— Волдырь, не спи! Замерзнешь! — вместе со словами старший товарищ довольно ощутимо стукнул его каблуком по лбу.

Гришка тряхнул головой. Кончиков пальцев рук и ног он уже давно не чувствовал. Онемение теперь поднялось выше. И если руками он мог еще шевелить, хоть немного согревая их этим, то с ногами дело было хуже. Онемение дошло до щиколоток. Любая попытка пошевелить ими вызывала судорожную боль в икрах.

— Волдырь!! Разопрись в стороны!!

Парфен вновь почувствовал, что в голову и руки ему уперлись сапоги Мирона. На сей раз бывший спортсмен давил как следует. Гришка уже начал всерьез опасаться, что тот свернет ему голову, как почувствовал ослабление нажима.

— Есть! Пошла!! — раздался радостный вскрик. — Э-э… у-у-ух!!

Впереди, в темноте, что-то тонко тренькнуло.

— Волдырь, живем! — искренняя радость в голосе Мирона плескалась через край. Наверное, от избытка чувств он еще разок саданул Гришку по башке ногой и двинулся вперед. Ноги стали как бревна. Толкаясь носками, Гришка совершенно не чувствовал их. Пальцы рук нещадно ныли. Кроме того, что отморозил их напрочь, они были еще и ободраны чуть ли не до мяса.

Гришка нащупал руками край следующего колодца и подтянулся вперед. Живот тотчас наткнулся на отпиленный выступ прута решетки. Стараясь не пораниться, он протиснулся в третий колодец.

Он был куда больше двух первых. Они с Мироном стояли свободно, даже не пригибаясь. Как знал Гришка, прошли они самую трудную часть пути. Дальше надо было двигаться по ливневке — трубе еще большего диаметра. Та, в свою очередь, должна была привести их к коллектору. На схеме, которую передал им в больничку все тот же прапор, было крестиком обозначено место на коллекторе, где их должны были извлечь братки из недр земли. Весь побег должен был занять два с половиной часа — это максимум. Гришке же казалось, что они ползут по трубе чуть ли не сутки.

Немного передохнув и потолкавшись для сугрева, они двинулись дальше. Теперь дело пошло куда поживее — диаметр позволял ползти чуть ли не на четвереньках, и в коллекторе они оказались довольно быстро.

— Волдырь, ты чувствуешь?

— Что? — забеспокоился Гришка.

— Запах свободы, бля! Ха-ха-ха!

Парфен загоготал следом, подыгрывая ему. Они радовались, как дети, стоя перед квадратом входа в бетонный тоннель ливневки.

Теперь можно было просто идти, слегка пригнувшись. Они тронулись вперед, на сей раз ни на минуту не задержавшись на отдых. Беглецы понимали, что времени у них осталось в обрез.

Фонарик Мирона выхватывал круглыми светлыми пятнами бетон стен.

— Стой! — от неожиданности Гришка не успел затормозить и наткнулся на широкую мироновскую спину.

— Что такое? — в голосе старшего Парфен явственно услышал тревожные нотки.

— Показалось, что ли? Нет, не показалось! Смотри!

Гришка пригляделся — впереди явственно виднелись отблески света. Мирон спешно потушил фонарик. Они стояли, напряженно вглядываясь в темноту и стараясь расслышать даже малейший шорох.

— Пошли, — одними губами позвал Мирон и тронулся вперед. Гришка не отставал ни на шаг.

Они прошли не больше двух десятков шагов, и теперь уже явственно было видно, что впереди какие-то люди жгут костер. «Вряд ли менты стали бы костер разводить, скорее всего — бомжи какие-нибудь!» — подумал про себя Гришка и хотел уже сказать Мирону, как тот опередил его:

— Пошли быстрее. Это наверняка бомжи кантуются.

Так оно и оказалось. При свете костра Гришке открылась жуткая картина: мужчина, женщина и ребенок лет десяти. Все трое в ужасном тряпье. Трудно даже представить, что эти лохмотья когда-то были человеческой одеждой. Вонь от немытых тел сортирным запахом повисла в воздухе.

— Вы нас не видели, понятно?! — рыкнул на них Мирон.

Ответом ему было молчание и тупой взгляд всех троих.

— Пошли дальше, — отворачиваясь в сторону, пробормотал он.

— Они и разговаривать-то, поди, давно разучились!

