Кровать вновь прогибается под весом его тела, и он целует меня в лоб, после чего вновь встает. Я чувствую, как он подоткнул мне одеяло, прежде чем отодвинуть стул, стоящий в левом углу, и сесть на него.

Он вздыхает, прежде чем вновь начинает свою речь.

‒ Завтра, если я решу, что ты достаточно окрепла, мне бы хотелось сопроводить тебя и погулять по садам. После короткой прогулки мы пойдем в бассейн, где ты сможешь подобрать себе купальник, и мы немного поплаваем. Думаю, солнце, прогулки на свежем воздухе и плаванье помогут тебе скорее поправиться.

Меня поражают его слова. Правда, после того, как он несколько раз повергал в замешательство мой разум, я по-прежнему не могу проронить ни слова.

Прогулки по садам? Плаванье? Я даже не знала, что здесь есть бассейн.

‒ Тем не менее, если ты и дальше будешь держать рот на замке, мы не будем делать ничего из ранее перечисленного, и ты вновь отправишься в постель. Ты понимаешь меня, Хизер? Его голос, угрюмый и устрашающе спокойный, доносится сквозь пустоту комнаты.

‒ Д-да, спасибо, ‒ шепчу я.

‒ Хорошо. Я взял отгулы на эту и следующую недели, чтобы поухаживать за тобой. В эти две недели я планирую сориентировать тебя, как сейчас будут выглядеть наши отношения, а также ознакомить тебя с несколькими так называемыми поблажками, которые, на мой взгляд, ты заслужила. Нам с тобой предстоит спланировать нашу свадьбу. Мы не станем разъезжать, чтобы спланировать свадьбу, но организаторы смогут приехать к нам сюда. Пекарь, флорист, дизайнер свадебных платьев и остальные, кто потребуются. Как только я определюсь, кто из специалистов будет наблюдать… тебя и…

‒ Ребенка. Нашу дочь. Говори о ней именно так. Я запрещаю тебе использовать термин «плод», отделяй реальность происходящего, потому что она очень для меня важна. ‒ Тихо, но в то же время настойчиво парирую я.

Он откашливается, прежде чем заговорить.

‒ Ладно, тебя и ребенка. Как только я решу, кто из специалистов достаточно хорош, чтобы наблюдать твою беременность, он будет приезжать каждый месяц до самих родов, чтобы заботиться о вас с ребенком.

И вот, пока мы сидим в абсолютной тишине, те крупицы дозволенного им изменения, которые я не в силах объяснить, его желания находят во мне отклик и вселяют надежду, которую я никогда не испытывала прежде.

Слышен стук в дверь, и Роман отвечает:

‒ Войдите.

Я чувствую, как он скользит ладонями вдоль моих рук, прежде чем усаживает меня в постели, подкладывая подушки мне под спину. Приоткрывая правый глаз, я вижу, как он берет поднос, который принесла Долорес в комнату, и ставит мне на колени, после чего достает и себе тарелку с тележки и ставит ее на стол, который таинственным образом переместился из гостиной, и теперь стоит рядом с его стулом у моей кровати.

Долорес молча оставляет нас наедине. Роман, улыбаясь, смотрит на меня, прежде чем берет в руки нож и вилку. Когда он измельчает яйца и выкладывает их себе на тост, то произносит:

‒ Приятного аппетита, ‒ прежде чем кусает кусочек от своего завтрака.

Я стараюсь взять себя в руки, и в меру собственных сил на данном этапе, произношу в ответ:

‒ И тебе приятного.

После чего налетаю на еду, едва останавливаясь для того, чтобы прожевать.

Закончив трапезу, мы начинаем разговаривать на различные темы, которые раньше никогда не обсуждали. Побочный эффект от лекарств берет верх и мои веки, как и конечности, тяжелеют, и я погружаюсь в сон.

Вчера Роман принес мне на ланч поднос, на котором были разнообразные суши и морепродукты. Теппаньяки стейк, жареный рис, суп из соевой пасты и роллы из суши. Я никогда не любила суши, поэтому они остаются нетронутыми, а вот остальное я с радостью съедаю. Роман сидел рядом, наблюдая, как я ем, и улыбался, сидя на стуле рядом со мной.

