Велисарий даже не успел отдать приказа по этому поводу… мне тоже всё равно. Руки так и тянутся к клинку, чтобы свершить месть за беззащитных и безвинных.

Тяжёлая латная кавалерия идёт в центре – пять сотен воинов, закованных в броню вместе с лошадьми, несущих длиннющие массивные убийственные пики. Над головами реют штандарты белого сияния, на коих гордо устроен багряный лев. Я же занял положение в самой середине построения, предпочитая доспехам зачарования и магические панцири. Позади сильно растянутым строем выступает пехота, также рьяно требующая боя и мести за случившееся.

Моё самочувствие после того, что глаза зрели в том лагере подобно лихорадке и безумию. Мысли также объял гнев, даже думы о Лишари отступили далеко назад. Ничего, сегодня мы поквитаемся, сегодня я дам напиться клинку в крови убийц невинных.

Битва началась – вражеские лучники сделали первый залп. Мгновенно небо закрыло две тысячи стрел. Тут же ответили наши арбалетчики – три сотни болтов смертоносным приливом опрокинули не менее сотни вражеских бойцов. Залп противника даже вреда не нанёс – всё со звоном отскочило от лат всадников и щитов пехотинцев.

Первым в бой ринулась тяжёлая кавалерия, возглавляемая Болеславом Аркским, за которым последовал и я. Опустив широкие длинные пики, латники пустили коней во весь ход, превращая их в живой таран. За нами, держа строй, наступает и пехота, закрываясь повезами от стрел. Позади, не жалея сил, невообразимо быстро стегают вражеские ряды «арбалеты».

- В бой! – от боли сердца кричит аристократ, завывающий в мясорубку. – Покараем неримских блядей! Они не пощадили никого, так и мы не будем её знать!

Кони стали набирать скорость и вскоре мне показалось, что сама земля затряслась от их бега. Стремительно сокращая расстояние, я затаил дыхание. У меня отсутствует пика, но в ней нет и надобности. Зажимая полуторный меч, я заношу его для смертоносного удара.

И вот мы столкнулись – я едва не слетел с коня от удара о живую стену. Застонала сталь, захрустело дерево и кости, а по ушам ударил противный рык и стоны. Пики латников прошибли насквозь первых солдат противника, а за ними насадили и второй ряд. Латы коней попросту смели ряды неримской пехоты, уши… мои бедные уши услышали неистовые крики, как копыта мозжат черепа, как люди превращаются в мясо для «шампуров».

Хлёсткий удар направо, и я рассекаю врагу ключицу, колющий влево и клинок, уходит глубоко под плечо. Я орудую мечом во все стороны, и кажется, что нет такого доспеха, который бы выдержал варварский удар. Многие мои товарищи всё ещё держат пики, и кони несут их вперёд, прошибая ряд за рядом, сметая всё на своём пути, а те, кто их потерял, обнажили клинки и стали кровавыми мазками рисовать на картине побоища.

Отбив удар меча, я продолжаю вести коня в гущу вражеского построения. Меня не интересуют перекошенные гримасы боли у неримлян, только то, что по моему мечу льётся их кровь. Латники возле меня за первые минуты боя покрыли себя ореолом крови и штормом изуродованных тел, доспехи людей и коней вымазаны противным багрянцем. Оглядевшись, я вижу страшную картину - ударная кавалерия оставила за собой ковёр уродованных тел, в неримском строю зияет знатная дыра, а трава… она теперь вся алая и блестит от влаги подобно рубину.

Теперь к бою присоединилась и наша пехота. Кольчужные воины обхватили неримский строй, став его теснить неистовым напором. Короткие мечи и клевцы залязгали о треугольные щиты и кольчуги врага. Арбалетчики выискивали в гуще противников самые незащищённые цели и истребляли их.

Всё тяжелее становилось пробиваться сквозь их ряды. Кони всё труднее несли всадников и проходили сквозь кучи тел. Латники давно отбросили пики и схватились за мечи, сверкнув наточенной сталью посреди обагрённых неримских солдат.

- Прорвём их строй! – призывает Болеслав, занося широкий меч.

Но его призыв никто не слышит и вряд ли будет исполнять. Всадники остановились, увязнув посреди моря врагов, что захлопнулось за нами, а пехота погрязла в сдерживании фронта противника. Так бодро начинавшаяся атака, принёсшая врагу чудовищные потери, превратилась в статичный бой, но не менее жестокий.

