— Я слышала, ты убил умброта копьем, — сказала она.

— Да он и так был дохлый, — ухмыльнулся Том.

Это страшно развеселило обоих, и они засмеялись.

— А ты победила патриарха.

— Полная хрень, — скривилась Изюминка. — Легкая добыча. Хотя вообще-то нет.

— Да уж. На войне легко не бывает.

— Они просто берут и умирают. Люди умирают. — Она посмотрела на людей вокруг костра. — Я вообще даже не любила Кронмира, а он подох.

Том кивнул.

— Не смей умирать, Том, — велела Изюминка.

— И ты не смей, — сказал Том Лаклан и поцеловал ее. Она отшатнулась, сбросила с плеч плащ — вечер был теплый — и побрела к одному из костров, где разливали вино.

Сью выбралась из своей повозки и взяла Тома за руку.

— Так и знала, что вы будете вместе, а я останусь не у дел.

Том посмотрел на Изюминку, а затем на Сью.

— Не, — сказал он. — Я вообще о ней ничего такого не думаю.

— Даже когда напьешься?

Том вдруг обнаружил, что под киртлом на Сью ничего нет.

— Я не настолько пьян, — сообщил он, провел рукой по ее голой ноге, поднимаясь к бедру, и тихонько зарычал.

— Надеюсь, — промурлыкала Сью.

Весь следующий день сэр Майкл только и делал, что раздавал приказы. Он проводил встречу за встречей, большинство — на огромном поле, где дюжина других офицеров устраивала смотры, оружейники проверяли оружие, мастера-лучники раздавали пучки стрел, кто-то кормил лошадей, кто-то чинил обувь, а магистры создавали магические стрелы. Майкл составлял списки и передавал их по назначению, определял порядок движения и командиров.

Когда церковные колокола пробили полдень, между двумя столбами, стоявшими в ста двадцати футах друг от друга, собрались многие тысячи людей. Больше сотни герметистов во главе с Мортирмиром и Петраркой стояли на другом поле, создавая заклинание за заклинанием, черпая силу и передавая ее друг другу, посещая эфирные дворцы. Всю армию ждало отборнейшее зрелище: поднялся строй многослойных щитов, приводившихся в движение хором магов. Каждый щит был похож на доспех из змеиной кожи, составленный из тысяч, десятков тысяч чешуек, которые сцеплялись, двигались, текли, наслаивались и истончались по воле дирижера.

Император переходил от одной группы к другой, мучил, наблюдал, учил, шутил. Он смотрел, как мамлюки ифрикуанского султана въезжают в лагерь, и любезно их приветствовал.

— Никто не делал этого за две тысячи лет, — сказал он.

— Сколько у нас людей? — спросил Том Лаклан. — Все посчитаны?

Майкл поднял свою табличку.

— Пятьдесят шесть тысяч двести семнадцать.

— И что, все пойдут? — Том даже привстал в стременах.

— Все до единого, — отозвался Габриэль.

— Ты с ума сошел. Сколько нам придется сражаться?

— Без понятия. Нам нужно пройти как минимум через трое врат. В трех я почти уверен. Может быть, четыре. Или пять. Минимум два боя.

— И как ты это высчитал? — спросил Майкл.

— Мятежник и Тень ожидают, что через эти врата пройдет союзник, — пояснил Габриэль, — так что на другой стороне кто-то уже есть.

— Ага. — Том просиял. — И кто?

— Маленькие любители зеленого сыра, вероятно, — отрезал Габриэль. — Мне откуда знать?

— Обычно ты делаешь вид, что все знаешь, — сказал Том. — Мне просто нравится смотреть, как ты выкручиваешься.

— А второй? — спросил Майкл. — Тот, кого Эш рассчитывает найти в Лиссен Карак?

— Не знаю. Эш нападает или защищается? — Он огляделся. — Но если предположить, что там сосредоточена воля и там находится Эш, то у них может быть союзник, ожидающий по ту сторону врат. Или они оба хотят уйти, чтобы завоевать другие… места.

Он остановился, глядя на обширное ровное поле. Насколько хватало глаз, десятки тысяч мужчин и женщин ели, полировали, строили, шагали, стреляли, боролись, ругались. Ветер поднимал клубы пыли. Солнце сияло достаточно яростно, чтобы обжечь Тому нос.

«Или… — подумал император. — Черт».

