Перед тем как отправиться домой, мы сделали последнюю остановку на Гавайях для выступления в небольшом клубе в Гонолулу под названием Pink’s Garage — еще одном месте, которое было слишком маленьким для группы, находящейся на пике славы. Зная, что этот концерт станет последним в нашем туре перед долгим перерывом, после этого я планировал остаться еще на неделю и арендовать нелепый кабриолет «Мазда Миата» небесно-голубого цвета, чтобы кататься с пляжа на пляж, как типичный турист (кем я и был), пожиная плоды самого безумного года в моей жизни. Понимать, что эта глава группы подошла к концу, было и горько, и сладко одновременно, потому что я почти влюбился в тот хаос, который ежедневно нас окружал, куда бы мы ни пошли. К тому же было приятно уйти на такой высокой ноте. Мы видели, что начали образовываться трещины, но залатали их, просто играя от всего сердца, как всегда это делали. Конечно, я тоже устал, поэтому пришло время вернуться, перезагрузиться и напомнить себе о вещах, которые являются самыми важными для выживания: семья, друзья, дом. Мне нужно было перевести дух и понять, что со мной произошло.
«Мистер Грол, для вас пришла почта».
Как только мы заселились в наш отель в Гонолулу, очаровательная женщина за стойкой регистрации в ярком тропическом платье вручила мне конверт FedEx, и я с любопытством открыл его, недоумевая, кто мог что-то мне отправить во время гастролей, да еще и точно знать, где я нахожусь, пока мы зигзагами бесконечно кружили по планете. Письмо от мамы? Поздравление от менеджера? Вызов в суд за мелкие преступления, совершенные в пути? Нет. Даже лучше.
Моя первая кредитная карта.
За двадцать три года у меня никогда не было кредитной карты, даже банковского счета, на котором бы лежало более 100 долларов (спасибо, бабушка), так что это был переломный момент. Последние четыре года я выживал на скромные суточные, которые заканчивались к концу каждого дня, потраченные на сигареты, фастфуд и пиво. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Хотя группа уже продала более миллиона пластинок, я еще не потратил ни цента из заработанных денег, даже не зная, сколько именно мы получили. Но скоро это изменится.
Я посмотрел налево от стойки регистрации и увидел сувенирный магазин. Желая проверить этот свежий кусочек пластика, я побежал через вестибюль, размахивая гавайским ожерельем, и направился прямиком к стойке с солнцезащитными очками, где радостно выбрал пару с зеркальными голубыми стеклами (в цвет машины, конечно). Я нервно протянул их к кассиру. Казалось, что время остановилось, пока кассир проводила карту и ждала одобрения транзакции, но, когда она вытащила чек из кассового аппарата и протянула мне для подписи, я понял, что все изменилось. Больше никаких банок с холодной фасолью. Больше никаких корн-догов по три штуки за доллар. Больше никаких армейских ужинов. (Консервированный тунец, перец, мука и тост. Фирменное блюдо Курта.) Я посмотрел на ресторан Benihana через новые очки, гордо сидящие на моем носу, который, впрочем, вскоре обгорит под палящим солнцем.
«К черту, — подумал я. — Сегодня у нас будет пир…»
Ну, а все остальное, как говорится, уже история.
Загорелый, сытый и счастливый, я полетел обратно в Вирджинию после недели с мистером Рорком и Тату на Острове Фантазий[45], моего первого отпуска с детства, но с этой новообретенной финансовой свободой пришли и новые обязанности. Наконец-то случилось невообразимое. У меня были деньги. После того как я всю жизнь наблюдал, как мама, вкалывая на нескольких работах, считает каждый цент, наконец-то можно расслабиться. Все еще не осознавая масштабов, я продолжал экономить, поскольку мой отец (уже не отрекающийся от меня) вскоре предупредил меня: «Ты же понимаешь, что это ненадолго? Ты должен относиться к каждому чеку как к последнему». Это, пожалуй, лучший совет, который он или кто-то другой когда-либо давал мне. Хотя это и не помешало мне пойти прямиком в мотосалон и купить нам с Джимми одинаковые «Ямаха Ви-макс», это с самого начала вселило в меня страх банкротства, так что по большому счету моя жизнь оставалась примерно такой же.
По своему обыкновению мы разбежались в разные стороны. Крист вернулся в Сиэтл и купил теплый, удобный дом в районе Грин-Лейк к северу от города. Курт поехал в Лос-Анджелес и снял симпатичную квартирку в старом здании в Голливуде. Еще не готовый жить в Сиэтле на постоянной основе, я купил дом в нескольких кварталах от пляжа в Королле, Северная Каролина. Всего в нескольких часах езды от Северной Вирджинии, Внешние отмели были идеальным местом для инвестиции в недвижимость не только из-за их первозданной красоты, с высокими дюнами и дикими лошадьми, бегающими вдоль широких пляжей, но и из-за близости к дому, что означало — я могу разделить успех с мамой и сестрой.
