Отправились искать вора три умных брата и пошли, не разбирая, первой дорогой. Долго ли, коротко ли они шли, но им пришлось идти по полю, засеянному просом, уже созревшим.
— По этой дороге, — говорит старший брат, — шел верблюд, слепой на один глаз.
— И хромой, — говорит второй,
— И на нем лежали два бурдюка: один с молоком, а другой с медом, — говорит третий. Высказав друг другу свои замечания, они пошли дальше. Навстречу им идет человек, который яскал сбежавшего у него верблюда.
— Не видали ли вы верблюда? — спросил ов.
— Видать-то не видали, но его приметы рассказать можем. — И тут они начали наперебой один перед другим описывать приметы верблюда. Приметы оказались верными.
— Ну, если так, — сказал погонщик верблюда, — то не кто иной, как только вы его и угнали!
Они стали отказываться и оправдываться тем, что приметы определили по догадкам, но ничего не помогло! Погонщик не поверил и потащил их на суд и расправу в ближайший аул, владельцем которого был знатный хан.
Призвали братьев к грозному хану, и он стал их допрашивать, как все это случилось. Братья повторили сказанное в свое оправдание.
— Да как же это вы могли по догадкам рассказать приметы верблюда? — спросил хан, заинтересованный рассказами братьев.
— Очень просто, — ответил первый, — след верблюжий всегда заметен, а что он был слеп на один глаз, то это легко можно было узнать: верблюд шел своей дорогой и щипал просо только с одной стороны — с той, где глаз был цел.
— А что верблюд был хромой, — сказал второй брат, — то нет ничего легче, как об этом догадаться: всякое животное приподнимает здоровую ногу выше хромой, а хромую волочит ва собой и цепляется ею за землю; оттого и след другой: он идет как бы бороздой.
— А что на верблюде лежали два бурдюка — один с молоком, а другой с медом, — сказал третий, — то и это можно было легко заметить: по правую сторону от дороги сидели на просе мухи, которые лакомятся молоком; стало быть, бурдюк с молоком висел справа; а что бурдюк с медом висел слева, — это видно было из того, что лакомившиеся медом пчелы сидели на просе с левой стороны.
Хана поразила необыкновенная догадливость братьев. Тогда хан отправился в сад и вернулся оттуда со сжатым накрепко кулаком.
— Ну, угадайте теперь, что в моем кулаке?
— Предмет этот весьма твердый, — сказал первый.
— И круглый, — добавил второй.
— Ну, если он и твердый и круглый, — сказал третий, — то это — орех! — Хан раскрыл руку, и в ней, действительно, оказался орех.
Это еще более поразило хана, и ему захотелось еще кое о чем расспросить умных братьев. С этой целью он пригласил их переночевать у себя. Братья согласились; их отвели в кунацкую и принесли им ужинать. Поужинав плотно, гости улеглись спать. Но хан, догадываясь, что они, прежде чем уснуть, станут говорить о том, что видели в продолжение дня, принялся их подслушивать.
— Ох, да и вкусная же была у нашего хозяина каша! — сказал старший. — Только она отдавала мертвечиной.
— Да и баранина, — сказал второй, — была тоже вкусная, только от нее несло собачиной!
— Да и хан-то, кажись, добр и не глуп, — сказал младший, — но он выглядит простым человеком: должно быть, он простого звания! — С этими словами гости уснули.
Замечание младшего из братьев задело хана за живое. Не долго думая он отправился к старухе матери и спросил ее, какого он происхождения.
— Конечно, — отвечала старушка, — ты достойный сын твоего отца.
— Говори правду, иначе я с тобой расправлюсь по-своему: велю снести тебе голову.
Тогда старушка открыла ему всю правду. Оказалось, что ханша и ее рабыня родили в одну ночь: ханша родила дочь, а ее рабыня сына; но так как старый хан был последним в своем роде, то, желая ему дать наследника, ханша подменила детей; себе взяла мальчика рабыни и воспитала его вместо сына, а дочь отдала рабыне. Таким образом, замечание младшего из братьев, как ни тяжело оно было для хана, оказалось верным. Тогда хан решился проверить и два других замечания братьев. Немедленно он велел позвать к себе управляющего и спросить его, отчего каша отдавала мертвечиной.
— Да, должно быть, оттого, что просо-то скосили на могиле убитого в прошлом году человека!
Итак, сказанное старшим братом было правдой. Оставалось еще проверить слова второго из братьев относительно баранины. Сейчас же велел он призвать к себе пастуха.
