― Как же он, наверное, устал, совсем замучился со мной, ― я взяла в руку его ладонь, прижав к своей щеке, и тут только заметила свежий порез на запястье. Осмотрела другую руку ― на ней не было ран, но рукав куртки испачкался в крови. Это не походило на Шута, всегда очень чистоплотного и не терпевшего грязи на одежде, ― значит, он спешил и не успел застирать. Боже, чем же ты занимался этой ночью, любимый? Страшно представить…

На душе снова стало неспокойно и, хотя на улице ещё было темно, сон ко мне не шёл.

― Что будет с нами дальше? Хочешь стать супругой наёмного убийцы, Франни? ― спрашивала я себя, ― если он вообще женится на тебе, ведь, кажется, где-то далеко у него уже есть жена и дети. Значит, будешь очередной временной подружкой, как тебе такое? Да, папу это не обрадует…

Такие мысли не делали меня счастливее, и до самого рассвета я пролежала без сна. С первыми лучами солнца, осторожно, чтобы не разбудить Фредди, спустилась вниз. Покормив Грома, надела на него седло и уздечку, и перенеся поклажу с чужого коня на любимчика, вывела его во двор.

Утренний ветер трепал распущенные волосы, появляться дома с косами, подобно горничной, я не хотела, хотя до замка оставалось ещё несколько дней пути. Сердце вдруг пустилось в сумасшедший галоп, оно словно кричало:

― Не верь ему, Франни, разве можно быть счастливой с человеком, который тебе не доверяет? Брось Фредди и отправляйся домой, кто он ― всего лишь чужак, живущий тем, что отбирает чужие жизни. Ты никогда не смиришься с этим. Беги, Франни, беги ― тебе не привыкать…

Я положила руку на холку коня и дрожала от напряжения, в любой момент готовая к очередному побегу от любви. Голос Фредди, словно пощёчина, меня отрезвил:

― Хочешь уйти, Франни? Не дрожи так, никогда Фредди-Шут, Вор и Убийца не причинит тебе вреда. Сам виноват ― напугал малышку своими секретами, ты ― свободна, самая прекрасная девушка этой вселенной. Можешь бросить меня, когда тебе вздумается. Мы и в самом деле ― никудышная пара, не говори ничего, не надо. Просто позволь проводить до дома, дорога опасная, мне страшно за тебя. Доберёмся вместе до замка, я сдержу данное твоему отцу обещание, а потом уже подумаешь, как поступить. Клянусь принять любое твоё решение, только не спеши с ответом…

Я отпустила коня и, бросившись в объятья Фредди, заплакала у него на груди. Он молчал, нежно гладя меня по волосам, и, прижавшись к нему, в отчаянии слушала бешеный стук его несчастного, готового разорваться от боли сердца…

Из дома вышла Дарина, при свете дня показавшаяся мне ещё ужаснее: седые волосы висели космами, едва прикрывая череп, крючковатый нос почти доставал до верхней губы, кожа была покрыта старческими пятнами. Нестерпимо засосало под ложечкой, и в голову пришла дикая мысль:

― Смотри, Франни, вот что ждёт тебя через некоторое время. А ты так гордишься своей молодостью и красотой, словно они вечны. Идиотка…

Я вытерла слёзы и, оторвавшись от Фредди, нашла в себе силы приветливо улыбнуться:

― Спасибо Вам, бабушка Дарина, что позаботились о моём Громе и дали нам приют этой ночью. Мы поедем, пора в путь…

Она вдруг смутилась, и её потухшие глаза радостно засияли:

― А вот и не пущу никуда обоих, пока не поедите, как следует, ― проворчала она непривычно — нежным голосом, кивая, чтобы следовали за ней. Мы покорно прошли в удивительно чистый дом, хотя воображение заранее нарисовало следы борьбы и залитый кровью пол. Ничего подобного там не оказалось; покормили так сытно, что мы ели вылезли из-за стола, а когда уезжали ― Дарина даже прослезилась, шепнув мне на ухо:

― Ты не отпускай его, Франни. Наш Шут ― стоящий человек, я-то знаю. Он как мой пёс Верный: если вцепится в добычу, уже не отпустит, если что пообещал ― обязательно сдержит слово. А это редкость, упустишь своё счастье ― стало быть, дура…

После таких напутственных слов я, грустно усмехнувшись, поцеловала старушку в морщинистую щёку, и мы двинулись в сторону родного дома. Уезжая, я спросила Фредди, как он познакомился с Дариной, и тот нехотя ответил, что она не раз спасала ему жизнь:

