Изюминка посмотрела на карту и с первого взгляда поняла, что это одна из тех, которые рисовал Кронмир. И что Жизель прекрасно знает, кто делал эти карты.

«Сильная она девица», — подумала Изюминка и покусала латунный карандаш.

— Я хотела его победить, — призналась она своим капитанам, — но к черту. Это пустая гордыня. Герцогиня права. Займемся провиантом. Милус, окопайся здесь, — она указала на городок под названием Форнелло, — и как следует. Будешь нас прикрывать. Симон, вы со мной, в резерве.

— Мне очень понравилось в резерве, — оживился он, — отличная была драка.

— Надеюсь, что в этот раз будет поспокойнее.

— Я надеюсь, что вы окажете нам честь, лично сломав копье о врага.

Она облизнула губы.

— Вы меня вызываете? — спросила она.

Он выглядел пораженным.

— Нет. Просто вы рыцарь, и вам, должно быть… грустно от того, что вы не вступили в бой.

— Господи, вы точно не родственник Тому Лаклану? Но вы правы. Я люблю подраться. Уверена, что мне выпадет такой случай. Дэниел, раз уж мы перекрываем дорогу и не идем на север, почему бы тебе не взять немного людей и не привести нам патриарха?

— Если с патриархом… грубо обойтись, — осторожно начал Симон, поглаживая изящную бородку. Под ногтями у него чернела кровь. — Это может… иметь последствия.

— Я хотела бы пойти в этом отряде, — сказала герцогиня.

— На твое усмотрение. Ты нужна мне здесь. По крайней мере, я хотела бы, чтобы ты осталась здесь. Кронмир не должен был оказаться там, где оказался, и это моя вина. Я бы рада тебя не отпускать, но ты герцогиня, и не мне тебя удерживать. Кронмир не был мне другом, но он был из моих. Патриарх… — Она улыбнулась уродовавшей ее улыбкой.

Подумала о человеке, который когда-то давно причинил ей зло. Вспомнила руки Калли на своих руках и кровь.

— Я плачу свои долги. Герцогиня тоже. И патриарх заплатит. — Она слегка пожала плечами.

Дэниел Фейвор кивнул.

— Говорят, что, убив патриарха, попадаешь в ад, — медленно произнесла герцогиня.

— Ой, я сомневаюсь, что Господь такой тупой, — отмахнулась Изюминка.

— М-м-мне отм-мщение, и аз воздам, — процитировал отец Давид, — н-н-но Господь действительно не туп.

Этот худощавый человек в рясе и сандалиях не носил даже кинжала. Он мало походил на отца Арно, но многие наемники уже приняли его, несмотря на заикание.

— Я помогу богу мстить, — сказала герцогиня.

Изюминка улыбнулась и встала. Все встали. Она была достаточно человеком, чтобы наслаждаться моментом: победа, власть, любовь и уважение. Жизнь, о которой она даже не мечтала. Она вспомнила всех своих мучителей. Злых ублюдков и обычных ублюдков. Свои ощущения. Она посмотрела на Жизель и поняла, что у той на уме.

— Ну и хрен с ним. Иди. Но ты нужна мне здесь, и, по правде говоря, мне кажется, что тебе не надо встречаться с ним лично.

Все вышли из ее шатра, а отец Давид остался.

— М-м-месть уродлива.

— Ну, святой отец, мы же не мальчики из церковного хора.

— М-м-мальчики из хора н-не так уж н-н-невинны, капитан.

— Слушайте, святой отец. Вы знаете, чем мы заняты, и принимаете у меня исповедь. Для кого-то это месть, например для Жизель. А для меня — работа. Когда они доберутся до патриарха, одной задачей станет меньше. — Она налила обоим вина. — А Габриэлю вы такое говорите?

— Каждый раз.

Она кивнула, глядя на тихую суету ночного лагеря за откинутым пологом шатра.

— Когда-то люди причинили мне много зла, — сказала она, сделав долгий глоток. — Калли помог мне с ними расправиться.

— И что, стало лучше? — спросил отец Давид, не заикаясь. — Или это п-п-просто история, которую т-т-ты себе рассказываешь?

— А разве вся религия — это не такая история? Бросьте, святой отец. Да, мне стало гораздо лучше. И ни один из этих ублюдков никогда больше не трахнет девушку, ну или парня.

