— «Нужны деньги, друг, а времени сдать в комиссионку не осталось», — так он мне сказал, товарищ старший лейтенант, — заявил чистильщик. — Ну, я и решил немного заработать. Ведь не враг же я себе.

— Найти мужчину цыганского типа, — сказал Кунгурцев, когда я закончил читать отчет Лаврикова, — пока не удалось, но дворник дома, в котором произошла кража, по описанию легко узнал в нем человека, которого несколько раз видел с твоими ребятами. Один раз, заметив, как незнакомый мужчина угощает ребят водкой, дворник сделал ему замечание, на что тот нахально заявил под смех мальчишек: «Могу и тебя угостить, мне не жалко».

Не хотелось думать, что рыжий Павел, молчаливый Игорь, маленький любопытный Хрящ или даже малосимпатичный мне Сашка помогали обворовывать квартиру, но я вынужден был согласиться с Кунгурцевым — без них это дело вряд ли обошлось.

— Если даже они и не принимали участия в краже, — сказал Петр Иванович, — то уж по крайней мере были наводчиками для вора или караулили на улице.

— Кстати, о девушке, к которой ты ходишь на свидание, — спросил меня Кунгурцев, когда я уже собирался уходить. — Кто она такая?

— Это двоюродная сестра моего школьного приятеля, Петр Иванович. Мы предварительно созваниваемся с ней по телефону, и примерно за полчаса до моего прихода она уходит, так что наше свидание никак не может состояться.

...Во дворе меня встретили как старого знакомого.

— А вам опять не повезло. Только что ушла, — огорчился за меня Павел.

— Ну уж сегодня я ее обязательно дождусь, — заявил я.

Кроме знакомых мне Игоря, Сашки, Хряща и безымянного коротышки в бобочке во дворе было еще трое ребят. Один из них — тщедушный, чистенький и хорошо одетый — играл с Сашкой. Остальные следили за игрой, громко выражая свое отношение к удачным и неудачным действиям партнеров.

В окно первого этажа высунулась женщина. У нее было усталое, измученное лицо.

— Ребята, — попросила она, — нельзя ли потише? Никак не могу ребенка укачать.

Но судьба ее ребенка никого не интересовала.

— Иди-ка ты, мамаша, подальше, — крикнул ей Сашка и громко выругался.

— Как не стыдно! Взрослый человек! — Она с треском захлопнула окно. Последние слова были адресованы уже мне.

— Что, попало? — захохотал Павел.

Ребята меня совершенно не стеснялись. Игра была крупная, на деньги, и они даже не пытались скрывать этого. Мое присутствие вроде бы и не тяготило их совсем. Как будто сам факт моего существования не имел для них никакого значения.

Чистенький мальчик отдавал Сашке проигранные деньги. Надеясь отыграться, он продолжал игру и вдруг, пошарив в кармане, обнаружил, что ему больше нечем расплачиваться.

— У меня нет денег, — тихо сказал он, втянув голову в плечи.

— Расплатись и отчаливай, — жестко оборвал его Сашка.

— У меня нет, — беспомощно повторил мальчик. От страха пот выступил у него на лбу.

Сашка схватил его за левую руку в том месте, где ее опоясывал ремешок часов:

— Снимай часы.

Мальчик заплакал:

— Не могу, мама узнает.

— У всех мама, — безжалостно передразнил его Сашка. — Ты бы раньше о ней подумал. Карточный долг — долг чести.

Во мне все закипело от злости. Может быть, я не имел права вмешиваться. Ведь я мог завалить дело, из-за которого пришел. Да и парень сам виноват. Но быть безучастным зрителем — к этому я не привык.

— Оставь мальчишку! — закричал я Сашке и сделал шаг по направлению к нему. Сашка заметно испугался, но в присутствии остальных не позволил себе отступить.

— А иди-ка ты, — сказал он мне и сильно дернул мальчишку за руку.

В то же мгновение я рывком поднял Сашку со скамейки и простейшей подсечкой уложил его на землю.

Общее оцепенение длилось не больше секунды, а потом на меня бросились Павел, как видно в лучшем смысле слова понимавший законы дружбы, один из тех мальчишек, которых я увидел сегодня впервые, и вскочивший с земли Сашка. В руке у Сашки был камень...

