— В порядке.
И сама испугалась безжизненной сухости своего голоса.
Друг покачал головой, явно не веря ни единому моему слову. Немного помолчал, словно ожидая продолжения, но я молчала и смотрела в пространство, понимая, что в голове нет ни одной четкой мысли.
— Я нашел тебя вчера в парке и принес домой. Ты была совсем замерзшая… и знаешь, тебе стоит показаться врачу. А пока вот, — он протянул мне градусник. — Я должен знать, что у тебя нет температуры. И, по правде говоря, я буду сильно удивлен, если ты не сляжешь с простудой или чем посложнее. Воспалением легких, например.
Он говорил со странной смесью беспокойства и недовольства, но по глазам было видно, что волнуется он больше, чем злится. И я, конечно, могла ошибаться, но судя по тому, что к концу своей тирады он пилил взглядом не меня, а окно, зашторенное шторами, а от того не имеющее возможности впустить задорный солнечный свет — злился он не на меня.
До меня же не сразу дошло, что он пытается всучить мне градусник и не собирается отказываться от этой затеи. Заниматься такой глупостью, как измерение температуры, не хотелось. Вообще ничего не хотелось уже, даже плакать. Но чем дольше я не реагировала, тем более маниакальным становился вид Эда, отчего в мою плохо соображающую голову закралась мысль, что если я не возьму градусник, он поставит мне его сам, неважно какими средствами и способами. Пришлось подчиниться и забрать прибор. Он у меня был ртутный, еще родительский, а то и более старшего поколения, проверенный временем, так сказать. Вот только пользовалась я им, наверное, еще в детстве. Даже не знаю, как Эд его откопал.
Пока моя, по ощущениям нормальная, температура измерялась, парень с упоением перечислял мне все возможные симптомы всех вероятных моих заболеваний. И делал это в своей привычной манере, тоном матерого доктора из поликлиники, только кряхтящего «батенька» в его речи не хватало. Наверное потому, что его «пациент» был не того полу. Я слушала вполуха, иногда вообще теряя нить его умозаключений, благо, в этом монологе мне не нужно было даже кивать в положенных местах. Думаю, предполагалось, что я буду внимать и раскаиваться, раскаиваться и внимать, охваченная страхом ужасных последствий вроде сильного кашля или насморка. Но я не внимала и не раскаивалась. То ли потому, что за прошедшую ночь, если мои ощущения меня не обманывают, у меня не появилось ни одного из предполагаемых симптомов, то ли потому, что разбитое сердце не позволяло осознать всей ужасности ситуации с моим здоровьем. Будь я немного поадекватней, честно говоря, меня бы больше беспокоило мое психическое состояние, нежели физическое. Впрочем, возможно, он и беспокоился, только виду не подавал, отвлекал меня от боли душевной, переводя внимание на вероятность боли физической («Горло! У тебя может разболеться горло и тогда все, ни покушать нормально, ни поговорить!»). Это не помогало, но он хотя бы не лез в душу с вопросами и требованиями объяснений. Не знаю откуда, но я почему-то была уверена, что он и сам все понял. А поняв, не поливал никого грязью, не проклинал и не обещал отправить моего обидчика в больницу в полумертвом состоянии. Наоборот, он категорически обходил стороной какие-либо намеки на причины моего сидения на холоде, лишь беспокоился о последствиях.
Его монолог закончился, когда я отдала ему градусник. Эд изучил результат едва ли не под лупой и, бросив на меня подозрительный взгляд, поднялся на ноги:
— Ладно. Сейчас я пойду в аптеку, куплю чего-нибудь профилактического. Еще в магазин зайду, у тебя хлеб закончился. А ты будь паинькой и веди себя здесь хорошо, ладно? Прими душ, приведи себя в порядок, найди цель в жизни.
Я сфокусировала на нем взгляд. Собралась с силами и открыла рот:
— Я…
— Ты не в порядке, — тоном констатации фактов, оборвал парень. — Но мы это исправим.
После чего улыбнулся и уверенным шагом направился к двери.
Интересно, как именно он собрался исправлять мою сломанную душу?
