— Вот только не надо мне тут про работу, — его голос понизился до шипения, руки сжались в кулаки. — Будто я не знаю, чего ты на самом деле хочешь.

— Раньше ты тоже этого хотел, — она улыбнулась, подалась чуть вперед. — А теперь использовал ее дыхание. Это мухлеж, котенок.

— Ты мне еще по мухлеж расскажи! — Нейтан фыркнул и продолжил спуск, игнорируя ее недовольство.

Ночь встретила их прохладой и россыпью звезд. Оказавшись здесь в этот раз, парень наконец почувствовал морозность воздуха, заметил облачка пара, вырывающиеся изо рта при дыхании. И этот холод начал медленно пробираться внутрь.

— Куда теперь? — его голос прозвучал равнодушно, взгляд, пробежавшийся по двору и упершийся в фигурку спутницы, стал пустым.

— Следуй за мной, — игриво поманила пальчиком Тэссра, и пошла впереди, плавно покачивая бедрами.

А парень на миг замер, глядя на нее, потом сурово сдвинул брови, ощущая невесомое прикосновение, столь привычное, но столь раздражающее теперь:

— Не трогай.

— Мошенник, — откликнулась девушка, на миг оглянувшись через плечо. — Пойдем уже.

Они вышли со двора и еще минут пять петляли по улочкам, пока брюнетка не остановилась у дорогого спортивного автомобиля, окрашенного в вызывающе красный цвет. Но в салон забралась, только когда парень занял пассажирское сидение. Стоило машине тронуться с места, как Нейтан отвернулся к окну и прикрыл глаза. Ему не хотелось быть здесь, не хотелось терпеть все это. В груди было странное ощущение, от которого хотелось шипеть. Бессильная ярость смешивалась с тягучей, словно утыканной шипами болью, пока еще только зарождающейся, но уже сводящей с ума.

Выехав на более ровный участок дороги, Тэссра опустила стекло и расслабленно откинулась на спинку сидения, довольно улыбаясь. Поток холодного воздуха проник в салон, заставив парня вздрогнуть и распахнуть глаза.

— Закрой.

— Ее запах, которым ты исхитрился пропитаться насквозь, действует мне на нервы, — не отрывая взгляда от трассы, огрызнулась брюнетка, перестав улыбаться, отчего снова стала похожей на фарфоровую куклу тончайшей работы.

Нейт опустил голову, принюхался к ткани рубашки и его губы растянулись в довольной улыбке. Но она тут же погасла, а голос наполнился холодной сталью:

— Я сказал закрой.

Девушка зашипела не хуже самого оборотня, но подчинилась. А он, добившись своего, снова прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями и заглушить тот ураган ощущений, что бушевал внутри. Разговаривать с родителями нужно будет как можно спокойнее. Ну, или по крайней мере не кинуться на них с когтями.

Некоторое время они ехали в молчании. Город остался позади, дорога оказалась зажата между двумя линиями подсвеченных деревьев у обочин и черного провала неба сверху. Нейт уже почти убедил себя, что он в норме, когда невесомое прикосновение повторилось. И снова в груди поднялась волна негодования, снова захотелось ударить, наотмашь, ото всей души.

— Не трогай, — сдержав эмоциональный порыв, повторил парень, в этот раз с чуть большей долей предупреждения.

— Раньше ты не был такой скрягой, котенок, — обиженно поджала губы брюнетка.

— Раньше мне было все равно, — тихо проговорил Нейтан и глубоко вздохнул. — Теперь все изменилось.

— Я заметила, — Тэссра окинула его взглядом и отвернулась.

Впереди уже маячило зарево осветительной системы дома Блэкэтов. Нейтан прожег его взглядом, подавляя желание выпрыгнуть из машины — это была бы слишком жалкая попытка побега. Тэссра быстрее, а фора, которую дало дыхание Лианы, уже истекла. Нужно быть умнее.

Громадный особняк встретил их сияющей подсветкой фасада, усиливающей тени в нишах, создающей путающую взгляд игру света и тени. Он словно был архитектурным отражением своих хозяев, всегда находящихся на виду, но свято хранящих тайну своей крови.

Брюнетка остановила авто у парадного входа, вышла первой. Нейтану потребовалось пара вдохов прежде, чем он смог покинуть салон и со спокойным выражением лица окинуть взглядом дом. Между ними и резной входной дверью, у которой замер швейцар, был ряд круглых колонн, увитых плющом, в котором были мастерски запрятаны небольшие лампочки, отчего казалось, что само растение цветет мерцающими цветами. Когда парень был еще маленьким, он временами выбирался из комнаты ночью, когда основная подсветка была уже отключена, и смотрел на этих светляков, создающих в душе ощущение сказки. Сейчас же он смотрел на эту роскошь с некоторой долей гнева.

