Тамир пил. Усугубляя и без того тяжелое и тягостное свое состояние. Убойная доза алкоголя приглушила голос волка, зато человеческая часть стала агрессивнее, злее, свирепее и непримиримее. Он сидел в полутемном углу в кресле и медленно, обжигая горло, потягивал ром. Но алкоголь не брал так, как должен был. Натянутые до предела нервы звенели. Да и сам Тамир бы накален добела. Ему бы хватило всего лишь крошечного толчка, чтобы сорваться в штопор. Наверное, именно Ира стала тогда этим толчком. Несмотря на то, что была из обслуживающего персонала, вела себя несколько необычно, и он сразу это заметил. Она постоянно одергивала короткую юбку и стягивала полы блузки. Но при этом не тушевалась, выполняя работу споро и качественно. Своим поведением, этими чуть румяными от смущения щеками, наполовину скрытыми кружевом маски, и блестящими глазами она и привлекла его внимание. Хотя в отличие от других девиц, нисколько к этому не стремилась. Не стреляла глазками по сторонам, не оглаживала себя как бы невзначай, не открывала призывно ротик и не закусывала игриво губку. Зато другие, несмотря на табу, введенное организаторами вечеринок, гласящее, что обслуживающий персонал неприкосновенен, старались вовсю. Так почему же, если эти похотливые бабенки сами не против, кто-то из оборотней должен отказываться от того, что предлагают добровольно? Тогда, у обычно охочего до постельных утех Тамира, эти дамочки вызывали отторжение.

Но Ира… что-то зацепило его в этой женщине. То ли не напускная скромность, то ли яркие сине-васильковые глаза, полные одновременно и неугасимой надежды, и невыразимой тоски, волнующего трепета и отважной решимости. Она будто потеряла нечто важное и искала это здесь, у него в доме. От нее отчетливо пахло испугом, но она мужественно боролась с собой. Успешно, надо отметить. А еще пахло чем-то таким родным, знакомым до боли с самого детства, своим, чем-то неуловимым, но таким желанным…

И в тот вечер, судя по ее поведению, она в первый раз обслуживала подобное мероприятие. Наивный робкий мотылек, по ошибке залетевший на обманчивый свет, который вполне вероятно мог обратиться в опасный огонь. Да, именно растерянного мотылька она тогда ему напомнила. Глядя на нее Тамир чувствовал, как волк старался прорваться сквозь алкогольный дурман, но его безжалостно заталкивали на задворки сознания, игнорируя его голос. И в то же время, когда кто-то из присутствующих там кобелей бросал в ее сторону заинтересованные, а порой даже сальные похотливые, взгляды, Тамир до хруста сжимал руки в кулаки, и всё в нем восставало, стоило представить, как кто-то другой будет касаться губ этой девушки, сжимать ее руку и обнимать. Странная ревность, граничащая с ослепляющей яростью, выедала в душе зияющую дыру. И он дал себе зарок — сегодня, да и вообще в ближайшее время, никто кроме него этой девушки не коснется.

Сейчас же этот мотылек находился от него на расстоянии вытянутой руки и отчаянно пытался противостоять ему. Воспоминания погасли также быстро, как и вспыхнули. Тамир утробно зарычал, не в силах больше терпеть. Спустя секунды уже стоял у комнаты и толкнул дверь. В ванной слышался шум воды, а по помещению расплылся самый обалденный и крышесносный аромат.

Аромат женщины, созданной только для него!

Аромат матери его ребенка!

Аромат его истинной пары!

Ира стояла под горячими струями воды и, прислонившись лбом к прохладному светлому кафелю, смахивала упрямо набегающие на глаза слезы. Всё произошло не так, как она думала. Не так, как надеялась. Противоречивые эмоции клокотали в сердце. Не то чтобы обиду испытывала по отношению к Лодою, скорее досаду. Он помогал ей с первого дня их знакомства в этом городе, выручал мудрым советом, поддерживал, ничего не требуя взамен. И всегда оказывался прав. За эти годы она поняла, что он не желает зла ни ей, ни Еве.

Дочка тоже удивила Иру. Если незнакомых, и тем более мужчин, она сторонилась, то Тамира она приняла и как отца приняла, и как доминирующего самца. Вела себя с ним так, будто они встретились после долгой разлуки. И его появление в их жизни нисколько не отразилось на отношении Евы к матери. За те краткие мгновения, что она провела с Евой в этой комнатке, пока Лодой не увел ее, девочка прижималась щекой к щеке матери, крепко обнимала за шею и шептала, чтобы она ничего не боялась, что жизнь изменится и всё будет хорошо. Отчего-то она поверила дочери.

