Зоотехник Невечеря, правда, позвал его из красного уголка:

— Хома, ты там есть или тебя нет?

— Да корова языком еще не слизнула, — послышался голос грибка-боровичка от скребкового транспортера. — Разве меня в труде не видно?

— В труде тебя видно, — вынужден был признать зоотехник Невечеря.

В это время в коровнике появился председатель колхоза Дым, такой озабоченный с виду, будто весь урожай еще в поле, а метеослужба пообещала всемирный потоп на завтрашний день.

— Старший куда пошлют Хома Прищепа на посту? — спросил у зоотехника Невечери, который попался ему навстречу.

— Вон, у скребкового транспортера!

Председатель колхоза шел так осторожно, словно у него плескалась под ногами расплавленная магма, перед собою вглядывался с внимательностью охотника, на которого вот-вот должен прыгнуть тигр. Возле скребкового транспортера Михайло Григорьевич остановился. Его лицо стало еще более лукавым, потому что возле транспортера Хомою и не пахло, пахло только навозом. Сардоническая ухмылка появилась на лице председателя колхоза, а губы задрожали в тонкой иезуитской усмешке.

— Хома Хомович! — сказал Михайло Григорьевич в пустоту перед собою. — Добрый вечер!..

И с искорками-хитринками в глазах подождал ответа.

— Добрый вечер, Михайло Григорьевич, — совсем близко произнес хрипловатый голос грибка-боровичка, хотя его не было видно ни перед транспортером, ни за транспортером.

— А ну выключай свою технику, да и пойдем потолкуем.

Кто-то невидимый нажал красную кнопку, и транспортер остановился.

— Я уже сегодня заходил к вам, чтобы потолковать об одном деле, да разве вас оторвешь от телефонной трубки? — прозвучал укоризненный голос грибка-боровичка. — Ну, здравствуйте, или как…

Доярка Христя Борозенная, проходя мимо скребкового транспортера, видела, как председатель колхоза Дым протянул перед собой правую руку и поздоровался с пустотой. Бывшая комсомолка Христя Борозенная уже готова была перекреститься, потому что председатель колхоза своей левой рукой еще и кого-то будто бы потрепал по плечу, — но кого потрепал? И усмехнулся кому-то — но кому?

Зоотехник Невечеря удивился не меньше, когда мимо него прошел председатель колхоза Дым, разговаривая сам с собою, но при этом подмигивал и жестикулировал так, будто шел с собеседником.

— Извини, что не поговорили утром, я лишь теперь освободился и нашел время, чтобы заглянуть к тебе.

Далекое небо цвело звездами, меж которых светлячком плыл искусственный спутник, будто капля живого серебра. Остановившись возле пруда, где пахло роголистником и аиром, ночной свежей водой, Михайло Григорьевич посмотрел на электрические огни в селе, которое разлеглось на холмистом противоположном берегу.

— Правда ведь, славно жить на этом свете, Хома? — мечтательно произнес председатель колхоза.

— Славно, — послышалось рядом с ним в голубоватой темноте. И уже скороговоркой, снисходительно: — Я наведывался к вам утром, хотел потолковать, но ведь у вас столько дел. Ну, я посидел да и пошел себе. Знаете, раз на дворе научно-техническая революция, нельзя сидеть сложа руки. Вот еще одну идею на практике проверяю, то есть на себе.

— Идею, говоришь? Надумал невидимкой стать, Хома?

— Эге ж, невидимкой, Михайло Григорьевич, — прозвучал виноватый голос невидимки Хомы. — Ибо кто-то ведь в нашем колхозе «Барвинок» должен попробовать на своей шкуре, как это живется невидимке, а то, глядишь, опередят нас там, за океаном.

— Значит, о приоритете колхоза «Барвинок» заботишься?

— Эге, о приоритете! — ответил невидимка Хома и даже выступил с критикой. — Хоть я и невидимка, а работаю не хуже, чем видимка. А некоторые наши видимки так те даже хуже трудятся Хомы-невидимки!

— О работе я молчу, Хома, тут претензий нет. Но зачем ты целуешь яблоневских девчат и молодиц?

— Ну, поцеловал одну-другую, но ведь рукам воли не давал! Да и кто удержался бы, чтоб не поцеловать?

— И правду не знаешь, чего от тебя ждать через минуту. Значит, говоришь, к этому понуждает научно-техническая революция? А какова реальная отдача в твоем эксперименте?

