Я набираю ванну и погружаюсь в теплую воду, окунаясь с головой, и тупо смотрю на потолок из-под воды, пока у меня не заканчивается воздух. Как только я нарушаю водную гладь, то перевожу дыхание и погружаюсь обратно, повторяя движения, пока не убеждаюсь, что достаточно спокойна, чтобы преодолеть остальную часть этого ужасного зверства, которое ожидает меня впереди.

Я надеваю маску самообладания, сушу и завиваю волосы, наношу макияж и соответствующим образом одеваюсь… скорее в соответствии со вкусами старого Романа. Угрожающий, угнетающий и дьявольски непредсказуемый Роман, который, я знаю без сомнения, унес жизни двенадцати женщин до меня. Злой, порочный, зеркальный двойник мужчины, которого я всегда любила, но никогда не понимала почему.

В какой-то момент во время моих погружений я пришла к выводу, что прошла через то, что можно охарактеризовать только как семь стадий скорби, все это время, скрывая нежелательные чувства и мысли. В первый раз, когда я погрузилась в воду и наблюдала, как крошечные пузырьки медленно всплывают, я боролась с отрицанием. Я боролась с этим во всем, каждой надеждой, каждой улыбкой, каждым добрым словом, которое Роман когда-либо бормотал мне, пока боль и вина не поглотили, уничтожив ту часть меня, что стала своеобразным переключателем, который забрал у меня моего Романа. После того, как я сделала свой первый глоток воздуха и снова скользнула под поверхность воды, злобное присутствие, живущее в пустоте, из которой я обычно сбегала, зажгло искру моей ярости, направленной на него.

Моя злость на то, что он доказал, что я права, и подвел меня. Эта новая часть меня кипит от ненависти, и она же мешает мне оставаться под водой, как я делала в первый раз. Когда я погрузилась в третий раз, осознание, страх, всепоглощающая депрессия ‒ стали тем, что затягивало меня… и удерживало под водой, пока я медленно преодолевала последние три стадии, заканчивая с принятием ситуации. Когда я выталкивала себя из-под воды, жадно задыхаясь от нехватки воздуха, каждый вдох, который наполнял мои легкие, приносил с собой терпение, самосохранение и знания, необходимые для получения и поддержания обоих.

Создавался план, пока я укладывала волосы, мастерски наносила необходимое количество макияжа и одевалась. Объемный, тщательно продуманный и совершенный план, в котором все ведет к стойкости, меня и моей дочери, и гибели Романа от самоуничтожения.

Общеизвестно, что если вы дадите человеку достаточный отрез веревки, особенно высокомерным людям, которые действительно верят, что они Боги, ‒ они повесятся. Одно лишь их тщеславие и злорадство, вера в собственное превосходство и неприкосновенность станут падением каждого серийного насильника, убийцы и садиста. История повторяется, начатая задолго до Римской эпохи.

После того как я оделась в свой наряд «Степфордской жены» [4], я в последний раз смотрю на идеальную маску, которую создала, исходя из своих эмоций и внешности, прежде чем спуститься по лестнице и услышать голоса, исходящие из главной зоны отдыха.

Я не удивлена, обнаружив Романа в его же собственной идеальной маске любящего, внимательного и заботливого жениха и отца.

Мой шаг, тем не менее, сбивается, когда я вижу его родителей.

‒ Вот и она, мать, отец, это моя будущая невеста, а также мать вашего первого внука. ‒ Улыбка освещает его лицо, и если бы я не знала его лучше, я бы поверила, что смотрела на ангельского близнеца, сатанинского ублюдка, который оставил меня в своем кабинете менее двух часов назад.

Проблема заключается в том… что я знаю больше. И каждое слово, которое вылетает из его рта, ощущается как удар в грудь. Удар, который я, к счастью, маскирую под улыбкой перед его родителями.

‒ Так приятно, наконец, встретиться с вами обоими. Я подхожу для рукопожатия только для того, чтобы быть обнятой обоим родителями Романа.

Слова миссис Пейн, сказанные шепотом, отделяют меня на сантиметры от того, чтобы развернуться и убежать из ада, которым обещает быть следующие несколько месяцев.

