– В фе-вра-ле… – на выдохе, по слогам произносит Реми.

Он выглядит замученным, неподвижно смотрит через искривлённые растопыренными пальцами веки.

– То есть через два месяца, – будто поясняю ему, или себе, или ещё кому-то очевиднейшее и немыслимое.

Становится душно, тошно, тяжело. Сопение Бруновских потуг делается всё упрямее, всё колючее и, кажется, тяготеет к беспомощности. Ещё секунд шесть, – думаю я, – или семь, и на него прольётся припадок истерии, как керальский ливень, как ненастье, как катастрофа, свалится никогда не бывающим здесь снегом. Пять, четыре, три, две, одна… Бруно делает вдох и заходится горестным воплем, в точности, как я и предсказывала.

Запястья Реми движутся вдоль головы и теперь давят на уши. Так грубо оглушить способны только бомбы, ракеты на старте и расстроенные малявки.

Подбегаю к Бруно, повалившемуся теперь с корточек на пол. Его короткие ноги выпрямлены, руки тянутся вверх, лицо заклинило в выражении агрессивного отчаяния, по проторённым дорожкам вниз стекают солёные ручейки, вместо рта – раструб, из тёмного нутра которого хлещет звуковая волна и больно сверлит виски. Корчась, как от ранения, поднимаю и обнимаю его. Даётся это с трудом: внутри у самой всё сжимается и просит убежища. Но я его обнимаю.

– Ну, зайчонок, что случилось?

Через минуту, как это и бывает, Бруно успокаивается, буря стихает. Поглаживаю влажные, прохладные, зернистые щёчки, раскрываю кулачок, а в нём – большой чёрный засохший жук и разные его части: изогнутые волосатые проводочки-усы, фрагмент каркаса, крыло. Бруно объясняет, целясь пальцем в штору, что нашёл его там, взял, а дальше – трагедия: жук весь посыпался и собрать его не удалось. Он глядит пытливо и растерянно, будто спрашивает: “И как, чёрт побери, такое могло произойти?”

Я обнимаю его крепче, целую в круглую макушку и думаю что-то похожее.

В трудные моменты жизни, когда нужно собраться, в первую очередь, как назло, приходят самые бесполезные мысли, начинающиеся, как правило, со слов: «Эх, вот если бы…»

Например, «Эх, вот если бы мы откладывали на чёрный день». Совершенно дурацкое допущение. Или “Эх, вот если бы мы не уехали из Германии, то можно было бы теперь подать прошение на получение пособия по утере работы.” Или “Эх, вот если бы это всё было сном, плохим сном.”

– Что будем делать? – спрашивает себя и всех вокруг испуганный, непрерывно потеющий Реми.

В тропическом климате все чувства проявляются так: краснеют и выпадают в осадок.

– В этом месяце можно договориться с лендлордом об отсрочке по аренде. Но за интернет заплатить придётся, мы же не можем без интернета, – тоже краснея, рассуждаю я.

– Так-так-так… Можно начать искать другие магазины, которые согласятся продавать мою музыку… А они вообще есть? А сколько времени на это уйдёт? А если не найду, что тогда? Гм… Ну, не знаю… Немецкий, что ли, по скайпу буду преподавать? Разговорный, с письменным у меня не ахти, – вслух размышляет Реми, задавая важные вопросы и как будто специально, отвечая на них как можно нелепее.

– Может, займём? – осеняет меня.

– Нет! – ни секунды не обдумав мой оригинальный план, обрывает он. – Перво-наперво нужно начать экономить!

Роль главного «экономиста» была отдана мне автоматически – в доме я единственная с высшим образованием и кое-какими знаниями математики. Вдохновлённая мыслью, что лучшего для экономии места, чем Индия, не найти (здесь ведь всё дёшево), я незамедлительно приступаю к работе.

Сначала проверяю, сколько денег осталось на банковском счету, подсчитываю оставшиеся рупии в кошельке и шарю по карманам (может, там что-нибудь случаем залежалось?). Затем с видом учёного – это я так считала, а на деле, с видом невротика, делающего вид, что у него всё под контролем, – сажусь составлять смету расходов на ближайший месяц.

После нехитрых вычислений: вычета аренды за дом, скутер и платы за интернет, становится ясно: в бюджет мы не укладываемся.

Так, посмотрим, что можно вычеркнуть из списка расходов.

в̶̶̶к̶̶̶у̶̶̶с̶̶̶н̶̶̶ы̶̶̶е̶̶̶ ̶̶̶з̶̶̶а̶̶̶в̶̶̶т̶̶̶р̶̶̶а̶̶̶к̶̶̶и̶̶̶ ̶̶̶в̶̶̶ ̶̶̶«̶̶̶М̶а̶х̶а̶р̶а̶д̶ж̶а̶ ̶Л̶а̶у̶н̶д̶ж̶»̶̶̶и̶ ̶в̶о̶о̶б̶щ̶е̶ ̶л̶ю̶б̶ы̶е̶ ̶п̶о̶х̶о̶д̶ы̶ ̶в̶ ̶р̶е̶с̶т̶о̶р̶а̶н̶ы̶̶

и̶м̶п̶о̶р̶т̶н̶ы̶е̶ ̶п̶р̶о̶д̶у̶к̶т̶ы̶ в̶к̶л̶ю̶ч̶а̶я̶ ̶н̶у̶т̶е̶л̶л̶у̶ ̶и̶ ̶ш̶о̶к̶о̶л̶а̶д̶н̶ы̶е̶ ̶б̶а̶т̶о̶н̶ч̶и̶к̶и̶и

к̶е̶ш̶ь̶ю̶

нет, ̶все ̶о̶р̶е̶х̶и̶,̶ ̶к̶р̶о̶м̶е̶ ̶а̶р̶а̶х̶и̶с̶а̶

Само собой:

и̶г̶р̶у̶ш̶к̶и̶

н̶о̶в̶а̶я̶ ̶о̶д̶е̶ж̶д̶а̶

̶р̶а̶з̶в̶л̶е̶ч̶е̶н̶и̶я̶ (запланированные экскурсии на слоновую и кокосовую ферму, водная прогулка на хаузботе, аюрведический массаж)

Но и теперь смета не хотела выходить на нужную сумму. Я задумалась. В душе поднималась борьба: с одной стороны было очевидно, что без крайней меры в нашем случае не обойтись, с другой – ужасно лень идти на эту самую меру. Кроме того, то и дело вспыхивало неунимающееся возмущение – почему это с нами происходит? Это нечестно! Мы этого не заслужили!

Посидев ещё с получаса, перепроверив калькуляции и наивно переставив местами статьи затрат, я в конце концов, сдаюсь на милость разумного, хоть и неприятного осознания – нужно выкинуть дополнительные пункты в списке. С решительным выдохом черкаю ручкой по словам, а чудится, будто лезвием по самому личному, заветному:

В̶и̶т̶а̶м̶и̶н̶н̶ы̶е̶ ̶с̶ы̶в̶о̶р̶о̶т̶к̶и̶,̶ ̶ш̶в̶е̶д̶с̶к̶а̶я̶ ̶у̶м̶ы̶в̶а̶л̶к̶а̶ ̶д̶л̶я̶ ̶л̶и̶ц̶а̶ ̶и̶ ̶м̶а̶с̶к̶а̶ ̶д̶л̶я̶ ̶в̶о̶л̶о̶с̶,̶ ̶к̶о̶т̶о̶р̶ы̶е̶ ̶я̶ ̶х̶о̶т̶е̶л̶а̶ ̶з̶а̶к̶а̶з̶а̶т̶ь̶ ̶п̶о̶ ̶и̶н̶т̶е̶р̶н̶е̶т̶у̶

б̶у̶т̶и̶л̶и̶р̶о̶в̶а̶н̶н̶а̶я̶ ̶в̶о̶д̶а̶ ̶ (ведь можно просто кипятить воду из-под крана)

п̶а̶м̶п̶е̶р̶с̶ы̶ (видимо, пришло время приучать Бруно к горшку. Благо здесь тепло, и он может бегать целый день голышом)

т̶у̶а̶л̶е̶т̶н̶а̶я̶ ̶б̶у̶м̶а̶г̶а̶

“Стоп! Как туалетная бумага?” – на мгновение что-то сжалось в районе желудка. Так, наверное, внутренности паникуют: рассудок, брезгливость и предубеждения.

Без паники! – строго вмешиваюсь я, расцепляя их жалостливые объятия. – Во-первых, мы здорово сэкономим. Индийская туалетная бумага такая дорогая, будто она не туалетная, а гербовая. Во-вторых, мусора меньше будет.

Раз в неделю под вечер подобно остальным жителям Варкалы мы выходим в сад для проведения традиционной церемонии сжигания мусора, и даже стоим в точности, как наши соседи: задумчиво вглядываясь в разноцветные язычки пламени, словно у обставленного горящими свечами священного алтаря.

На удивление мусора мы здесь производим не так много, и часть его сгорает практически мгновенно: газетные страницы, которыми продавцы оборачивают фрукты и овощи, упаковка от молока, конфетные этикетки и картонные коробочки из-под детских игрушек. Смущают только стеклянные и пластиковые бутылки, свёрнутые тяжёлыми, плотными кулёчками памперсы Бруно и крупные белые шарообразования, получающиеся из обрывков использованной туалетной бумаги, которую, к сожалению, индийская цивилизация не в силах «переварить» и которую нам отныне приходится собирать.

Пластиковую и стеклянную тару мы отдаём Раджешу. Тот её куда-то сбывает. Но вот с памперсами и туалетной бумагой – просто беда!

Всякий раз, вот так стоя, провожая в последний путь нашу странную сортирную «коллекцию», ощущаешь не то угрызение совести, не то отвращение, а, пожалуй, всё вместе. Весь процесс от начала – когда употреблённые куски туалетной бумаги скидываешь в одноразовый пакет, в котором они, сцепляясь с другими такими же кусками, лежат по нескольку дней, – и до конца – когда всё это отлежавшееся, принявшее форму разобранных снеговиков, отказывается гореть, занудно тлея рядом с такими же негорящими подгузниками, – кажется основательно неправильным.

Да, без бумаги лучше! – убедительно говорю самой себе, вновь припоминая наш последний «погребальный» костёр, наделанную им необычайную задымлённость и соседку Гаятри, стоящую неподалёку, словно ёжик в тумане, поглядывающую на нас с явным осуждением. – Не нужно будет больше страдать из-за утилизации этих санитарно-гигиенических средств. И вообще, с тех пор как мы тут поселились, меня одолевают сомнения, насколько эти средства санитарно-гигиеничны?