Ира тяжко вздохнула и подняла голову, подставляя лицо ласковым каплям душа. Закрыла глаза, стараясь расслабиться и привести мысли в порядок. И пусть сомнения все еще грызли ее изнутри, Ира сама того не заметила, как начало уходить напряжение. По коже побежала странная дрожь, концентрируясь в области укуса, заставляя сжаться соски на груди. Ира непонимающе нахмурилась, почувствовав, как вмиг изменилась атмосфера. Обернулась и чуть слышно ахнула. Колени стали ватными. Прямо за ее спиной стоял Тамир. Он прожигал ее своим черным взглядом, но в нем не было гнева или раздражения. Да и выражение его лица не сказало ей о немедленном желании покарать ее. Зато в глазах плескалось дикое, какое-то голодное, пламя, отчего низ живота Иры прострелило знакомой судорогой.

— Тамир Адамович…, — сдавленно выдохнула она, резко отвернувшись. Ира прижала руки к груди, закрываясь. Ей захотелось одновременно спрятаться от него и прильнуть к его могучему обнаженному телу. Стоп! Что-о?! Обнаженному телу?! Ирина бросила нервный взгляд через плечо и убедилась в том, что зрение ее не обмануло. Оборотень стоял перед ней совершенно без всего. Ира облизала ставшие вмиг сухими губы.

— Тамир, — поправил он ее, — для тебя просто Тамир, Ириша, — и быстро сократил расстояние между ними.

Молчал некоторое время. Ира могла поклясться, что только от одного его присутствия ее нервные окончания заискрили, посылая ток по венам, пробуждая в крови безумную жажду его прикосновений. А когда горячие ладони Тамира коснулись сначала ее спины, а затем огладили бедра, и он с каким-то страдальческим стоном прижал ее к себе, она почувствовала, как огромный твердый бугор вжался ей в поясницу. Ласковые настойчивые пальцы скользнули к груди, отодвигая ее ставшие безвольными руки, осторожно накрывая нежные полушария с напряженными сосками. Ира уперла ладони в стену и с каким-то жалобным звуком втянула в себя воздух. Сопротивляться Тамиру она была не в силах. Сильные руки окунули ее в состояние защищенности и странного уюта, а потом начали творить волшебство, от которого каждая клеточка тела запылала от возбуждения.

…Алдаров впитывал какую-то внутреннюю красоту женщины, стоящей под душем. Внутри всё полыхнуло огнем, первобытным желанием единолично обладать Ириной. В брюках стало невыносимо тесно, и Тамир недолго думая сбросил с себя всю одежду. Сделал шаг по направлению к душевой кабине. Ира будто ощутила его присутствие и бросила озадаченный взгляд через плечо. Заметив его, она спрятала вспыхнувшее личико и сжалась. Тамир приблизился, продолжая рассматривать девушку. Стройное, не худощавое телосложение, округлые бедра, тонкая талия, длинные ноги с изящными щиколотками и аккуратными ступнями. Ничего не изменилось в ней с той самой ночи, разве что фигура приобрела некую женственность. Светло-русые волосы облепили ее спину чуть ниже лопаток. Тамир склонился прямо к уху девушки.

— Я тогда тебя сильно помял, да? — глухо спросил он.

Ира повернула голову и встретилась взором с его глазами. На щеках снова вспыхнул нежный румянец и она, будто бы не решаясь в чем-то признаться, несмело сказала:

— Твой… ээм-м, немного агрессивный напор пошел мне на пользу…то есть. Прости, если бы не ты, у меня не было бы Евы, — отвернулась и опустила голову.

Он мягко рассмеялся. Да уж. Положил ладонь на спину, отодвигая волосы и замер — на коже едва заметно проступали тонкие белесые полосы. Это след от его когтей. Когда подушечками чувствительных пальцев погладил по ним, Ира судорожно вдохнула. Затем его рука поднялась выше, убрала прядку и… Тамир зачарованно застыл, заметив на шее Иры еще и след от укуса прямо у основания шеи. Его ошпарило — брачная метка! Причем его собственная. Волк внутри, будто обретя нечто давно утраченное им, драгоценное и такое родное, радостно заскулил, и Тамир впустил в свое сознание вторую сущность. Да, Лодой определенно оказался прав — в тот роковой вечер зверь в минуты слабости человека все равно рассмотрел в этой женщине свою половинку, ту, с которой идти по жизни до конца дней.