся от него золотистые лучи счастья. А потом я вдруг оказалась прижатой к его груди, да так сильно, что аж дыхание перехватило.

— Ты чего? — только и успела затухающе прохрипеть прежде, чем воздух закончился.

— Прости, — он отступил, честно стараясь изобразить вину, но постоянно расплывающаяся на лице улыбка совершенно этому не способствовала. — Просто жалким «спасибо» это не выразить.

— Кхем. Пожалуйста, — хлопая глазами, откликнулась я, и тут же села, а то коленки как-то подозрительно дрогнули.

А ведь казалось бы, всего лишь торт.

Тем временем Нейт, поглядывая на меня полными щенячьего восторга глазами, распечатал сладость и тут же, совершенно по-детски, мазнул по краю, слизал с пальца крем и довольно зажмурился:

— Ты работаешь в раю, ты знаешь это?

— Я бы не назвала это раем, — пряча снисходительную улыбку за чашкой чая, откликнулась я.

— Ты ничего в этом не смыслишь, — уверенно заявил кот, погружая в торт ложку.

— Ты хоть нарежь, — смех скрыть оказалось сложнее, но парень, кажется, был полностью погружен в нирвану сладостного вкуса.

Но на машинальное «угум» его все же хватило. А вот на следование этому «угум» уже нет. Я открыла было рот, чтобы напомнить ему, что он обещал рассказать мне больше, но тут же захлопнула обратно. В таком состоянии он меня вряд ли вообще услышит.

Впрочем, вечно это продолжаться не могло. В какой-то момент он даже вспомнил, что я тоже могу желать кусочек, и даже сумел придать себе тень смущенного выражения, но это было не нужно — в отличие от него я к сладкому относилась спокойно. Куда большее удовольствие, чем от поедания торта я получала от наблюдения счастливого Нейта. Тем более что накормили меня этим добром еще на работе.

Когда же вкусняшка почти закончилась, мне вдруг вспомнились слова коллеги про «слопаешь торт одна, совсем растолстеешь» и воображение споро нарисовало покруглевшего парня, что едва не заставило меня поперхнуться, а его — поднять на меня удивленный взгляд и на миг перестать жевать. Пришлось качнуть головой, показывая, что все в порядке, и честно попытаться не рассмеяться.

Немудрено, что до разговора дело у нас дошло, только когда мы перебрались в гостиную. Я в этот раз забралась в кресло, обхватив колени руками, а Нейтан, с совершенно удовлетворенной улыбкой, упал на диван. И блаженно прикрыл глаза, заставив меня подозрительно нахмуриться и подать голос:

— Итак?

— М-м-м, — парень приподнял веки, пару секунд погипнотизоровал меня чернотой расширившихся зрачков, потом все же нашел в себе силы заговорить: — Итак. Говоря о частичной трансформации. Как видно из названия, я могу частично изменять свое тело, смешивая человеческую ипостась со звериной. Так что да, у меня может быть хвост. Есть определенный образ трансформации, который происходит легче всего и, время от времени, неосознанно. Все из-за моей… особенности. Клыки появляются самыми первыми. Потом уши, а за ними когти. К счастью хвост отрастает только при о-очень большом эмоциональном скачке. Так сказать, крайняя стадия. Если говорить о внешних признаках, то получается такой классический, понимаешь ли, анимешный образ.

— Внешних? — уточнила я, невольно наблюдая, как шевелятся его ушки, то настораживаясь, то расслабляясь.

— Зрение, обоняние, скорость реакции, ловкость, гибкость… Желание шипеть на то, что не нравится и прикоснуться или потереться о то, что нравится, — если первые слова он говорил с едва заметной улыбкой, то под конец приоткрыл глаза и наградил меня задумчивым взглядом.

Я спешно отвернулась. А то ведь сижу тут, пялюсь на него совершенно бестактно. А не пялиться сложно, потому что его уши буквально гипнотизируют, вызывая желание погладить. Это привело к следующему моему вопросу:

— А ты можешь это все осознанно убирать?

— Могу, — его улыбка приобрела хитроватый вид. — Но зачем? Мне и так не плохо, а ты уже знаешь, что я кот. Так что таиться бессмысленно.