Как он и обещал, мы обедали у меня в комнате. Пока я спала днем, а потом когда проснулась, заметила, что в комнате, там, где раньше была зона отдыха, сейчас был установлен обеденный стол, два стула, а в довершении ко всему, по периметру красовалась дюжина серебряных и небесно-голубых канделябров со свечами, что напоминало теперь обеденную зону.

Мы ели в полной тишине. Точно не знаю, что побудило его начать разговор, но лично я молчала, потому что не знала, как нужно вести себя с этим новым человеком, более лучшей версией Романа. Не знаю, что может вывести его из себя, поэтому просто сижу, закрыв рот.

Проснувшись сегодня утром, я замечаю, что все абсолютно так же, как было вчера. На моей кровати сидит Роман, нежно прикасается пальцами к моим локонам и с улыбкой смотрит на меня

‒ Ты прекрасна, маленькая мышка. Я сожалею, что не говорил тебе этого раньше, но ты действительно очень красива.

Знаю, что слова, которые слетают с моих уст, потому, что я не могу должным образом контролировать свои эмоции, возможно из-за того, что я недавно проснулась, но как только я осознаю это, то понимаю… что облажалась.

‒ Скажи, сама идея того, что ты владеешь такой красотой, обладаешь, а потом разрываешь в клочья, ради собственного удовольствия, должна ли я быть благодарна за ту новизну, что ты столь яро демонстрируешь?

Без предупреждения, с изяществом и грацией хищника, его локти упираются в матрас по обе стороны от моих плеч, колени проделывают то же, упираясь по обе стороны моего тела. Он наклоняется ко мне, упираясь лбом мне в шею, касаясь местечка за ухом, его огромные руки скользят вдоль моих плеч и обхватывают лицо.

Стараясь хоть как-то приготовиться к предстоящим побоям, я вздрагиваю, как можно плотнее зажмуривая глаза.

После того, как мне кажется, будто проходит вечность, я, наконец, смотрю на него, и он по-прежнему улыбается. Он прижимается губами к моим губам и бормочет, его голос охрипший.

‒ Нет, детка. Я понятия не имею, что в тебе есть такого, чего не было в тех двенадцати девушках. Я лишь недавно прекратил поиски и знаешь, мне, нахрен, абсолютно наплевать… потому что ответ на этот вопрос абсолютно не важен. Единственное, что имеет значение ‒ это ты и я, и единственное, чего я хочу, ‒ чтобы ты была счастлива. ‒ Он улыбается.‒ Я, наконец, понял, что когда ты счастлива… ты не отталкиваешь меня, а когда счастлив я… то не отстраняюсь от тебя.

Он усмехается, его губы накрывают мой рот, и я нежусь в чувствах, которые он открывает мне, отдаюсь во власть его поцелуя, прежде чем с головой отдаться в его власть. Роман редко нежен со мной. И в тот момент, когда я признаю такое проявление его чувств, как нечто очень редкое, я упиваюсь силой моей любви к этому человеку, наслаждаюсь каждым подаренным мне нежным, ласковым и таким истинно любящим поцелуем.

Эта новая способность к проявлению им любви и доброты ‒ опасная, и в то же время греховно-прекрасная прелюдия к тому, что возможно будет способна удержать наше столь шаткое будущее. И сейчас, в этот самый момент, я не хочу ничего так сильно, как воспользоваться этим случаем, ухватиться за него всеми силами и никогда не отпускать. Но в то же время, я хочу выдернуть проклятую чеку, запустить бомбу замедленного действия и сбежать отсюда к чертям собачьим.

Улыбка в его голосе буквально выдергивает меня из моих мыслей.

‒ Я только что нежно назвал тебя, хоть клялся, что никогда в жизни не сделаю этого. Выражение его лица отчетливо говорит о том, что он в замешательстве, но в то же время, это радует его.

‒ Ладно. Вот. ‒ Он садится на корточки.

Вручая мне две таблетки, он подносит стакан воды с соломинкой мне к губам.

‒ Выпей, а после того, как ты немного вздремнешь, мы сможем погулять по садам. А если погода позволит, сможем немного поплавать.

Я делаю так, как мне велено, запиваю таблетки глотком воды и смотрю на него, то, как он сидит на краю моей кровати. Но все, что он делает, лишь касается губами моего лба и уходит.

Я просыпаюсь и слышу, как он бормочет что-то из моей гардеробной. Как только я вспоминаю его планы на сегодня, то сажусь прямее в постели.