В камере их было двое — он и мужик лет сорока, уркаган местного разлива. Интеллектом новый сокамерник мало чем отличался от Сурка, только гонору и понтов у него было не в пример больше. Кличку он имел Хан, которую, скорее всего, получил за внешность. У Вовки Хана была смуглая кожа, черные, чуть раскосые глаза и курчавые черные волосы. Ростом он был невысок. Сухощавый и жилистый, он действительно походил на потомка древних монголов-завоевателей. Правда, сам он говорил, что русский совершенно и никаких азиатов в предках не имеет ни с какой стороны.

Жизнь свою Хан начал менять на «трешки» и «пятерки» сразу после армии. Началось с квартирной кражи. По пьянке с подельником залезли в дом к соседке-продавщице и уперли, пока та с мужем была на работе, магнитофон, джинсы и сто рублей денег. Сотку пропили, джинсы сразу же на себя «прикинул» его товарищ, «Весна» осталась так и не реализованной. Скрутили их в тот же день — их видело пол-улицы, и ментам не составило большого труда изловить злодеев. Дальше продолжалось в том же духе. Приключилась пьяная драка в кабаке, где Вова Хан разбил человеку голову бутылкой, и — путевка на четыре года. В следующий раз Хан загремел надолго, аж на целых двенадцать лет! Опять же по пьянке ударил человека ножом, и тот скончался в «Скорой».

Отношения с Григорием у них сразу не сложились. По своей новой легенде, Григорий был «быком» одной из владимирских группировок.

Такая бригада действительно была, но ее лидер и большая часть братков еще год назад погибли при разборке с конкурентами. Оставшиеся в живых спешно «эвакуировались» из Владимира. Впрочем, таких было немного. Настоящий Волдырь был один из них — погиб он совсем недавно. Внешне Парфен очень был здорово похож на него, а хирург довел эту схожесть почти до полной идентичности. Биографию покойного Парфен знал досконально, насколько это было возможно. На зону до этого Волдырь ни разу не попадал. Считай, у Гришки был «первоход».

Едва новоиспеченный Волдырь переступил порог камеры, он наткнулся на насупившуюся рожу Хана.

— Проходи, вон твое место, — Хан небрежно кивнул на верхние нары.

Гриша был заранее проинструктирован насчет своего сокамерника. Дальнейшее его поведение хоть и было продиктовано ролью, которую предстояло играть Парфену-Волдырю, но нисколько не противоречило его натуре и уже сложившемуся жизненному опыту.

— А кто ты такой, чтобы мне место определять? — набычился на него Григорий.

Хан, не ожидавший подобной реакции, поначалу просто таращил на него глаза. Меж тем Григорий спокойно прошел и уселся на нижних нарах напротив Хана.

— Слушай, а чего ты такой борзый? — наконец родил тот.

— А в чем дело-то? — вопросом на вопрос ответил Парфен.

— Я тебе что сказал?!

— А мне плевать, что ты сказал! Ты что, командир мне, чтобы указывать?!

Дело шло к драке, и Парфен был готов к ней. Он отдохнул за последнее время, поднаел сала. К тому же он был покрупней своего противника и нисколько того не боялся. Хан, по всей видимости, тоже смикитил это и к активным действиям приступать не спешил. Вместо этого он перешел на угрозы.

— Ладно, посмотрим. Жизнь — штука интересная. Может, в одной зоне сидеть придется!

— Ты лучше за собой смотри! — отпел ему Григорий. — Тоже мне, смотрящий нашелся!

Через некоторое время Хан полез к нему с разговором. На сей раз он начал подкат с другой стороны:

— А ты, я гляжу, резкий пацан. Таких на зоне не любят, поверь опытному человеку.

— А каких там «любят»? — в голосе парня прозвучала открытая издевка.

— Зачем ты так! С людьми нужно ладить, а старших — уважать!

— Слушай, что ты мне мозги паришь? — огрызнулся Парфен. — Это ты-то старший?

— Ты на какую ходку идешь?

— А при чем тут это?

— А при том, что я уже там был, знаю, что это такое! А ты первый раз загремел, а ведешь себя так, будто десятку отпахал!

— Десятку мне еще отпахать предстоит, а насчет того, кто чего повидал — тут еще большой вопрос!

— Ну и чего ты видел?

