Впрочем, я не собиралась никого ни в чём обвинять, решив оставить эту страшную историю в прошлом. Ведь все мы стали невинными жертвами проклятого заклинания. Остались, правда, вопросы о том, каким образом тетрадь оказалась в нашем доме, и почему именно Фредди был замешан в её похищении. Но это я оставила «на потом», сегодня просто хотелось радоваться тому, что снова оказалась дома…

Вечером в честь моего возвращения устроили торжественный ужин, перед которым я целый час отмокала в ванне, нежась в пушистых пенных облаках и позволив горничным вымыть и как следует причесать грязные волосы. Я блаженствовала в горячей воде, расслабившись и гоня прочь настырные видения о том, как Фредди в эти минуты греется у костра или строит шалаш, в котором проведёт неделю, ожидая моего ответа…

― Не хочу о нём даже думать. Этот человек не заслуживает внимания, стоит только вспомнить, как в последние дни он со мной обращался, словно между нами и не было ничего… Как он только посмел? Вот пусть и мёрзнет там в одиночестве, поедая уже опостылевшую кашу. А мне и дома хорошо ― никаких забот, никакого «бега», впереди ― только радость, любимая комната, привычные друзья…

Я тяжело вздохнула, пытаясь прогнать ужасные, настырно атаковавшие мысли.

― Снова жить в комнате, которая будет постоянно напоминать о доме Троша и отвратительном предателе-Эрике. Старые друзья? Те самые, которые несколько раз чуть надо мной не надругались. Как теперь смотреть им в глаза, делая вид, что ничего этого не было? Бедный мой Фредди, ему так одиноко в лесу, а что теперь происходит у Арчи? Весь в государственных делах, уже, наверное, нашёл утешение в объятиях какой-нибудь фрейлины. Вот чёрт! Кто просил вас лезть в мою голову!

И я крикнула вслух:

― Убирайтесь вон! ― разогнав перепуганных служанок. У меня не было сил остановить их, объяснив, что я имела ввиду собственные мысли.

― Да, докатилась, Франни, разговариваешь сама с собой…

Между тем, ужин прошёл прекрасно, я так наелась, что Дон снова стал надо мной подшучивать, а Марк, окинув недовольным взглядом, сказал:

― Ты неисправима, Франни! Могла бы хоть на праздник в свою честь нарядиться в платье, а не этот охотничий костюм. Кто посмотрит на девчонку, одетую словно мужчина. Так ты себе мужа никогда не найдёшь…

И он засмеялся, а Дон с удовольствием поддержал брата. Я сцепила зубы, приготовившись слегка подпалить их нарядные камзолы, но почувствовала поверх своей руки горячую ладонь отца. Он шепнул мне на ухо:

― Не надо, детка. Прости их, они не помнят тех чувств, что испытывали к тебе, и ведут себя как дурачки. Тео потом всыплет им, не волнуйся.

И, кивнув, послушная дочь промолчала, хотя и подумала:

― И как я только могла ими увлечься, они же совсем дети, паршивые недоумки… ― прибавив ещё несколько обидных словечек из лексикона Фредди.

Но настроение было окончательно испорчено, и, не став дожидаться окончания ужина, я объявила, что очень утомилась с дороги и хочу отдохнуть. Но братья не дали мне спокойно закончить этот вечер: остановили на выходе из столовой, пристав с расспросами, как удалось сбежать от похитителей, где держали и что со мной всё это время делали.

Я устало посмотрела на ребят и, сложив руки на груди, сказала очень серьёзным тоном, хотя в душе потешалась над ними:

― Ничего не помню, вы сами что-нибудь придумайте. И вот что, мальчики, предупреждаю один раз ― не доставайте меня, а то размажу по стенке и не посмотрю, что мы друзья детства. Чес-слово, размажу, такое дело…

Развернувшись, я ушла, напоследок, к своему неудовольствию, заметив, как восторженно заблестели глаза ребят. Похоже, такая Франни снова зажгла в них интерес. Только не это…

Ночью мне снились кошмары. Всё пережитое за последнее время спуталось в один клубок, размотать который я была не в состоянии. Самым страшным оказался сон, где Фредди в пятнистой одежде, среди других точно так же одетых людей, стрелял огнём из странной трубки посреди пустыни. А вокруг в воздухе очень быстро мелькали чёрные «мухи», на его глазах убивая друзей, попадая им то в лоб, то в грудь, заливая тела кровью. Фредди что-то кричал и плакал, но сделать ничего не мог. Одна такая «муха» прочертила кровавую полосу у него на щеке, но он этого даже не заметил, и только когда вторая «тварь» попала ему в плечо, опрокинув на спину, я закричала, проснувшись в холодном поту.