Он повернул Ателия к своим людям.

— Это все не имеет значения. У нас с Морганом есть план на первые мгновения, когда врата только откроются. Потом действуем по обстоятельствам. На самом деле вполне пригодный план. Сначала мы будем сражаться, а затем, если выиграем и пройдем через этот туннель, придумаем новый план. Например, как прокормить Альбу и Брогат с помощью Этруссии. И что противопоставить этому всему через несколько сотен или тысяч лет.

— Ага, — кивнул Том. — Лично я планирую сегодня напиться и, может, погоняться за Сью вокруг шатра, если она не будет бегать слишком быстро. Других планов у меня нет. — Он посмотрел на равнину. — Больше ты ничего не знаешь о том, что нас ждет?

— Нет.

— Ну и ладно. — Том улыбнулся.

Сэр Гэвин вывел свою армию, отдохнувшую и сытую, навстречу благословенно ясному дню.

— Где он? — спросил Гэвин у Тамсин.

Она покачала головой, глядя на небо.

— Это похоже на чудо. В последнем бою что-то… поразило его. Удивило или задело. Я бы сказала, что мастер Никос сильно его измотал, но я бы, наверное, это почувствовала. Прости, Гэвин, я правда не знаю. Я хотела бы увидеть Тапио живым. Очень хотела бы…

— А я бы хотел, чтобы все это закончилось, — сказал Гэвин. — Мне надоело быть вторым после брата, но теперь я думаю, что счастлив был бы остаться вторым до конца своих дней.

Солнце взошло, и армия двинулась на восток. Не успело оно пройти и половину пути по небу, как авангард сообщил Гэвину о встрече с графом Приграничья и его кавалерией на северных лошадях. Сразу после полудня Гэвин с бесконечным удовольствием раскланялся с принцем Окситанским и представил ему Сказочную Королеву, сиявшую от счастья.

— Вы забрались далеко к западу от тех мест, где я вас ожидал, — сказал Гэвин графу Гарету.

Граф Приграничья кивнул:

— Может быть, это глупо, но я хотел оказаться здесь, чтобы помочь вам избавиться от погони.

— Насколько мне известно, мне удалось оторваться, и противник движется по северному берегу Кохоктона.

— Я сделал все, что мог, в Лиссен Карак и пошел дальше. Ранальд Лаклан и авангард королевы отстают от меня всего на два-три дня, мы должны прибыть в Лиссен Карак вместе.

— Молите Бога, чтобы дракон не смог прорваться мимо вашей пехоты, — мрачно произнес Гэвин. — Как у вас с герметистами?

— Не очень хорошо.

Гэвин свел брови.

Далеко к северу от реки повстанцы и ирки очень медленно продвигались на восток, иногда делая менее десяти миль в день.

Страна была искорежена. На западных отрогах осенних Эднакрэгов красивые буковые рощи перемежались обширными болотами и ольховыми зарослями, растянувшимися на сотни шагов. Ирки шли легко, людям было сложнее.

Билл Редмид оперся на лук и окинул взглядом бесконечные золотые листья.

— Мы слишком далеко забрались на север.

— Так и должно быть, — сказал Тапио. — Мы не можем позволить с-с-себе, чтобы нас-с-с обнаружили.

— У моих людей осталось стрел по пять. Я понимаю, что драться мы не можем. Но идем слишком медленно.

Квокветхоган приходил в себя. Он поднял голову.

— Я знаю эти деревья, — сказал он, — я знаю огромный кап там, у ручья. — Он указал бронзовым когтем, и Редмид увидел древний клен с капом размером с хороший стол сбоку ствола. — Мы зовем его старым богом, — сказал Квокветхоган. — Мы не так уж далеко от дорог, по которым ездят люди. За следующим гребнем проходит одна из наших троп. Она бежит к Сононгелан, вы зовете эту реку Черной.

— Тропа? — В сердце Редмида затрепетала надежда.

— Шире, чем я в плечах, и гладкая, как мой хвост, — ответил Страж.

— Черт, — вздохнул Редмид.

Беды Эша с метафизическими перемещениями достигли своего предела. Потеря колодца на севере требовала немедленной контратаки. Но в первый день ему стоило соблюдать осторожность: он израсходовал свои ресурсы и был уязвим, а бесконечные ограничения, накладываемые реальностью, продолжали омрачать его планы.