— А ты чего видел?

— Не знаешь — не базарь!

— Это ты с базаром лезешь, а я молча лежал, никого не трогал!

— Эй, хорош там орать! — послышался из-за двери голос вертухая.

Оба смолкли, зло глядя друг на дружку.

— Ладно, — через некоторое время опять начал разговор Хан. — Тебя как кличут?

— Зовут Гришкой, кличут Волдырем.

— Меня — Вовой. Погремуха — Хан. Слышал?

— Нет.

Через некоторое время:

— Ты откуда родом? Гляжу — не наш.

— Из Москвы.

— А-а, столичный, значит. А в наши края каким ветром занесло?

— Я во Владимире работал. С Лешим. Слышал про такого?

— Чего-то такое слышал. Их же в прошлом году положили. За кладбищем разборка была.

— Положили, да не всех.

— Во-он ты, значит, из каких!

— А что? Тебя что-то не устраивает?

Некоторое время Хан молчал, затем выдал:

— Слышал я про вашу команду. Леший — он же спортсменом раньше был?

— Андрей Владимирович серебряным призером СССР был в свое время, упокой бог его душу.

— Значит, ларьки на уши ставили!

— Слушай, не знаешь — не базарь! Ты-то что ставил?

Нормальный разговор не получался и не мог получиться. Для Вовы Хана, считавшего себя настоящим блатняком, Гришка был представителем нового поколения, не считавшегося со старыми воровскими традициями и законами. Парфен, в свою очередь, знавший всю подноготную своего сокамерника, просто откровенно не уважал его.

— Знаешь, я честно тебе скажу, — завелся опять Хан, — я ваших не уважаю за то, что они живут без понятий!

— А по каким понятиям ты живешь? Снял котлы с фраера, пропил — и на зону?

— А ты?

— Мы дело делали! Ты на какой тачке ездил?

— Да на хрен мне твоя тачка! Ты мне вот что скажи…

Такой разговор продолжался у них довольно долго, и в итоге оба пришли к выводу, что друг друга им не понять.

Несколько дней они общались путем односложных предложений и только по необходимости. Григорий знал, что париться им действительно придется на одной зоне — это тоже входило в общий план. Григорий должен был там появиться сразу с определенной репутацией.

Слава Миронов по кличке Мирон — объект Парфена — был из новых. Гришка придерживался, соответственно, тех же взглядов. Да и в их бригаде, несмотря на то что Гена Хворост сидел и среди блатных пользовался авторитетом, процветали именно такие взгляды. Типов, подобных Вове Хану, называли синетой и откровенно презирали. Впрочем, беспонтовые бакланы и среди воров старой закалки не пользовались авторитетом, но те терпимо относились к ним, особенно если человек много сидел и жил «правильно». Но это не главное: были расхождения во взглядах и по другим вопросам, и тут возникали серьезные трения, порой неразрешимые без войны. Так, у Мирона именно на этой почве не раз возникали конфликты с ворами. Колония, в которой Григорию предстояло отбывать срок, считалась «правильной» — смотрящим там был Михаил Логинов по кличке Север — вор в законе с почти тридцатилетним тюремным стажем, с малолетства живший «по понятиям» и ни разу не поступившийся своими принципами.

У Мирона с ним были весьма напряженные отношения. Знали федералы и то, что Вячеслав готовит побег. Гришке нужно было обязательно бежать с ним.

Ну а пока Парфена ждала неделя приятнейшего общения с Вовой Ханом.

Прошло время, и настал наконец день этапа.

Утром им дали позавтракать, и конвоир по одному вывел их на тюремный двор. Тут зэков ждал микроавтобус с зарешеченными окнами.

— Смотри-ка, тачку подали, как белым людям! — во всеуслышание объявил Хан. Конвоир глянул на него, но счел ниже своего достоинства комментировать слова блатняка.

Из районной тюрьмы их перекинули в областную. Ночью, даже уже под утро, десять человек зэков сидели на корточках в рядок на перроне, ожидая спецпоезда.

И вот опять — лязгающие решетки, тесная каморка и Вова Хан по соседству. Когда их определили в одну клетушку, Григорий скривился, как от зубной боли. Впрочем, антипатия была взаимной. Кроме них, в камеру засунули еще троих, хотя шконок было всего четыре.