— Что же тут удивительного, — сказал пастух, — в третьем году волк зарезал всех овец: остались только два барашка, и они погибли бы, если бы как раз в это время не ощенилась собака; я и заставлял сирот-барашков ее сосать. Барашки уцелели, и вот от них и пошло все стадо.
Итак, хан узнал не только о своем происхождении, но и о некоторых подробностях, относящихся к его хозяйству.
На следующий день, когда гости проснулись, хан велел их позвать к себе.
— Скажите откровенно, — сказал хан, — чего вы ищите?
— У нас украли лошадь; приметы-то вора мы знаем, но он нам не попадался на глаза. Нет ли его в твоем ауле?
Тогда хан велел собрать сход, и братья сейчас же узнали того, кого искали: среднего роста, курносый, рыжебородый и с серыми глазами. Хан приказал ему сейчас же возвратить лошадь, что он и исполнил. Вора постигло наказание, а братья получили от хана богатые подарки. Вернувшись домой, они стали вести свое хозяйство по-прежнему, следуя пословице: один ум хорошо, а два лучше.
41. Кто глупее?
Опубл.: Там же, с. 102—105.
Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.
Публикацию сопровождает следующая «Заметка» Л. Г. Лопатинского: «Эта сказка характеризуется наивным и живым юмором, но вполне народной ее назвать нельзя: она носит признаки искусственной и притом более поздней переделки на тему о так называемых „набитых дураках"; имеется много сказок у других народов, но в кабардинской сказке оригинально состязание между глупцами».
В пятницу, во время джумы, собралось в мечети народу видимо-невидимо. Мулла взошел на возвышение и стал проповедовать о житейской мудрости. Тему для проповеди он почерпнул из китаба. Между прочим, он сказал, что по выражению лица можно узнать мысль человека, а по некоторым приметам — умен ли он или глуп. «Берегитесь, правоверные, — заключил мулла, — рыжебородых: у них немного ума! Но если рыжебородый отпустил длинную бороду, длиннее того, сколько можно захватить в кулак, он непременно сделает какую-нибудь глупость!»
Случилось так, что в мечети присутствовал правоверный с длинной рыжей бородой. Сердце его дрогнуло, когда он услышал слова муллы. «Неужели, — думал он, — слова эти относятся ко мне; к тому же мулла, распространяясь насчет рыжебородых, все как будто посматривал в мою сторону — как будто словами и жестами указывал на меня».
С тяжелыми думами он вернулся домой: «Ну-ка, посмотрю я в зеркало, длинна ли моя борода». Посмотрев в зеркало, ов с нетерпением схватил себя за бороду, и — о ужас! — между пальцев торчат длинные космы его рыжей бороды! «Долой ее, долой, а то меня, чего доброго, и впрямь примут за глупца!» Ножниц под рукой не было: он бросился к очагу, желая обжечь горчащую между пальцами бороду. Бороду-то он обжег, но при этом опалил себе все лицо. «Ах, какой я дурак! — крикнул несчастный. — Неужели мулла прав? Не может этого быть! Пойду по белу свету: наверное, найду где-нибудь рыжебородого глупее меня!»
Сказано — сделано. Поплелся рыжебородый куда глаза глядят. В одном ауле на площади он наткнулся на рыжебородого и сильно ему обрадовался. «Дай-ка, — подумал он, — расскажу ему о своем приключении; что он на это скажет?!»
Подходит он к нему, поздоровался и стал ему рассказывать о том, как он, обжигая бороду, опалил все лицо. Незнакомец усмехнулся и как бы в утешение говорит ему:
— Со мной было еще лучше: у меня была корова с закрученными рогами. Вздумалось мне как-то просунуть между рогами голову. Голова-то пролезла — ничего себе, надавил только немного виски, но назад ее вытащить нельзя! Что я ни делал, ничего не помогает: не лезет ни туда, ни сюда! Наконец корова испугалась; подняла хвост и давай со мной носиться по аулу. Я болтаюсь беспомощно; кричу от боли, так как корова своей головой меня безжалостно подбрасывает вверх, а к довершению досады, кто меня ни увидят, тот покатывается со смеху. Люди стоят у своих домов и хохочут. Наконец надо мной сжалились: поймали корову и стали меня вытаскивать иа тисков. Но не идет дело! Пришлось отпилить рога, и тогда только меня освободили. Что же это такое?
