Далеко в долине Кохоктона, за Лили Берн, чудовищная атака Эша захлебнулась. На поле, усеянном мертвыми рыцарями и сломанными арбалетами, стояли в темноте фракейцы. Их врагов освещали горящие руины Пенрита. Фракейцы сомкнули щиты и двинулись вперед. Им мешали мертвые боглины, похожие на обломки, вынесенные на берег штормом, но они шли, шаг за шагом. Так велико было давление их врагов, что даже славословие Богородице, пропетое пятью тысячами морейцев, не смогло остановить его — они тоже застряли. Затем атаковали городские полки-тагматы, которые так неохотно тренировались вместе с наемником, ставшим теперь императором; и для равновесия Экреч бросил в бой «свободных» боглинов, которые весь день удерживали нижний склон и теперь смогли дать небольшое преимущество; и где-то в озаренном пламенем аду Пенрита умер «сын Эша», униженный герцогиней; и вражеский строй дрогнул.

Это была не победа. Противник, следуя приказу или без него, просто ушел в сторону тьмы, и ни один человек, ирк или боглин не рискнул пойти за ним туда, куда не доходил свет от горящего города. Но Моган не погибла, ее рыцари были спасены, вопреки всем надеждам, и, когда пошел снег, справа появился победоносный Алкей, а слева подошел Гэвин. Была там и Тамсин, в запачканном сажей изумрудном платье, с мешками под глазами и морщинами на лице, как у старухи, и маленький хор, который шел за ней, тоже, казалось, разом постарел.

С ней был патриарх Ливиаполиса. Алкей упал на колени в снег, и Гэвин счел разумным последовать его примеру.

— Нет-нет, не стоит. — Патриарх покачал головой. — Я собираюсь сделать все, что в моих силах, хотя древняя традиция предписывает обратное.

— С самого полудня он поддерживает нас в бою. — Тамсин улыбнулась, показывая клыки. — Я никогда не ощущала такой любви к христианам.

— А я — к фейри, — сказал патриарх.

Сэр Гэвин жестом приказал подать выпивку, и Грацис, переживший этот день и вообще оказавшийся лучшим оруженосцем Гэвина, достал флягу кандианского вина и пустил по кругу. Сказочная Королева, граф Западной стены, патриарх Ливиаполиса и герцогиня Моган выпили с Алкеем, Экречем, лордом Грегарио, сэром Шоном и Дональдом Ду.

Последний глоток Гэвин оставил оруженосцу.

— Допивай, — велел он.

Грацис оглядел освещенный огнем круг и взял флягу. Поклонился и осушил ее.

— Встань на колени, — сказал Гэвин, шлепнул юношу мечом по плечу, посвящая в рыцари, и повернулся к остальным.

— Мы не победили. И вряд ли сможем это повторить. Я решительно не понимаю, почему Эш не воспользовался своими преимуществами.

— Но мы и не проиграли, — сказал Алкей. — А сэр Ранальд уже в Саутфорде.

— Альбинкирк атакован, — вставил сэр Шон.

— Где, черт возьми, император? — спросил Грегарио. — Он обещал быть здесь два дня назад.

Ресницы Тамсин дрогнули.

— Жаль, я не видел, как вы убили демона, — сказал сэр Шон герцогине.

— Я могу станцевать для тебя, человек.

Милях в пятнадцати или больше произошел ужасный взрыв. Земля загудела, воздух вспыхнул, и на мгновение на только что выпавшем снегу показались четкие тени мужчин, женщин и кветнетогов.

— Дезидерата в Лиссен Карак, — сказала Тамсин. — Она противостоит Эшу. — Она прищурилась, а потом и вовсе закрыла глаза. — Воля слабеет.

Далекие молнии плясали над аббатством, как буря в горах. Они смотрели на это как простые зрители.

— Что ж, — сказал Грегарио. — Завтра?

— Сегодня у нас получилось, потому что нам очень повезло и план был очень прост, — заметил Гэвин. — Сможем ли мы драться завтра?

— Мои люди сражались только последний час, и они победили, — сказал Алкей. — Один человек говорит, что ему явилась Дева Мария.

— Мой народ в основном мертв, — сообщила Моган. — Я надеюсь, что сэссаги сохранят верность и мои яйца и гнезда в безопасности, иначе мы погибнем навсегда.

