Гришка прокручивал все это в голове, торопливой рысцой пробираясь по дну оврага. Снег пошел гуще. И хоть был еще только ранний вечер, по-зимнему быстро надвигалась темнота. Видимость, которая и так была ни к черту из-за больших частых хлопьев, ухудшалась буквально с каждой минутой.

— Давай выбираться наверх! — скомандовал Парфен и первым полез по склону.

— Эх, бля, а зря мы дачу не подожгли! Как Калган хотел! — выдал Сурок, оказавшись неожиданно рядом.

— Ты что, хочешь, чтоб менты через минуту там были? — ужаснулся такой идее Гришка и тут же прикусил язык. Но было поздно.

— А Калган почему бы так сделал?

— Потому что он дурак, а мы умные! — Другого убедительного объяснения у Парфена просто не нашлось.

— А-а!

Оказывается, иногда достаточно и этого!

Некоторое время они трусили молча. Тьма вечера сгустилась уже настолько, что видно было на десяток метров вокруг — не более.

— И что мы теперь?

— На дорогу нужно выбираться, — твердым голосом ответил Парфен. Но на самом деле он понятия не имел, что им делать дальше.

Да и насчет дороги проще было сказать, чем сделать. Подул холодный, колючий ветер и понес мокрые снежинки, бросая их в лицо. Стемнело окончательно. Гришка остановился и посмотрел назад. Неожиданно ему в голову пришла другая идея.

— До города мы сейчас все равно не доберемся! — поворачиваясь к спутнику, прокричал он. — Давай вернемся в поселок и найдем другую дачу.

— Давай! — сразу согласился тот.

На этот раз все было по-настоящему. Они приглядели неказистую дачку и долго возились с замком. Зато, к большой радости Сурка, в подвале обнаружилась бутыль с самодельным вином, довольно паршивым на вкус. Но Димычу было все равно. Он всегда жил по принципу: «Что водка, что пулемет — лишь бы с ног валило!» Гришка не мог помешать ему упиваться, да и не хотел. У него была своя программа.

Чуть отпивая из своего стакана, он с некоторым презрением наблюдал, как его спаситель кружками глотает кислую мутную жидкость.

— К-как я его! Ха-ха! Бац — и труп!

— Слушай, Сурок, а откуда у тебя молоток оказался?

— Я его снизу приволок.

— Зачем?!

— Просто так! — недоуменно глянув на Гришку, пожал плечами парень.

Снега уже выпало достаточно, чтобы не проглядывали черные проплешины земли. Запорошенные сосны выглядели по-царственному красиво. Татьяна уехала час назад. Она у него пробыла целых три дня. Гришка вместе с Тарасовым и еще одним офицером ФСБ сидели на той самой даче, куда его недавно вывозили на «следственный эксперимент».

Сидели они на застекленной террасе второго этажа. Отсюда, кстати сказать, отлично просматривалась та хибара, в которой их должны были с Сурком взять и в которой их так неожиданно разыскал Калган…

Взяли их тогда утром. Все прошло как по нотам. Гришка побежал — в него выстрелили краской. Сурок громко кричал, его запихали побыстрей в «воронок» и увезли.

Когда весь маскарад закончился, первым делом Парфен накинулся на Тарасова с закономерными расспросами. Но тот ответил резко и коротко:

— Не сейчас. Когда-нибудь, возможно, и расскажу! Но поверь, причины были весьма серьезные.

Гришке ничего не оставалось, как довольствоваться таким объяснением.

Итак, его «похоронили».

О настоящем положении дел знала только его жена, Таня, и родители. Больше никто. Неделю назад Гришка перенес пластическую операцию и теперь привыкал к новому лицу.

Хирург был мастером-виртуозом в своем деле. Парфен глядел в зеркало и не узнавал сам себя. Казалось, сильно не изменилось ничего: нос, линия губ, подбородок… и все же напротив себя он видел лицо другого человека.

Смешанное чувство овладело тогда им: удивление, радость, немножко жалости, тревоги за то, понравится ли он таким своей жене, — все смешалось в одно.

Прошла неделя, и он начал немного привыкать к своему новому «я».

Много времени он проводил, общаясь со специалистами. Детально, обстоятельно готовили его к дальнейшему продолжению операции.