Отец Давид пил вино. Изюминка смотрела на него.

— Как выиграть войну, не проливая кровь?

— П-п-понятия не имею, — ответил отец Давид с ноткой горечи, которую Изюминка не слышала раньше. — Иногда я чувствую себя чертовым придворным шутом, — он глубоко вздохнул, допил вино и встал, — но у всех д-д-действий есть последствия, госпожа моя. И убийство н-н-невинных…

— Патриарх? — спросила она.

— Конечно. Люди рядом с п-п-п…

Он сделал паузу и отвернулся.

— Патриархом? Пехотинцы из Фиренции?

— Честно говоря, госпожа моя, я п-п-пришел не затем, чтобы обсуждать п-п-праведность наших м-м-методов. Г-г-герцогиня сама не своя, но К-к-кронмир сказал кое-что перед смертью.

Отец Давид снова замолчал. Изюминка успела задуматься, к кому обращаются священники, лишившиеся веры. Отец Давид плохо выглядел.

— Он с-с-сказал, — отец Давид посмотрел ей в глаза, — что воля не Н-н-некромант.

Изюминка вспомнила свою беседу с червем, побывавшим в Кронмире.

— Ага. Я допросила червя Кронмира.

— Вы же знаете, что я собираюсь сказать, что даже одайн — творение Господне, — без запинки выговорил отец Давид.

— Конечно. Он ведь тараканов и комаров тоже создал. — Изюминка посмотрела на священника, как будто говоря, что ее вера дает ему определенные права, но он опасно близок к их пределам.

— Я просто передаю то, что сказал К-к-кронмир. Он держался перед смертью… очень см-м-мело.

При свечах трудно было разглядеть выражение его лица.

— Я думаю, он знал, что говорил, — сказала она, — слава святому Михаилу.

Она позвала нового пажа:

— Алиса! Мне нужно изменить донесение.

Она рассказала обо всем: о смерти Кронмира, его последних словах и до странности наивном гневе пленных одайн.

Которые горько жаловались на вероломство кого-то, кого величали Огненным.

Многослойные щиты Габриэля были подняты и сдерживали большинство чудовищных вспышек энергии. Несмотря на потери, он расслабился и принялся бросать заранее заготовленные контратаки в своего оппонента, пока Пруденция вращала, и вращала, и вращала его Дворец воспоминаний, перехватывания заклинания, усиливая, защищая.

Еще один невероятный удар силы врезался в щиты, и они снова выдержали.

У него было время подумать о том, что сказал Мортирмир о развитии сил. Он уже бежал и только оборонялся в эфире. Но он остался цел.

Он наклонился, и Ариосто послушно повернулся. Внизу виднелся лес, а в лесу — гиганты. Их было несколько сотен. Он не осознавал их размера, пока не увидел одного у дерева.

Умброты.

Целое стадо.

Они были объединены. Он видел, как все стадо черпает силу из эфира — это походило на одновременный вздох четырех с лишним сотен немертвых зверей.

Распределенный разум. Одайн. Мятежные одайн, если Кронмир был прав.

Он знал заклинание, которое использовал Мортирмир, чтобы освободить немертвых в Арле, но его не было под рукой, оно не висело, готовое сорваться с места, на запястье Пруденции или ее шее. Оно потребовало бы времени и терпения, которых тоже не было.

И он пошел на совершенно ненужный риск.

Губы под шлемом непроизвольно дернулись, Ариосто закричал, развернулся на месте и стремительно, как всякий огромный хищник, напал. Его крылья распростерлись над одним из умбротов, и тварь тридцати ладоней в высоту, сорока футов в длину, с ногами, похожими на столбы, и огромными клыками, изогнутыми как ятаганы мамлюков, встала на задние лапы и потянулась к небу.

Копье Габриэля выстрелило молнией, но она отразилась от черного герметического щита твари — единственного пассивного щита, который он когда-либо видел. Он мечтал об этом: о щите, который работал бы постоянно.

Ариосто завопил. Его когти увязли. Наклонившись, Габриэль копьем пронзил черный щит, и совместный напор когтей и оружия оказался сильнее. Щит исчез, когти Ариосто ударили тварь по голове, а Габриэль выпустил три молнии в вонючую тушу древнего немертвого гиганта. Цвет третьей молнии отличался от первых двух. Грифон взлетел выше, когда еще два гиганта бросились на них из густой темной чащи.