‒ Моя дорогая, ты подарок от Бога; чудо, о котором я молилась каждый день с момента, как принесла Романа в этот мир. Я не знаю, как ты это сделала, но спасибо, спасибо, милое дитя, за спасение моего сына. Я полюбила тебя с того самого момента, как Роман упомянул твое имя. И всегда буду.

Мои руки сжимают материал на спинке ее платья, и мне приходится сжать колени, чтобы остаться на обеих ногах. После того как мне удается быстро сморгнуть навернувшиеся слезы, я отстраняюсь, чтобы посмотреть матери Романа в глаза, и выпаливаю слова, полные лжи:

‒ Это ваш сын спас меня, миссис Пейн, гораздо больше, чем я спасла его. ‒ Я улыбаюсь ей и подхожу к Роману.

Он кратко целует меня в висок, а потом шепчет на ухо:

‒ Давай не облажаемся, ладно? ‒ После того, как он снова целует мой висок, он смотрит вниз, улыбаясь мне, как будто я его самое драгоценное сокровище.

Я должна сказать и объяснить более подробно, чтобы заверить тебя, что я в здравом уме, даже если каждое действие, которое я сделала до этого момента, кричит о безумии; именно этот момент, запишите его, выделите, черт возьми, добавьте страницу в закладки, именно этот момент наконец-то фиксируется, с кем я жила, от кого беременна, и вскоре выйду замуж через две короткие недели.

Роман не нервный человек. Он не психически болен. Он не сломленный человек после печальных, несчастных событий, которые привели к тому, что его руки были покрыты кровью двенадцати женщин. Он настоящее зло. Сатана во плоти. Король обмана, паук в сети лжи, змея в траве, которая укусит, прежде чем ты ее увидишь. Роман является правителем этого ада, в котором пребывает моя жизнь.

Теперь настало время для моего объяснения того, как я оказалась там, где нахожусь сегодня… да, я знала это, когда моя челюсть была зашита, после того, как стала свидетелем, как он задушил моего дядю, не потребовалось бы ничего кроме как мое решение сбежать, что я легко могла сделать, его бы немедленно арестовали по нескольким обвинениям. Похищение, удержание против воли, изнасилование, покушение на убийство. Без труда. И, возможно, понимание этого, заставило меня остаться. Возможно, это была моя вина, ставшая причиной неосознанной потребности, которую я чувствовала, что заслуживаю нести эту… эту ношу за то, что меня привлекал такой человек, как Роман.

Разве красота Романа покорила меня, заставила меня закрывать глаза на признаки того, что он действительно монстр? Или это была моя наивная надежда на то, что я смогла бы полюбить его достаточно, поделиться своей непорочностью… Я верила, что кровь моей добродетели смоет грехи его прошлого?

Я не знаю почему. Я знаю только то, что не могла оставить его до тех пор, пока не найду причину, почему я настолько очарована им.

Я лгала ради Романа. Я покинула свою семью ради него. Поддерживала его, защищала, делала все, кроме одной простой вещи, я не защитила себя от него же, и не боролась со своей любовью к нему.

Это самый хреновый день, когда лежащий рядом мужчина, с которым ты счастливо просыпаешься; мужчина, которого ты любишь всем сердцем, ‒ является мужчиной, в глаза которого ты смотришь и понимаешь, как сильно его ненавидишь, менее чем через восемь часов с тех пор как проснулась.

Сегодня утром, когда солнечные лучи проникали в комнату, я любила Романа. Целиком и бесповоротно. И хотя прошло меньше нескольких часов, менее одного дня, человек, которого я любила этим утром, ‒ это тот же самый человек, которого я презираю всем своим существом сейчас.

С этого дня и все последующие я абсолютно готова. С меня хватит. Мне все равно, что, черт возьми, заставляет его злиться. Меня не волнует, откуда взялась агрессия внутри него, или какую несправедливость он пережил, превратившую его в грешника. Любые эмоции, которые я когда-либо испытывала к нему, которые смахивали на сочувствие, любовь, гордость, надежду, уважение или привязанность, становятся пустотой, не оставляющей ничего, кроме отвращения и чистейшей бесконечной ненависти. И пока не придет время… Я позабочусь, чтобы он не знал об этих чувствах.