— Пойдем, — замершая на первой ступени Тэссра поманила его пальчиком, и пошла впереди, ритмично цокая каблуками по мрамору.

Еще один глубокий вдох и Нейтан последовал за ней. Сейчас важно сохранять спокойствие. И просто не шипеть.

Родители встретили его у подножия широкой лестницы, крыльями расходящейся ко второму ярусу холла. Мама, в звериной ипостаси сиамка, в человеческой форме была блондинкой с голубыми глазами. Она была высока, стройна, и строга даже на вид, причем вовсе не из-за светло-серого делового костюма. Именно она управляла кланом, хотя официально главой считался ее муж и отец Нейтана. Он стоял рядом с супругой — чуть более старшая копия сына, только глаза у него были серые, человеческие. Глядя на него, Нейт вдруг подумал, что, не отдай Мартэл власть над кланом жене, у парня было бы больше свободы. Но отец брал бразды правления в свои руки только в самых крайних случаях. По крайней мере, так говорили те, кто знавал его подольше наследника.

— С возвращением, сын мой, — окинув блудное дитя цепким взглядом, подала голос Амелия. — А теперь, Тэссра. Подойди.

Вновь зазвучал стук каблуков, брюнетка подошла ближе, замерла в шаге от хозяйки дома. Нейтан не видел лица девушки, но и без этого мог сказать, что на нем сияет довольная улыбка. А вот глаза матери настораживали.

— Ты ранила моего сына.

Тон Амелии не изменился, как и выражение лица. Но создалось впечатление, что в воздухе вокруг застыли кристаллики льда.

— Что? — в голосе Тэссры появилось недоумение. — Нет, как вы могли такое подумать?

— У него кровь, — женщина поджала губы. — Ты ранила моего сына.

Удар был незаметным. Только прокатился по залу звон хлесткой пощечины, да брюнетка вдруг согнулась, держась за щеку. Лицо Амелии все еще не выражало никаких эмоций, но ауру ярости Нейт почувствовал даже на расстоянии. В этом была вся его мать. Любящая и заботливая. Настолько, что готова запереть сына в четырех стенах, лишь бы ему ничего не угрожало.

Да, кто-то бы сказал, что все наоборот. Что он был заперт, чтобы в безопасности были другие, а не он. Но парень знал свою мать. Строгую, жесткую и безразличную к чужакам.

— Это не я! — брюнетка встала прямо, убрала руки от лица, но прежняя самоуверенность к ней не вернулась.

— Да? — светлые брови главы клана Блэкэт едва заметно сдвинулись вверх. — А кто же?

— Да он сам! — Тэссра оглянулась на замершего в нескольких шагах парня, кивнула ему на мать: — Скажи ей!

— Что сказать? — Нейтан бросил взгляд вниз, на окровавленную рубашку. — Что я едва успел увернуться в тот момент?

Губы Амелии сжались в тонкую линию:

— Увести.

Приказ был отрывистым и резким, как пощечина. Она не кричала, скорее с шипением выплюнула слово, вложив в него весь свой гнев.

Замершие по бокам охранники пришли в движение. Быстро подхватили ошарашенную девушку под руки и вывели из зала. Молчавший до этого момента Мартэл вздохнул, и спустился к сыну:

— Пойдем, тебя нужно показать лекарям.

***

Он бродил по коридорам, рассматривая дорогие картины и искусную лепнину, вазы и статуэтки, и понимал, что это место стало для него совсем чужим. Отец не задавал вопросов, не читал лекций, просто привел в нужную комнату и мягко улыбнулся. «Я рад, что ты снова дома». Вот и все его слова. Но в его глазах Нейтан видел страх. Видел, и не мог сказать, что отец боится зря. Потому что он сбежит. Сбежит снова, во что бы то ни стало. Раньше он пытался вырваться просто для того, чтобы вдохнуть воздуха свободы, попробовать, каково это — решать все самому. Побыть без постоянного присмотра, сделать то, что хочется. Это было простое желание, вызванное скукой и усталостью от однотонности бытия. Но сейчас, вернувшись и глядя вокруг, Нейт понимал, что более не испытывает раздражения, присущего ему раньше. Он испытывал пылающее желание смести все это, превратить в осколки. Разбить старинные вазы, раскрасить дорогую резьбу следами когтей, порвать гардины в клочья. Дать выход тому гневу и той боли, что камнем сплелись в груди, не позволяя спокойно дышать. Он больше не испытывал желания покинуть дом. Теперь это была необходимость.