— Реальная отдача?.. Ну, хотя бы экономлю на одежде! — Голос невидимого грибка-боровичка ожил, как вьюн на горячей сковороде. — Потому что зачем невидимке одежда?

— Значит, ты, Хома, раздетый? — растерянно спросил председатель колхоза, вглядываясь в пустынную темноту перед собою, откуда доносился голос невидимого чудотворца. — По Яблоневке да по коровнику ходишь без штанов?

— Михайло Григорьевич, а кто видит, что я без штанов, раз я невидимка? Кому какое дело?

Председатель колхоза, остановившись над прудом, надолго задумался. Неподалеку на воде плеснула рыба, потревожив настороженную тишину. Смутно и нежно пахло мятой и аиром.

— Чертовщина, — глухо отозвался Дым. — Теперь ты уже невидимка… А если и другие колхозники станут невидимками? Потому как за тобою, Хома Хомович, народ пойдет! Ох и достанется же мне в районе, скажут, что, мол, в «Барвинке» невидимки работают на всех ударных объектах.

— Может, не попадет, Михайло Григорьевич? — послышался просящий, виноватый голос старшего куда пошлют. — Во-первых, экономия на одежде… Еще какая-то польза должна быть от невидимок, наука исследует!

— Наука исследует! — передразнил раздосадованный председатель колхоза Дым. — Хорошо, если наши колхозные невидимки не будут чураться работы, а ну как станут лодырничать? Разве я с них смогу сурово спросить, когда они хоть и люди, а все-таки невидимки? Какой спрос с невидимок? Да для невидимок еще не написан ни один закон, кто для них установит законы?

— Михайло Григорьевич! — прозвучал пылкий голос Хомы. — Невидимки сами для себя установят законы.

— Что?! Невидимки сами установят законы? И какие это будут законы — тоже невидимые? — Гнев сотрясал могучую фигуру председателя колхоза, которому приходилось разбираться если не с одной проблемой, так с другой. — Хорошо, когда это честный невидимка, такой, как ты, Хома! А если пойдут невидимки с делами невидимыми? Хорошо, когда невидимое дело хорошее, а когда невидимое дело плохое? Когда видимый урожай, то он таки видимый, а когда невидимый урожай?

— Да вы только подумайте, Михайло Григорьевич! — послышался хоть и доброжелательный, а все-таки лукавый голос старшего куда пошлют. — Когда видимый неурожай — это плохо, а когда невидимый неурожай — это лучше, потому что никто его не видит, от невидимого неурожая такая выгода, что к ответственности не привлекут!

— Что? Выгода от невидимого неурожая?

— А еще от невидимых неполадок выгода или от невидимых недоделок, так что не скажите, Михайло Григорьевич!

— А ты, Хома, бестия, — засмеялся председатель колхоза, и его истерический смех пронесся над водой уснувшего пруда. — Только с пути истины не сбивай людей… Народ наш хочет быть видимкой! Вот я — видимка, да? Прихожу в свой кабинет — и меня все видят. А если бы я стал невидимкой и с трибуны стал бы выступать, что сказали бы про такого председателя? Нужен был бы я, невидимка, своей жинке? А если б у нее дети родились? Тоже были бы младенцы-невидимки? Да разве ребенка-невидимку так потетешкаешь, как ребенка-видимку?.. Значит, так, Хома! Поставил эксперимент на своей шкуре — и хватит, не искушай яблоневских колхозников, потому как дело это темное и совсем не изученное. Конечно, какой-нибудь алиментщик или лодырь не отказался бы стать невидимкой! Или злодей и казнокрад… Гляди, не выдавай секрета, как ты стал невидимкой, ибо хоть ты сейчас и невидимка, а начальник милиции сам товарищ Венецийский управу на тебя найдет.

— Как я стал невидимкой? — послышался виноватый голос грибка-боровичка. — Дурное дело нехитрое. Наглотался всякой всячины — вот и все.

— И видимкой стать можешь?

— Да могу, Михайло Григорьевич, только не тут, я ведь без штанов, совсем голый.

— Ну, тогда будь здоров, Хома, завтра приходи в коровник в штанах. Может, ты на одежде и сэкономишь, а я таки лишусь своей должности… Вот тогда от стыда и останется мне только превратиться в невидимку!