Единственное, что я помню из самой церемонии, это ее отрепетированные клятвы и выражение лица, когда были произнесены мои неотрепетированные клятвы, слова, шедшие прямо из моего сердца.

‒ Хизер Джослин Маккензи, я понятия не имею, почему был благословлен тем, что ты и твоя любовь проникли в мою жизнь, мой разум, мое сердце и мою душу. Тем не менее, я обещаю тебе сегодня перед нашей семьей и перед Богом, что проведу каждое мгновение, каждый день, пытаясь стать лучшим мужчиной, мужчиной, который заслуживает такую редкую и изысканную женщину, как ты. Ты выжигаешь тьму моего пустого сердца и заполняешь пустоту своим пламенем и счастьем. За это я всегда буду у тебя в долгу. Ты подарила мне жизнь, которую я никогда не заслуживал. Я буду любить тебя с этого дня, в болезни и в здравии.

‒ Ибо именно ты заставила меня осознать смысл следующего Библейского писания, а также зажгла во мне стремление жить этими словами, я надеюсь стать таким же хорошим и достойным человеком и быть им до конца наших дней. Любовь терпелива. Любовь добра; любовь не завидует и не хвастается; она не высокомерна и не груба. Она не требует своего. Она не раздражается, и не держит обиды. Она не радуется лжи, но радуется истине. Любовь никогда не сдается, она заставляет уверовать, никогда не теряет веры, всегда полна надежд и все переносит. Любовь никогда не кончается. Наша любовь, именно такова, и с этого дня и всегда впредь, я буду следовать этим клятвам.

Хизер

Я понятия не имею, что увидела в глазах Романа, когда он произносил клятвы, которые я не была готова услышать. Знаю только то, что это напугало меня до чертиков; это также укрепляет мою решимость. Месяц назад его слова превратили бы меня в глину в его руках, и я бы сделала кувырок, только чтобы услышать еще.

Роман имеет склонность верить, что любые эмоции, которые он чувствует в данный момент, являются подлинными, и без сомнения в такие моменты как этот они таковыми являются, однако, за последний год я узнала, что они также весьма переменчивы.

Урок был усвоен, неважно, что говорит Роман, сколько раз он это говорит, или когда он это говорит, я всегда буду оставаться бесчувственной. Он ответственен за подобную реакцию от меня… мне больше нечего ему дать. Он эффективно погасил любой оставшийся свет, который я когда-либо несла внутри.

Я прохожу через церемонию и прием, как идеальная «степфордская жена», киваю, улыбаюсь и говорю, когда это уместно. Однако внутри я мертва, мои осознанные мысли ‒ это тиканье минут, отсчитывающие конец отвратительного притворства, конец этой свадьбы.

Когда последние гости уходят, и я могу сбежать в главную ванную комнату, я закрываю за собой дверь и включаю душ, прежде чем упасть на пол. Вода смешивается со слезами, и я впервые позволяю мучительной боли, которую я держала внутри, выплеснуться наружу. И, черт возьми, это больно, все намного хуже, чем я ожидала.

Моя кожа сморщивается к тому времени, когда боль утихает достаточно для того, чтобы усовершенствовать мою маску и отделить разум от души. Я надеваю шелковое платье до пола и заплетаю волосы. Наношу увлажняющий крем, когда Роман стучит в дверь.

‒ Хизер?

‒ Да, я выйду через минуту. Прошу прощения, что задержалась. ‒ Я намыливаю руки перед тем, как вытереть их полотенцем, смотрю на свое отражение в зеркале и иду в спальню, чтобы обнаружить Романа, сидящего в кожаном кресле «Вингбэк» с откидной спинкой в угловой гостиной главной спальни. Первые несколько пуговиц его смокинга расстегнуты, а галстук до сих пор висит у него на шее. Он откинулся на спинку стула, оперевшись головой на сцепленные пальцы. Он не замечает, что я зашла, продолжает смотреть в потолок.

Не говоря ни слова, я откидываю одеяло и проскальзываю на простыни. После того, что кажется вечностью, я слышу, как он вздыхает и кожаное кресло скрипит за секунды до того, как я слышу, что дверь тихо закрывается.