НО, КАК ГОВОРИТСЯ, «БЕЗДЕЛЬЕ — МАТЬ ПОРОКОВ».
Каждый из нас жил своей новой отдельной жизнью, и мы снова отдалились друг от друга. Мы больше не теснились в фургонах или общих гостиничных номерах месяцами напролет — теперь мы могли спокойно жить так, как всегда мечтали, хорошо ли это было или плохо. Мы наблюдали, как мир вокруг меняется, преследуя нас на каждом углу вспышками фотокамер и беспорядками, но этот ураган безумия закончился, и теперь мы должны были создавать свою реальность. Поскольку я был безликим барабанщиком, мне посчастливилось ходить в толпе практически неузнанным. Меня редко останавливали на улице, и то обычно только для того, чтобы спросить: «Вы Дэйв Наварро?» Я как будто бы со стороны наблюдал за тем, как все это происходит с кем-то другим, наслаждаясь преимуществами успеха и ничем за него не расплачиваясь. Этого, конечно, нельзя сказать о Курте, чье лицо теперь было на каждой обложке журнала и в каждом выпуске новостей MTV. Его голос эхом разносился от каждой FM-радиостанции от побережья к побережью — это пожизненное заключение, к которому большинство совершенно не готово. Мы разошлись по своим углам, зализывая раны, и перевернули страницу того года, когда панк совершил прорыв.
До следующего тура оставалась уйма свободного времени, и я занимался серфингом в теплых водах Северной Каролины, навещал друзей в Вашингтоне, записывал примитивные песни в подвале с Барреттом Джонсом в Сиэтле, летал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться со старыми друзьями Питом и Францем из Scream, которые остались там с того дня, как я присоединился к Nirvana. После распада Scream они начали новую жизнь (и новую группу Wool). То, что изначально задумывалось как неделя жизни на полу в маленьком домике в Долине, превратилось по крайней мере в месяц ежеутренних пробуждений от палящего летнего зноя. К полудню дом без кондиционера превращался в раскаленную печь для пиццы, поэтому единственное, что можно было сделать, чтобы спастись от жары, — это найти бассейн и провести день, купаясь в чужом оазисе, а это как раз по специальности моего приятеля Брайана Брауна.
Я с трепетом смотрел, как мы подъезжаем к дому на Сьело-драйв, понимая, что болезненное очарование, которое я когда-то испытывал к этому дому, теперь вот-вот встретится с жуткой реальностью пребывания в его проклятых стенах. Мы позвонили в звонок на воротах, заехали на подъездную дорожку, вышли из машины и увидели его — в точности как на всех фотографиях с места преступления, которые я рассматривал с юношеским любопытством. По спине пробежали мурашки. Мы подошли к входной двери — ТОЙ САМОЙ входной двери — и постучали. Нас провели внутрь, но мне не нужно было ничего показывать; я знал планировку, как если бы уже бывал там раньше. Я повернул за угол в гостиную, и меня охватила волна ужаса. Каменный камин, деревянные балки, маленький чердак… все точно так же, как в ту ужасную ночь 9 августа 1969 года. За исключением одного: в центре комнаты был большой пульт для звукозаписи.
Здесь записывались Nine Inch Nails.
Я не знал лично Nine Inch Nails, но видел их живые выступления. Я был поклонником индустриальной музыки: подростком слушал Throbbing Gristle, Psychic TV, Einstürzende Neubauten и Current 93. И первый альбом Nine Inch Nails, Pretty Hate Machine, пришелся мне весьма по душе. Неудивительно, что они выбрали дом Мэнсона для записи следующего альбома, учитывая их агрессивное электронно-напряженное звучание и мрачные тексты. Как бы чертовски странно это ни было, это место им идеально подходило, и некоторые из их самых мощных песен были записаны там — «March of the Pigs», «Hurt» и «Closer». Я всегда был твердо убежден в том, что среда, в которой вы записываетесь, определяет результат, и каждый раз, когда я слышу одну из этих песен, я убеждаюсь, что это правда. В этих треках были боль и отчаяние, безусловно наполненные неким потусторонним осмосом. Или болью и отчаянием Трента Резнора. Я плохо его знал, но он блестящий артист и прекрасный человек. Как и другой мой знакомый, блестящий артист и прекрасный человек, который использовал музыку, чтобы бороться с демонами в своей душе.