После его ухода я еще некоторое время лежала пластом, терзаемая разочарованием и болью. И сама не понимая, почему меня все никак не отпустит. Почему из-за какого-то, пусть и красивого, парня, которому я и верила-то лишь пару часов, меня выбросило обратно в состояние, схожее с тем, что было, когда не стало родителей. И мне не хотелось ни есть, ни пить, ни двигаться. Тогда у меня был брат, который вытащил меня из этой пропасти, хоть и не смог излечить до конца. Сейчас… Я машинально оглянулась на дверь. Сейчас у меня есть Эд. Парень, который при необходимости будет тащить меня силой, даже если я буду упираться, кусаться и брыкаться.
Расшатанная психика тут же предположила, что и Эд может мне врать. Предположила, но не нашла аргументов. Зачем? Этот парень пришел ко мне сам, прицепился, как репей, и отцепить его не случилось никакой возможности. Да, Нейтан тоже пришел сам, пристал намертво, но там всегда была Тэсс. Я просто была достаточно глупа, чтобы видя ее, позволить себе влюбиться.
Хотя кого я обманываю? Ничего я себе не позволяла, оно все само, совершенно без спроса, не обращая внимания на факты и логику. И сдавалось мне, что я полюбила бы его даже без всех этих приставаний-поцелуев-признаний, даже если бы он ни разу не глянул в мою сторону. Просто на это ушло бы больше времени. И не было бы так больно, потому что я изначально не предполагала бы даже вероятности взаимности. Но все случилось именно так. Возможно, так и должно было быть, возможно, так написано в книге моей жизни и я бы все равно никуда не делась от этой боли. Но легче мне от этого не становилось.
— Ты очень непослушная девочка, — констатировал стоящий рядом Эд.
Я вздрогнула. Погрузившись в собственные переживания и душевные метания, я не заметила, как пролетело время и когда он вернулся. И от неожиданности никакие слова на ум не приходили, поэтому мне оставалось только таращиться на него из-под своего пледа и пытаться предугадать, что он будет делать дальше.
Парень тем временем окинул меня задумчивым взглядом, изрек «Нет, так дело не пойдет», с шелестом поставил пакеты с покупками на пол и, с серьезным видом обойдя диван, принялся вручную отправлять мня в ванную. Я попыталась упираться, строя из себя оскорбленную в лучших чувствах, но это не помогло — он банально был сильнее. Поэтому не прошло и минуты, как я была крайне наглым образом доставлена в пункт назначения.
— И учти, — с непоколебимым видом сообщил стоящий на пороге парень. — Если ты не пошевелишься, я самолично тебя вымою, вот этими вот руками.
После чего продемонстрировал мне упомянутые руки и со стуком захлопнул дверь. Не удивлюсь, если он дополнительно подпер ее с той стороны собой.
Оценив угрозу и степень серьезности, с которой она была произнесена, я включила горячую воду и принялась стаскивать с себя одежду. Эд все же не брат, нужно иметь хоть какое-то приличие.
Пока ванна нагревалась, а я снова выпутывала из свитера забытую в волосах заколку, дверь за моей спиной открылась. В уверенности, что ее подпирают с той стороны, я даже не подумала запереться, как приличная девушка, потому даже не успела особо среагировать, только выглянула в свесившийся впереди ворот полуснятого свитера.
В приоткрытую сантиметров на десять створку просунулась рука со свертком, с точностью киборга положила свою ношу на стоящую возле двери тумбочку и скрылась, втянувшись обратно за границу видимости.
— Одежда, — сообщил Эд, снова закрыв створку, и, запнувшись, добавил: — Я брал не глядя.
Я с минуту посверлила взглядом принесенное, с запозданием опознав в свертке свой свитер и брюки. С еще большим трудом до меня дошел смысл «не глядя» — из рулона вещей выглядывал кружевной уголок нижнего белья.
В темноте старательно опутывавшего меня безразличия шевельнулся росток смущения. Задумчиво покопошился и решительно залил мои щеки краской. Вот же ж зараза заботливая, вообще никаких тормозов нет!
Душ я принимала недолго, побоявшись забыться и остаться под теплыми струями в прострации, пока Эд не придет выполнять свои угрозы. Волосы просто хорошо протерла полотенцем, оставив спадать на плечи потемневшими локонами-волнами. Натянула предоставленный мягкий свитер и домашние, немного потертые брюки, немного подумав, через «не хочу» почистила зубы и пришла к выводу, что с друга хватит и такого марафета. Засим и вышла, пока он не начал тарабанить и вопрошать, а не утопилась ли я там часом с горя.