Первую ночь в качестве миссис Роман Пейн я спала в нашей кровати одна. Мой сон беспокойный, я просыпаюсь несколько раз, плача и борясь с кошмарами, атакующими мое подсознание. Кошмары о человеке, который одновременно злой и любящий, ангел и сатана, человек, с которым я связала свою жизнь, отец моего ребенка. Злой или любящий, ангел или дьявол, это то, что лежит под поверхностью, не портит красоты, олицетворяющей Романа.

И после этой самой первой ночи я остаюсь одна в течение следующих дней и ночей. Проходят недели, а я все еще не вижу Романа. Провожу дни в стенах своей позолоченной клетки поместья Пейн. От моих братьев по прежнему нет новостей и, поскольку Роман убрал все телефоны в доме после срыва моего разговора с Бобби, я осталась без ответов о том, почему они так ко мне и не пришли.

Но в глубине души я уже знаю, почему. Сомневаюсь, что Роман когда-либо говорил с ними по телефону.

Родители Романа остались после свадьбы. Они хорошие, очень дружелюбные и любящие, но это не помогает заполнить нарастающую пустоту, которую я чувствую с каждым прожитым днем, плюс Романа нет рядом.

Если бы я была честна с собой или, черт, даже с тобой, я бы признала существование пустоты, но я знаю до мозга костей, насколько скользка эта темная пропасть… и я избегаю ее, как чумы.

Мы с Долорес продолжаем общаться, используя наши старые методы: я говорю, а она отвечает, кивая, качая головой или грустно улыбаясь. Наши беседы остаются краткими и поверхностными. Это довольно таки раздражительно, до такой степени, что мне приходится выходить из комнаты, чтобы не ударить ее, удерживая в удушающей хватке за горло напротив стен, с которыми она постоянно пытается слиться, и требовать ответов. Мы с Эндрю почти не разговариваем, затрагивая лишь безопасные темы, такие как погода.

Сказать, что я провожу большую часть времени в одиночестве, будет преуменьшением, которое я отказываюсь озвучивать.

Я не видела своего мужа больше двух месяцев. Если не считать того случая, когда я вошла в нашу спальню в первую брачную ночь, то больше ни разу и не видела.

Мои эмоции зашкаливают. Мои когда-то упорядоченные мысли вспыхивают и сталкиваются с запутанными, но глубоко укоренившимися чувствами. Я не знаю, кто я, но точно знаю, что нуждаюсь в Романе.

Я слабачка.

Позор всему женскому роду.

Ты хоть представляешь, сколько раз в моей тихой гробнице одиночества я планировала побег? Печальнее всего то, что с каждым днем мои идеальные планы меняются и перестраиваются. Они слабеют, и я чертовски это ненавижу. Его отсутствие не причиняет мне ничего… ничего, кроме того, что разрушает мою решимость в клочья, и я не знаю, как долго смогу сохранить нити, удерживающие от разрыва.

Мои мысли явно отражаются от поверхности зеркал, в которых я вижу женщину, которую не узнаю, когда внезапный стук в дверь вырывает меня из потока моих мыслей.

Я встаю из-за туалетного столика, распыляю «Коко Шанель Мадемуазель» и шагаю в облако духов, прежде чем поставить бутылку обратно и подойти к двери.

Когда я открываю дверь, то улыбаюсь, приветствуя моего акушера-гинеколога, доктора Кэрол, прежде чем закрываю дверь и следую за ней.

‒ Миссис Пейн, сейчас вы на двадцать восьмой неделе или семи месяцах беременности, самое время для вашего третьего и последнего ультразвука. Мистер Пейн приобрел аппарат «4D ультразвуковой диагностики», чтобы вы смогли увидеть своего ребенка более четко. Это удивительная машина, которая буквально позволит нам увидеть вашего ребенка, как если бы он был вне утробы, технология аппарата самая лучшая, уверяю вас.

Она улыбается, прежде чем открыть дверь в затемненную комнату.

‒ Заходите внутрь, запомните: расстегните медицинский халат спереди, сядьте на смотровой стол и положите простыню на колени.

‒ Да, мэм, ‒ бормочу я, когда дверь за мной закрывается. Быстро снимаю одежду, надеваю халат и хватаю простыню, прежде чем повернуться к смотровому столу.