Мой меч стал проводником неугасимой ярости и вплеснувшегося гнева. Он опускается и поднимается, опускается и поднимается, в руке не чувствуется усталость, конечность стала красной. Магический щит мерцает от попыток за него пробиться, и враг ничего не может сделать. Рядом конники не менее яростны – с криками и кличами они обрушивают могучие удары на головы неримлян, сокрушая их кости и плоть, будто упиваясь побоищем.

Напитанный магией меч описывает дугу и кажется, словно даже сталь полыхает гневом. Он погружается в тело, со скрежетом пробивая броню, и враг падает на землю, заливая всё кровью. Пехота сзади поддерживает кавалерию, их тоже поддерживает ярость. Аркский лев погрузил когти в неримского орла, заставляя его кричать от боли.

Противник всё же превозмогает нас числом. Копьями, десятками заострённых наконечниками, солдаты скидывают латников и добивают на земле. Один за другим всадники, над которыми постепенно стала брать власть усталость, стали сбрасываться с коней.

Я отвожу коня, но натыкаюсь на живую стену, откуда в лицо мне тычут копьями. В другую сторону рывок и такая же картина – тысячи обозлённых неримлян. Закрывшись ещё одним магическим щитом, я двинул коня вперёд, вместе с остальными латниками и вновь даю мечу испить вражий крови.

- Болеслав! – взывает один из аристократов в измятом и рдяном доспехе, с поломанном плюмажем.

- Бьёмся до последней капли крови! – приказал Болеслав, вздымая обагрённый клинок.

Неримляне… их тысячи. Я вижу это, вижу неизбежную гибель от рук одного из них, но несмотря на полностью безнадёжное положение мы продолжаем бой. И выхватив новую цель, я направляю туда коня. В гуще солдат на меня вновь и вновь уставляются клинки, со всех сторон пытаются достать, но всё тщетно – пока что магия держит напорю. Я же веду коня сквозь море врагов, опуская в его гладь острие и всхлёстывая алое море. Удар за ударом – лезвие тупится о кольчуги и панцири, сталь и кожу, превращая меч просто в металлическую палку, которой, впрочем, ей ещё можно крушить кости.

Латники рядом с Болеславом образовали круг, вытягивающийся в клин. Видно, что они попытаются вернуться обратно и атаковать второй раз, но практически остановленных лошадей мгновенно стеснили непроходимым строем пехотинцы, не давая отряду маневрировать. Плата за плотный строй – гибель, ибо лучшие воины благородных кровей теперь могут бить в любую сторону и не промахнуться.

Мой меч вошёл в широкий щит неримского капитана, тот же ответил градом копейных выпадов, испытывая магическую защиту. Я повёл коня прямо на него и потеснил офицера, переходя в жёсткую дугу, лишившую того копья. Он вынул меч и стал пытаться прикончить лошадь, но ничего не смог ей сделать, ибо чародейские доспехи отразили удар с такой же эффективностью, что и сталь. Я ещё долго могу выкуривать его из-за укрытия и решаю упростить задачу – в руках появилась «огневица» и её дуло сию секунду засияло вспышкой пламени. Свинцовая пуля насквозь пробила нагрудник. В глазах, окружающих его подчинённых сверкнул страх, и они попятились назад.

Болеслав тем временем с горсткой латников вступил в неравный бой с вражеским командиром и его свитой. Шесть десятков рослых светловолосых мужиков, с крупными чёрно-жёлтыми щитами и топориками, против двадцати всадников. Норманнская дружина насмерть сцепилась с аркской кавалерией, встав стеной щитов и мощными залихвацкими мясницкими ударами пробивая латы коней. Ещё десять минут боя и падёт сам Болеслав.

Я схватил ближайшее копье, выдернув его из рук умирающего неримлянина и ударил коня в бока. Он стал разгоняться, и места ему хватит, ибо часть врагов дрогнула от залпа «огневицы». Подобно ветру пролетев двести метров мой верный конь привёл меня к цели – я буквально снёс фланг дружины и врезался в плотную массу мужиков. Командир резко обернулся ко мне и получил в грудь острый кусок стали. Брошенное с несоизмеримой силой копью, рассекло железные кольца и разбило его сосуд души.