– Как ты? – впервые в голосе Феликса я уловила тревогу.

– Ты вполне можешь обойтись и без моих исповедей, чтобы знать точный ответ! Какой смысл спрашивать? – нагрубила я.

– И все же?

– Хочешь услышать от меня? – я посмотрела наконец на него.

Столкнувшись с заинтересованным взором чарующих глаз, я сдалась.

– Никак!

Он продолжил сверлить меня взглядом, оценивая мое состояние.

– Куда мы едем? – Конечная цель не особо волновала меня, спросила ради переключения с неприятной мне темы.

– Будет лучше, если мы покинем остров, – не очень-то информативно ответил Феликс.

– Под островом ты подразумеваешь всю Великобританию? – уточнила я, округляя глаза.

– Именно!

– А то что?

Феликс посмотрел на меня с подозрением.

– Гинюки не остановится на потоплении сотен людей с лайнером в придачу и уничтожении моста, представлявшего историческую и культурную ценность? А отправит весь остров с десятками миллионов людей на дно Атлантического океана? – не дождавшись ответа, выпалила я.

– Скажи, тебе станет легче, если я гарантирую тебе, что ни один из потерпевших серьезно не пострадал?

– А если не станет – не гарантируешь?

– Хм! В любом случае, прими мое утверждение за факт, позже ты и сама сможешь убедиться из новостей, что ущерб той трагедии исключительно культурный и материальный.

Не могу сказать, что вот прям сразу отпустило, но новость, безусловно, хорошая.

– Гинюки? – уточнил он, кажется начав сомневаться в моей нормальности.

Я и сама, если честно, начала в ней сомневаться.

– Гинея, Юкки – все равно! – безразлично ответила я.

После нескольких бесконечно тянущихся минут молчания, во время которых Феликс казался сбитым с толку, я сама нарушила тишину:

– Холодно. – Ни плед, в который я без толку куталась, ни печка в машине неизвестной мне марки, сжигавшая кислород, но не согревавшая меня, не способны были справиться с мыслью, что на мне одна рубашка и я даже без обуви, когда за окном проносятся заснеженные равнины.

– Я знаю, как тебя согреть, – заигрывающим вдруг тоном произнес хам в неудачной попытке сменить атмосферу на более непринужденную.

– Я тоже знаю! В твоей квартире спрятан мой рюкзак и все мои вещи!

– От кого ты их спрятала? – продолжил невинно забавляться он.

– Это ты их спрятал от меня! И обложил выход невесть чем, не позволявшим выйти мне наружу и державшим в заложниках голода. Где твои манеры? – Гнев стал вырываться наружу, заставляя меня звереть. Сил оставаться в неведении, терпя его загадочность и регулярное игнорирование моих вопросов, больше не было.

– Твое первое обвинение совершенно безосновательно! Я не прикасался к твоим вещам. А те, что ты разбросала, наверное, убрала прислуга. Касательно же твоего заточения, сдается мне, ты заперла себя сама, желая задержаться там как можно дольше. Что в результате сыграло на руку нам обоим! – остудил мой пыл он. В последней фразе я ощутила некую недосказанность. – С голодом, как я понимаю, ты разобралась. Не так ли? К чему тогда упреки? Ну и относительно манер, – улыбнулся Феликс, не сильно стараясь скрывать исключительность своих зубов. – Меры, призванной загнать человеческие амбиции в строгие рамки. Так я в них не нуждаюсь!

– Твои клыки всегда так переливаются или только когда ты хочешь есть?

Феликс повернулся ко мне и улыбнулся так широко, что я впервые смогла разглядеть все великолепие его улыбки. Его верхние клыки не выпирали и оказались не длиннее человеческих, разве что несколько острее. Они напомнили мне какой-нибудь камень драгоценный, сродни двум дорогущим брильянтам. Ослепляющий отблеск, который я замечала, исходил именно от них.

И что самое поразительное – сколь искусно они их скрывают! Если мифы о вампирах рождались после того, как люди заставали его сородичей за принятием человеческой энергии, то как свидетели могли упустить эту их необыкновенную отличительную черту и не вписать в мифический образ?