— Мои рыцари измучены, а треть коней погибла. — Грегарио нахмурился.

Экреч только кивнул и щелкнул челюстями:

— Вино отличное. Завтра будем драться.

Челюсти приоткрылись наполовину, предоставляя всем возможность увидеть его наружное горло и первый желудок. Довольно жуткое зрелище. Упырь рыгнул и снова щелкнул челюстями.

— Каждый час на запах правды приходят новички. Завтра у меня будет в два раза больше боглинов, чем сегодня. Эш слабый. А мы сильные, пока мы вместе.

— Вот именно, черт возьми. — Гэвин оглядел их всех и усмехнулся. — Если мы что и умеем, это быть вместе.

— Скажем так, единственное, в чем мы преуспели, — мы отвлекли Эша, — сделала вывод Тамсин. — Что бы я ни планировала, никакие хитрости и никакой обман не дал бы лучшего эффекта, чем наши постоянные нападения. У меня почти ничего не осталось. Но если это был наш последний день… — Ей удалось улыбнуться.

— Где Тапио? — спросил Гэвин.

— Близко. Достаточно близко, чтобы я надеялась увидеть его перед смертью.

— Смертью? — переспросил Гэвин. — Это уж вряд ли.

Все посмотрели на него.

— Вы просто не знаете моего брата. Если он обещал прийти, он придет. Если для этого ему придется пройти через ад, это его не остановит. Если ему придется убить самого дьявола, он и это сделает.

— Приятно видеть такую веру. — Грегарио рассмеялся. — Надеюсь, и правда так будет. А еще вино есть?

— Я ни во что не верю, человек, только в своего Тапио, — сказала Тамсин. — Если Габриэль не придет, нам останется только сложить песню.

Больше часа Дезидерата удерживала врата и охранные заклинания с помощью выживших хористок. Когда на стенах не осталось врагов, она добавила к хору глубокий бас и тенор рыцарей ордена, как в реальности, так и в эфире, и этот смешанный хор оказался сильнее прежних двух. Она сдерживала волю, и ее золотая стена останавливала Эша. Когда он приблизился, она заставила его увидеть в стене свое отражение, и он вздрогнул.

Но борьба была неравной: двадцать мужских голосов не могли изменить неумолимую математику силы. Приближалась вечерня, и Дезидерату начали терзать те же сомнения, вот только ей противостояла не одна воля, а воля вместе с Эшем. Воля действовала резко, потом резкость превратилась в отчаяние, и Дезидерата ощутила нить надежды в пелене страха. Воля перестала быть единой, в ее хоре звучали фальшивые ноты, и она ослабла.

А потом воля поднялась удушливым туманом, и Дезидерате оставалось только сказать в реальности:

— Пойте!

И все бывшие в часовне, женщины и мужчины, изрезанные стеклом, раненные мечом и когтями, невредимые и просто измученные, подхватили очередную молитву. Воля поднималась приливной волной и грозила поглотить весь мир, но в ее последнем броске чувствовалось обреченное отчаяние.

Что-то происходило.

В эфире, по ту сторону врат, воля сбилась. Диссонанс сменился тишиной.

И через мгновение она исчезла.

Лишившись врага, хор запнулся, но тут один голос взлетел над всеми и повел за собой, и постепенно присоединились остальные.

А в эфире могучий удар сотряс врата. Это поразило Дезидерату: они победили, но тут же появился новый враг.

Им никто не мешал. Том Лаклан повел людей вперед, как только император вошел во врата. Не успел Калли вдохнуть второй раз, как у него за спиной появилось войско в боевом порядке: рыцари впереди, пешие и оруженосцы у них за плечами и лучники в промежутках между копьями.

Они прошли через врата все разом, как на тренировке, потому что о многом побеспокоились заранее. Строй был очень плотен, поэтому во врата входило по шестьдесят человек в каждом ряду. Плохиш Том шел в центре.

Ветер обжигал кожу. Солнце поднималось так быстро, что это было видно невооруженным глазом.

— Сиськи Тары, — сказал Том. — Мы в аду.

Габриэль стоял на краю пещеры, глядя на пустыню под дорогой. Песок внизу шевелился, как живой.

— Остановить наступление, — велел Габриэль. — Необходима разведка.