— Стойте, идиоты! — раздался окрик Игоря, единственного из всех нас сумевшего сохранить хладнокровие. — Вы что, спятили?!

Он здесь был главный. Это я заметил еще в первый раз. Сашка нехотя бросил камень, а Павел и второй мальчишка немедленно вернулись на свои места.

— Что вам от нас нужно? — спросил меня Игорь.

— Да ничего, — ответил я, как будто ничего и не случилось, — просто не люблю, когда маленьких обижают.

— А кто его заставлял приходить сюда играть?

— Никто, конечно. Я его и не оправдываю, но зачем же снимать часы? Ведь ему попадет дома.

— Карточный долг — долг чести, — заученно повторил Игорь.

— Какая честь, когда Сашка играл нечестно, — рассмеялся я. — Нечестно, понимаете?

— Ну и что, если нечестно, — заступился за Сашку Игорь. — Не надо зевать. Все люди делятся на волков и овец. Не будь овцой, вот и вся хитрость!

— Так рассуждали фашисты, — жестко сказал я. — Выходит, ты с ними заодно.

— Ну, это вы бросьте! — рассердился Игорь. — У меня отец на фронте погиб.

— Он, наверно, не за то погиб, чтобы его сын в карты играл.

— Но ведь карты продают в магазинах, — с издевкой бросил пришедший в себя Сашка.

— Можно иногда поиграть и в карты, но тратить на них все свободное время и зарабатывать деньги с помощью карт — подло. И что вы тут толкуете о карточном долге — долге чести? Вы на меня не обижайтесь, но это же выдумано для таких дураков, как вы. Иначе кое-кто не сможет жить с помощью карт.

— А дядя Вася сказал... — вдруг перебил меня Хрящ. Но так и не успел рассказать, что же сказал дядя Вася, — от толчка Игоря он чуть не слетел со скамейки.

Я опять, конечно, не дождался своей знакомой, но домой на этот раз возвращался не один. Меня провожали Игорь и Павел. На улице мне было легче разговаривать с ними. Двор — тесный, угрюмый — не располагал к откровенности. А выйдя со двора на улицу с ее неумолчным шумом и шлепающим шуршанием троллейбусных шин, мы сразу почувствовали какое-то расположение друг к другу.

По дороге ребята рассказали мне о себе.

Павел никогда не знал нужды. Но не хлебом единым жив человек. Павел не знал родительской любви и заботы. Отец его — моряк дальнего плавания — редко бывал дома. В его нечастые приезды мать была нежна с сыном. В остальное время Павел мешал ей, ибо больше всего на свете она любила веселое общество, рестораны, внимание мужчин. Сыну она ни в чем не отказывала, давала деньги, покупала дорогие костюмы. Но Павел давно уже понял, что этим мать откупалась от него за то, что лишила его своей материнской ласки и любви.

Павел много читал. Он был фантазером и мечтателем, и его представление о жизни носило нереальный, книжный характер. Я не знал, какое участие он принимал в квартирной краже — в это трудно было поверить, — но мне он казался добрым и справедливым. И меня не удивило, что он делился со мной, в сущности почти незнакомым ему человеком. Ведь ему чаще всего приходилось встречаться с людьми типа маминых друзей или Сашки. А с ними не очень-то хотелось откровенничать.

У Игоря жизнь сложилась труднее. У него не было ни отца, ни матери. Тетка вынуждена была взять на воспитание сына погибшего на войне брата. В десять лет она отправила мальчика в ремесленное училище. Игорь стал токарем и зарабатывал больше ее, но она не любила его, и теперь к прежней неприязни прибавился еще страх перед рослым, грубоватым племянником. Когда ему становились невмоготу ее постоянные жалобы и попреки, он делал страшное лицо и хватался за стул, а она в ужасе убегала на кухню и не возвращалась обратно, пока Игорь не уходил из дома.

У Игоря не было друзей, кроме Павла и Сашки. Сходиться с людьми ему мешал его властный, суровый характер. Равноправие в дружбе было не для него.

Павел и Сашка охотно подчинялись Игорю. Павел — по врожденному добродушию, Сашка — потому, что всегда готов был уступить силе.

Все это мне рассказали ребята во второй вечер нашего знакомства, пока мы медленно, никуда не торопясь, шли по шумной центральной улице. Точнее, рассказал Павел. Игорь был не очень откровенен со мной. Кое о чем я догадался сам.