Сердце бешено стучало, не давая глубоко вздохнуть. Я спустила ноги на покрывавшую пол пушистую шкуру и еле доплелась до окна, распахнув его настежь. С губ срывались стоны пополам с безумным шёпотом:

― Нет, любимый, не умирай. Ты должен жить, должен…

Ночной прохладный ветерок приятно остудил тело, и, поняв, что это был просто сон, вернулась в кровать. Утром меня не смогли разбудить ― я металась в горячке и кашляла, проболев неделю. И это несмотря на многократные, произнесённые отцом заклинания. Как только жар спал, немного поев и шатаясь от слабости, поплелась в его кабинет: не было времени откладывать важный разговор, я спешила.

Наступил поздний вечер, но в доме ещё не ложились спать. Отец как всегда был вместе с Тео, они снова что-то горячо обсуждали и, увидев меня, тут же засуетились, попытавшись вернуть назад в кровать. Но я отказалась, с порога спросив, как долго уже болею:

― Сегодня прошла ровно неделя, а в чём дело, детка? ― разволновался Тео.

Я оторопела, буквально рухнув в кожаное кресло отца. Значит, если считать день, когда вернулась, всего прошло восемь суток. Фредди больше не ждал моего ответа, он ушёл ещё вчера. Можно было не спешить, я проспала своё счастье. Права была Дарина: Франни ― обыкновенная дурочка…

Увидев, что на любимой дочке нет лица, отец начал расспрашивать, что же произошло. Мне уже было всё равно, и я выложила ему и про побег, и то, что случилось в пути, про нежные чувства к Арчи и неожиданную любовь к Фредди. Я ждала, что на непокорную дочь обрушатся страшные обвинения в легкомыслии, позорящие наш род. Но вместо этого вокруг образовался кокон тишины, и было в этом что-то настолько зловещее, что я снова покрылась мурашками и задрожала.

Отец начал медленно ходить по комнате, а Тео раскурил трубку, которую брал в руки только в моменты сильнейшего волнения. Это мне не понравилось:

― Папа, я была честна с тобой, скажи и ты правду.

― Какую правду ты хочешь знать, доченька?

― Расскажи всё как есть, у меня больше нет сил терпеть недомолвки со всех сторон. Я так устала от этого…

Он помолчал и, придвинув второе кресло, сел рядом:

― Хорошо. Сначала о твоих «обожаемых» друзьях, моя наивная девочка. Я всегда думал только о твоём счастье, Франни, ведь мамы рядом с нами не было, поэтому мне приходилось заботиться о тебе за двоих. После применения заклинания, поняв, что любимой малышке грозит беда, я вызвал Фокусника, этого Арчи, и заплатил ему, чтобы он караулил тебя возле замка и помог в случае опасности. А потом, когда вы с ним уехали слишком далеко, обратился к Фредди, так называемому Сыщику, умеющему находить потерявшихся людей, и тоже заплатил ему золотом, чтобы он разыскал тебя и вернул домой. Я купил твоих «друзей». Это некрасивая, но правда…

Мне не пришлось долго переваривать то, что на меня обрушилось. Я спокойно ответила ему:

― Допустим, это так, не вижу тут ничего страшного. Арчи и Фредди на тот момент нуждались в деньгах и потому взялись за эту работу. И выполнили её хорошо ― я жива и снова дома, заклинание уничтожено. И чтобы ты ни говорил, они стали моими настоящими друзьями, которым я безоговорочно верю…Больше того, по-настоящему люблю Фредди и знаю, что и он отвечает мне тем же. Так что твоё признание ничего не меняет, папа.

Отец беспомощно посмотрел на Тео, пускавшего клубы дыма из своей трубки, и услышал:

― Франни права, Генри. Хватит недомолвок, расскажи ей всё про этого Фредди. Думаю, она посмотрит на свою «любовь» по-другому.

Отец спрятал глаза, но начал свой страшный рассказ: