Редмид нахмурился.

— Я много кого хочу здесь видеть. Я за весь день не видел ни единого оленя, или лося, или даже следа.

Лангтри, один из золотых медведей, вырвавшихся вместе с ними, остановился и протянул им немного поздней ежевики.

— Мы знаем эту долину. — У него была очень выразительная морда, а огромные глаза сияли золотисто-коричневым светом. — Стр-р-ранная долина. — В лапах он держал тканевое ведро. Грозный воин превратился в обычного медведя, опьяневшего от ягод.

— Чем с-с-странная? — спросил Тапио.

— Мр-р-рм, — пробурчал Лангтри. — Медведи-ведьмы приходят, гр? Иди сюда, р-р-р? Испытайте их силы и вырастите их, м-м-мр-р-р?

Квокветхоган съел горсть ягод.

— Они полны зеленой силы, — сказал он. Он взял деревянную чашу, вырезанную из капа клена и красиво инкрустированную золотом и серебром, дождался кивка Лангтри, зачерпнул ягод и высыпал их себе в клюв. Вдоль его спины заиграло пурпурно-голубое пламя, красный гребень налился кровью и встал торчком.

— Ух! — выдохнул Квокветхоган. — Это прочистило мне голову.

— Медведи-ведьмы говор-р-рят, что ягоды здесь р-р-растут кр-р-руглый год.

Редмид отдал свои ягоды Стражу.

— Угощайся. Не собираюсь ни во что превращаться.

Тапио все еще смотрел в туман.

— Дейс-с-свительно с-с-странно. Где животные?

Главный конюший, ныне капитан Альбинкирка, отозвал большую часть населения с севера Альбина в Альбинкирк. Его гарнизон был невелик, в основном выздоравливавшие ветераны великой битвы при Гилсоновой дыре, тоненький ручеек добровольцев и пополнение для армии западного альянса, две дюжины окситанских рыцарей под командованием знаменитого трубадура сэра Ука Брюне, несколько окситанцев-арбалетчиков, пограничников, освободившихся после прекращения набегов пришедших из-за Стены на запад Окситана, и горстка морейских кавалеристов. В общей сложности у Шона было почти пятьсот мужчин и женщин, годных в строй. Куда больше и лучше, чем у его предшественника. Кроме того, в его распоряжении оставались крестьяне. В этот раз, не то что после наступления Шипа, они явились по первому приказу. Все мужчины и сильные женщины добровольно вступили в ополчение.

Альбинкирк был битком набит не только людьми, но и животными, потому что, по приказу лорда Шона, каждое животное крупнее домашней кошки спрятали за стены. После беды в поместье госпожи Хелевайз ополченцы углубляли старый ров. Десятки, если не сотни небольших участков пришлось разорить, чтобы очистить старый кирпич и вырыть канаву исходной глубины.

В распоряжении Шона оказались два потомка Сизенхаг — юные виверны-самцы, невероятно храбрые и довольно плохо умевшие говорить. Он отправил на разведку их, чтобы не рисковать своими рыцарями или лучниками, и они вернулись с пугающими картинами сельской местности, вдруг лишившейся живых, и видами полей, заполненных животными: оленями, волками, коровами, стоящими рядом. Главный конюший опустошил все насесты, рассылая предупреждения: королеве, в Лиссен Карак, графу Приграничья.

Облокотившись на зубец и ястребом наблюдая за дочерью, госпожа Хелевайз покачала головой при виде замкового двора внизу.

— Как будто последний раз был всего лишь… репетицией. Или предупреждением.

Главный конюший смотрел в сторону Саутфорда.

— Армия королевы сегодня должна миновать водопады. Надеюсь, они готовы к этому.

— Мой господин.

Орли опустился на одно колено, когда огромное создание заслонило небо, а затем приземлилось на пляж. Руины Н’Паны дали достаточно коры и досок, чтобы выстроить на скорую руку лагерь. В мелкой бухте нашли три бесценных каноэ. В глубине души Орли боялся и злился на себя за этот страх. Он понял, что потерпел неудачу, когда его лодки сожгли. Он знал, что его мрачный господин зол, и боялся Эша так, как никогда не боялся Шипа.

Устроив огромное тело на полоске песка, Эш перестал быть чудовищем. По берегу шагал одинокий темноволосый мужчина, длинный плащ ниспадал с его плеч, как пара закопченных крыльев, и он сильно хромал. При нем не было ни оружия, ни драгоценностей.

Войско Орли застыло от ужаса. Волна страха, обычно исходившего от дракона, теперь катилась перед высоким мужчиной.

— Сколько? — спросил Эш. Его ноги не касались песка. Его сапоги казались невероятно черными, как бархат или сажа. В его внешности таился обман: ветер не шевелил волосы, песок не прилипал к одежде.

— Мой господин? — переспросил Орли.

— Я спросил: сколько. Сколько чего, спросишь ты? — Насмешка Эша была подобна удару острого меча. — Возможно, я имею в виду драгоценные камни или прекрасных девиц.

Он сделал паузу, его лицо почти обмякло. Кажется, он думал о чем-то совсем другом. Потом снова ожил.

— И как Лот может жить в таком ограниченном теле?

Орли увидел его глаза. Это были огненные провалы, такие же алые и бездонные, как расплавленная скала, кипящая под Нагорным озером.

— Орли. Сколько полезных… способных сражаться… тварей у тебя есть?

— Почти четыре тысячи, мой господин, — гордо сказал Орли. Эш кивнул. Его лицо ничего не выражало.

— Лучше, чем я ожидал. Откройся. — Он не отводил взгляда, и в глазах его, лишенных зрачков, не было ничего человеческого. — Почему ты позволил Мурьенам задержать себя?

Орли молчал.

— Отвечай, — тихо сказал Эш. Голос его слышали все рогатые, все Стражи, ирки и боглины. Рхуки ерзали и казались смущенными.

Орли застонал.

— Мой господин… я…

— Да? — Это слово Эш умудрился прошипеть.

— Часовые подвели меня! И у него было больше людей и силы!

— В самом деле? Тварей у тебя вдесятеро больше. — В голосе Эша сквозило презрение. — Силой ты равен ему, и у тебя есть другие колдуны, которых ты мог попросить о помощи.

— Мой господин, я… — Голос Орли звенел от презрения к себе и непонятного гнева.

— Я ненавижу людей, — громко сказал Эш. — Я ненавижу их тщеславие, я ненавижу их распутство, я ненавижу их эгоизм, их бесконечную жадность, их мелочность, и больше всего я ненавижу их неспособность обращать внимание на детали. Когда я истреблю человечество, этот мир вернется к своему естественному порядку. И к деталям будут относиться должным образом. На колени.

Орли молча терпел гнев своего хозяина.

— Ты потерпел неудачу, и в своей неудаче ты обрек меня на поражение. — Эш внезапно протянул руку, положил ладонь между могучими рогами Орли и жестом заставил того опуститься на колени. — Открой себя, Кевин Орли.

— Мой господин, я… — Орли сжался.

— Подчиняйся, — велел Эш.

Орли подчинился, и Эш затопил его силой. Орли попытался закричать. Эш почти раздавил личность Орли, от нее осталась лишь ядовитая смесь ненависти и неуверенности. Он безжалостно проламывался через его душу, оставляя там только себя.

«Это должен был сделать Шип», — подумал Эш. Он перестроил внутренние процессы извивающегося, безмолвно вопящего разума и превратил остатки сознания в талант, заменив большую часть ментальных структур на свои, но ему помешали.

Что-то происходило на юге. Эш почувствовал, как дюжина боглинов ускользает из-под его контроля, затем сотня, и разум, занятый более высокими мыслями, вдруг задумался: не смешно ли это — заметить даже уход боглинов.

Эш протянул руку, не поворачивая головы, и поманил шеренгу рогатых людей.

— Пойдем, — сказал он. Это была отменная мера предосторожности — раздать самого себя. Защита от стихийного бедствия.

Большинство упало ниц, крича от ужаса, и запах их страха — мускуса, мочи и чего похуже — наполнил воздух. Ужас был ощутим, как миазм, сотни боглинов падали наземь.

Пятеро рогатых заставили себя двинуться вперед. Эш криво усмехнулся.

— Но люди очень, очень храбры, — сказал он, — это ваше единственное достоинство.

Он повторил процесс со всеми пятью. Он изменил их и сделал лучше — по своему мнению, — он оставил свой отпечаток на их телах, он почти лишил их души, заменив ее неким органом, который способен был только проводить его волю. Каждый из рогатых получил полный отпечаток Эша.