– Они не меняют ни форму, ни вид, когда приходит время подкрепиться, если ты об этом, – подняв очередной занавес, Феликс смог расслабиться и веселился, теперь уж не скрывая своих пугающе заманчивых специфических особенностей совсем.

– А зачем тебе прислуга? Разве ты не можешь одним щелчком пальцев вернуть вещи на места, и все такое?

– Я не нахожу целесообразным расточать энергию на бытовые вопросы, которые легко решаются с помощью соответствующих служб. Кроме того, людям нужна их работа.

– О! Да ты и филантроп кроме всего!

– Ах-хах!!! Нет! Совсем нет! – Дьявольский огонек полыхнул в его глазах в подтверждение моего ошибочного суждения. – Заедем в город. Прогуляемся немного. Тебе и правда не помешает переодеться, – вздернув бровь, он провел по мне оценивающим взглядом, будто намекая на мой уже несвежий вид. – Рекомендую подумать, что тебе необходимо.

– Разве ты не можешь просто вернуть мой рюкзак, к примеру?

– Сказки, верно, любишь читать! Это не так работает. Физические объекты не возникнут из воздуха по одному моему щелчку, как ты выразилась. Нынешняя сила моего энергетического поля способна только ускорить процессы и приблизить становление желаемого явным, возможным, доступным. Как, скажем, если ты сейчас представишь конкретный коричневый кожаный жакет поверх красного велюрового платья, то мы непременно найдем его в первом же бутике, в который заглянем.

Не думать о кожаном красном платье, не думать о нем. А-а!!! Черт знает что! Представишь же такое!

* * *

Под словами «заедем в город» мне представлялся какой-нибудь лондонский сосед, скажем Кембридж, на деле вышло, что я проспала гораздо дольше, чем мне казалось, и уехать мы успели куда дальше. В Шотландию, если точнее.

– Эдинбург?! – не поверила я своим глазам, когда увидела дорожный указатель при въезде в город.

– Он самый!

Пока я, не отрываясь от окна, любовалась архитектурой, мы подъехали к торговому центру в старой части города. На парковке, расположенной на цокольном этаже, мне не давали покоя несколько вновь возникших обстоятельств. Первое и самое пугающее – необходимость покидать автомобиль и окончательно окочуриться снаружи; наименее страшное – откуда здесь столько людей, судя по количеству машин, уже с самого утра, и будут ли они пялиться на меня, облаченную в это дурацкое откровенное платье; ну и, наверное, самое важное – перевела ли мама мне денег, как обещала. Потому что бюджетно одеться здесь на те деньги, что остались у меня на счете, явно не выйдет.

Припарковав наконец автомобиль, Феликс повернулся ко мне вполоборота, осмотрел с ног до головы оценивающе и скрылся без объяснений, момент прощальный не затягивая.

Через минуту нехватка кислорода в легких напомнила мне о необходимости дышать. Ступор плавно стал переходить в панику: совершенно мне не хотелось бы застрять теперь еще и здесь – в машине на парковке…

– Та-ак… тише! – напомнила я себе вполголоса. – Бояться нельзя…

Медленным плавным движением я потянулась к дверной ручке, будто опасаясь спугнуть необычную бабочку, за которой охочусь. Взявшись за рычаг, я постаралась сдержать свой восторг, когда дверь поддалась. А теперь момент истины… И-и-и… дьявол!!! Я не могу выйти! Серьезно? У-у-у!!! Разве такое возможно для человека – не допускать ни единого переживания в свои мысли?! Мне теперь совсем перестать, что ли, думать?

Но! Куда он опять скрылся? Может, пришло его время подкрепиться? Или снова на разборки с Гинюки?

– Я думал, ты замерзла. – Голос, прервавший мои панические мысли, неожиданно скоро воротившегося Феликса одновременно испугал и обрадовал меня. Он остановился напротив моей открытой двери с парой бумажных пакетов в руках.

– Так и есть, – искренне ответила я.

Он посмотрел на распахнутую дверь автомобиля.

– Я пыталась выбраться…

Он просиял улыбкой. Я поняла, что стала причиной его веселья. Попыталась сказать, что ничего смешного в том, что я становлюсь заложником собственных страхов и опасений, нет. И что пары минут вполне себе достаточно для приступа паники. Но прорывающийся смех над собой же не позволил мне этого сделать. И я расслабилась.