Мирон вновь включил фонарик, и они заспешили к месту встречи. Шли они еще минут пятнадцать, когда наконец кругляш света наткнулся на кусок звездного неба, и сразу же послышался голос:

— Мирон, это ты?

— Кабан, братан!

Их вытащили наверх.

— Давайте быстрее в тачку!

Гришка перевел дух только тогда, когда дверцы захлопнулись и машина резко взяла старт, взревев двигателем. И сразу его вновь прошиб ледяной колотун.

— На-ка вот, глотни! — кто-то рядом заботливо протянул ему фляжку.

Коньяк обжег промерзшее горло. По жилам побежал огонь, и стало теплее. Через некоторое время в пальцы рук и ног пульсирующими иглами вонзилась боль.

— Мирон, как ты? — раздался чуть хрипловатый голос.

— Ничего. Только замерз, как вошь на севере!

— Сейчас приедем — согреетесь!

Между тем машина продолжала таранить предутреннюю зимнюю тьму лобовым стеклом.

— Документы сделали?

— Тебе — да, а вот корешу твоему пока похорониться придется.

— А ему по-любому похорониться придется! Пока руки-ноги заживут! Волдырь!

Парфен повернулся на зов старшего.

— Как бочина? Не разошелся шов?

— Не-а, вроде порядок!

— Ну и зашибись! Кабан, скоро мы приедем?

— Потерпи, Слава. Пяток минут — не больше! Сейчас вам все будет!

«Девятка» летела по незнакомому городу. Впереди них шла еще одна машина — как Гришка понял из разговора встретивших их ребят, в ней были представители местной братвы. За помощь им было хорошо заплачено.

Неширокие перекрестки между частных одноэтажных домов менялись нескончаемой чередой. Наконец головная тачка начала притормаживать и остановилась около высокого забора. Двойной сигнал — и через некоторое время в тишине раннего утра раздался железный скрип — створки ворот распахнулись, пропуская машины внутрь вместительного двора.

— Давайте, люди, к столу! — Из кирпичного дома выскочил мужик в трико и накинутой на домашнюю рубашку фуфайке. — Жрать-то небось хотите зверски!

Только сейчас до Гришки дошло, что он действительно зверски проголодался.

При виде накрытого стола у него чуть не потекли слюнки. Чего там только не было. Ближайший час они сначала торопливо, затем уже не спеша, обстоятельно ублажали стосковавшуюся по нормальной еде утробу.

«Только ради одного этого бежать стоило!» — мысленно усмехнулся Парфен, разрывая кусок соленой кеты.

Через некоторое время он понял, что ни съесть, ни выпить ничего больше он уже просто не в состоянии. Вместе с сытостью навалилось необоримое желание уснуть.

— Пойдем, постелю! — Хозяин хаты заметил, что Гришка клюет носом, и предложил свою помощь. Беглеца не нужно было упрашивать, и вскоре Парфен уже посапывал носом, провалившись в глубокий сон.

Мирон тоже облюбовал постель во второй комнате. После перенесенных тяжестей побега было вовсе неудивительно, что товарищи по колонии строгого режима в одночасье вырубились напрочь.

— Волдырь, Волдырь! Просыпайся! — Гришка не сразу сообразил, что зовут именно его, и открыл глаза только тогда, когда его начали трясти за плечо. Перед ним стоял помощник Мирона по прозвищу Кабан.

— Пошли порубаем, и пора в дорогу.

Гришка молча оделся и вышел в зал. Оказалось, что он проспал почти двенадцать часов и сейчас пятый час вечера. Мирон уже сидел за столом.

— Ну, Гришка, как твои лапы? Не отвалились?

— Спасибо, ничего!

— Спасибо потом скажешь. Как домой прибудем! Давай перекусим, чем бог послал, и заодно решим, как нам дальше быть.

Мирон налил по стопочке, они махнули с Гришкой за удачу.

— Что делать, как быть собираешься, когда в Москву причалим?

— Честно скажу, еще не думал об этом, — отозвался Парфен. — Может, что предложишь?

— Есть одна мыслишка, — прожевав маринованный гриб, покачал вилкой Мирон. — Ты говорил, что в помощниках у Лешего ходил. Так?

— Так!

— А ко мне бригадиром пойдешь?

— Мирон, а мне, выходит, отставка? — насупился Кабан.