После того как спецмашина с арестованным Сурком скрылась и Григорий встал со снега, Тарасов сказал ему:

— Если ты думаешь, что уже сделано полдела, то глубоко ошибаешься: это самое легкое из того, что тебе предстоит!

— Что будет с Сурком? — неожиданно для себя спросил Парфен.

— А что такое?

— Он ведь мне жизнь спас.

— Да ничего с ним не будет! — равнодушно пожал плечами Тарасов. — Поедет в родную тридцать вторую, получит новый срок за побег. Когда он растрезвонит всем о твоей гибели, переведут в другую.

— Он мне жизнь спас, — повторил Гришка.

— Слушай, когда это ты стал сентиментальным? Кто такой Сурок? Отмороженный ублюдок, укокошивший за дозу героина собственную сестру! Чем больше он пробудет в изоляции, тем лучше для общества! — жестко закончил Олег Андреевич, неожиданно по-волчьи зыркнув на Парфена.

«Что, Гриша, получил по соплям? — мысленно усмехнулся Григорий, отворачиваясь от следователя. — Иными словами, тебе сказали: «Не забывайся, ты сам — на птичьих правах!» А вот и хрен вам, господа! Я у вас не ПРОШУ — я ЗАРАБАТЫВАЮ свою свободу! Я не забыл, что для вас я ТОЖЕ — бандит и убийца!» — Подумав так, Парфен достал поломанную сигарету из измятой при падении пачки.

— Выкинь, — Тарасов протянул ему початую пачку сигарет и заметил равнодушно: — Тебе больше о себе думать нужно. О Тане и о будущем ребенке. Пошли, а то простынешь.

Белизна зимы успокаивающе действовала на него. Отвернувшись от Тарасова и второго офицера ФСБ, Гриша уставился в окно.

— Ты слушаешь, что тебе Сергей Владимирович говорит?

— Да, — Гриша вновь повернулся к скуластому мужчине.

Второй день кряду они говорили о Вячеславе Миронове по кличке Мирон. Гришке уже порядком надоело слушать про этого человека. Порой ему казалось, что он знает про него гораздо больше, чем про себя самого.

— Гриша, ты пойми, — Олег Андреевич с некоторым укором во взгляде посмотрел на парня. — Это — твой объект. И ты не просто должен будешь войти к нему в доверие! Вполне вероятно — а скорее всего, так и будет, — что тебе, чтобы выполнить задачу, недостаточно будет шапочно познакомиться с Мироновым Вячеславом Анатольевичем, одна тысяча энного года рождения, известным московским бандитом…

— Совершенно верно! — перебив, поддержал коллегу второй офицер. — Ты должен стать его правой рукой! Только в таком случае мы сможем выйти на предателя. Насколько это важно для нас и… для вас, вы понимаете?

«Надо же, и дня не пройдет, чтоб не напомнили, падлы!»

— Понимаю.

— Вот и отлично! Давайте работать дальше!

Предатель — милицейский чин, который являлся крышей бандита Мирона или стоял над ним. Вычислить этого оборотня, работавшего на преступников, для федералов было, как говорили ему, архиважно.

Тут надо заметить, что для Парфена это было все равно. Вычислить ссучившегося мента? Если за ЭТО свобода, то ради бога — буду вычислять мента.

Прошла всего неделя, и наступил день прощания. Если не с домашней обстановкой, то, по крайней мере, с нормальным человечьим жильем.

— Что же, прямо отсюда — и в тюрьму? — криво усмехнулся Гришка, глядя со второго этажа на приближающийся по дороге, черной лентой тянущейся сквозь уже сплошняком белое поле, «луноход».

— Да. Прямо отсюда — в тюрьму, — подтвердил Тарасов. — Не забыл, что ты теперь Володин Григорий Игоревич? Погоняло — Волдырь.

— Да. Все помню.

— Ну, тогда с богом.

Тюрьма в небольшом городишке была ему под стать — такая же мелкая, старая и облупившаяся. Впрочем, Гришке было все равно, ведь прокантоваться ему предстояло тут совсем недолго: пообтереться в камере, вновь свыкнуться с положением человека, которому предстоит ближайший «червонец» провести за хозяином на «строгаче» в Мордовии.