― Не суди людей по внешности, Франни, она часто обманчива. Эта старушка совсем не ведьма, как ты, наверное, подумала ― она отличная знахарка и лекарь. Этой ночью я помогал ей вырвать человека из лап смерти, и, к счастью, нам это удалось…

Больше он не произнёс ни слова ни в дороге, ни на привале у костра. Его задумчивое лицо было печально, похоже, он не сомневался в моём выборе, а я всё ждала, что он решится и расскажет о себе. Но Фредди замкнулся и молчал, иногда односложно отвечая на мои вопросы. Между нами словно выросла стеклянная стена: мы видели друг друга, но не слышали и не понимали.

Теперь я торопилась в замок отца, лишь бы поскорее прекратить невыносимое молчание. И одновременно боялась этого, ведь именно там мне предстояло принять, возможно, самое важное решение в жизни. Мы мчались вперёд, и я вспоминала знакомые места и приключения, пережитые вместе с Арчи. Удивительно, но Шут прекрасно знал дорогу в наш замок, хоть как-то проговорился, что бывал там всего пару раз.

На моём пути домой нам не встретились ни странные люди, ни монстры. Всё проходило слишком гладко: на ночь мы останавливались в трактирах, и Фредди караулил мой сон, каждый раз словно специально бросаясь в драку, стоило кому-нибудь просто на меня засмотреться. И всегда выходил победителем, сколько бы человек ему не противостояло. Потрясло то, что для этого ему вообще не требовалось оружие. Невольно вспомнились слова покойного Троша о приёмах борьбы, которые мог знать только «специально обученный» человек.

― Ну, да, он же военный, чему я удивляюсь? И откуда взялось это странное прозвище ― Сыщик, почему Фредди упрямо молчит об этом? Неужели не понимает, что своим поведением только всё усложняет, неужели готов рискнуть нашим будущим? Если для нас двоих оно вообще возможно, это «совместное будущее». Отец ни за что не допустит и не благословит…

И вдруг Фредди заговорил, его слова прозвучали для меня страшнее грома в погожий день:

― Остановись, Франни. Мы почти у цели, ты должна помнить эту рощу, отсюда хорошо виден ваш замок. Я останусь здесь и ровно неделю буду ждать твоего решения. Если ты не вернёшься до рассвета седьмого дня, уеду и больше никогда тебя не потревожу. Что ж, не хочу прощаться, слишком больно. Поезжай, скоро ты будешь дома в объятиях отца и друзей, не забудь передать, что я исполнил обещанное и вернул дочь домой.

Я хотела спешиться и обнять его, но Фредди демонстративно отъехал в сторону, давая понять, что разговор между нами окончен. Да как он посмел так со мной обращаться? Или специально провоцировал, чтобы скорее порвать и без того хрупкую нить, связывающую обоих? Тогда к чему были его слова о том, что будет ждать моего решения?

― Я люблю тебя, Фредди, и верю, что моё чувство взаимно, но не понимаю, почему ты так себя ведёшь. Почему не хочешь мне довериться? Разве я не заслуживаю знать правду о человеке, с которым собираюсь связать жизнь?

Не знаю, зачем выпалила это, наверное, уже не было сил держать сомнения внутри. Ответа ждать я не стала и, подхлестнув Грома, понеслась в сторону замка. Как ни странно, слёз не было, только больно щемило в груди. Знакомый парк встретил меня буйством цветов и зелени. Гром пронёсся мимо копошащегося в земле садовника, и я слышала, как он охнул, а потом закричал мне вслед:

― Люди! Госпожа Франни вернулась…

Остановила Грома у парадного крыльца, на котором, споря о чём-то, стояли отец и дядя Тео, и, спрыгнув с коня, бросилась к ним, уже в следующее мгновение обнимая дорогих мне людей. Дальнейшее помню смутно, всё смешалось в единый гул звуков и красок, и в себя меня привела горничная, подсунувшая в лицо нюхательную соль, от которой я начала безудержно чихать. Что вызвало радостный смех набежавшей прислуги…

Из дома выбежали Дон и Марк, тоже присоединившиеся к всеобщим обнимашкам. Друзья бессовестно тормошили меня, требуя немедленного рассказа о том, как удалось сбежать от похитителей. Но я не могла говорить, просто глупо улыбалась, гладя их румяные щёки и радовалась, что мальчишки ничего не помнили о перенесённых ими ужасах. Да и мною тоже, по их вине…