Грайфе не скупился на обещания — высокое звание после возвращения, награды, деньги, безбедное существование до конца жизни.

В беседе с Ортелем Скорцени сказал:

— Прежде всего ваша задача заключается в том, чтобы войти в доверие к Таврину, подготовить его психологически. Находитесь при нем неотлучно, изучайте его характер, выясняйте самые сокровенные его мысли. Вы головой отвечаете за его подготовку.

Дальше началась многомесячная подготовка диверсанта для полета в советский тыл, его экипировка, оснащение специальной техникой, необходимой для выполнения задания.

Они жили вместе — наставник и его подопечный. Вместе проводили свободное время. Впрочем, свободного времени у них почти не было.

Специалисты-пиротехники обучали их пользованию специальным оружием, и прежде всего «панцер-кнакке» — реактивной бронебойно-фугасной гранатой, способной на расстоянии трехсот метров пробивать четырехсантиметровую броню. Это было новшеством в секретной военной технике, прообразом будущих реактивных «фаустпатронов», которые нашли применение в конце войны против советских танков. Но «панцер-кнакке» отличались от «фаустпатронов» тем, что ствол с электрическим запалом можно было укрепить на руке и неприметно держать в рукаве куртки или шинели. С одного попадания граната «панцер-кнакке» могла разрушить легковую машину, превратить ее в груду металлического лома.

В арсенале диверсанта было и другое оружие — портативная магнитная мина огромной разрушительной силы, взрывавшаяся с помощью радиосигналов. Были многозарядные крупнокалиберные автоматические пистолеты с отравленными и разрывными пулями. Все это требовалось освоить. Для тренировок выезжали на пустынные, закрытые полигоны, недоступные ни единому постороннему глазу.

В радиоклассе занимались техникой связи, часами просиживали над радиопередатчиками, изучали азбуку Морзе, шифры и все прочее.

Ранней весной Ортель и Таврин вылетели в Псков, потом в Ригу — знакомились на месте с обстановкой, с маршрутами фронтовых дорог. Сидели, обложившись полевыми картами, отмечали дорожные приметы, чтобы не заблудиться на пути к Москве. Начало войны Таврин провел в этих местах, бывал здесь и позже, после того как перебежал к немцам. Его цепкая память хранила расположение населенных пунктов, мостов, проселков, шоссейных магистралей.

Тем временем опытные граверы, фальшивых дел мастера, готовили подложные документы на имя Таврина, уроженца Черниговской области. Он получил медицинскую справку о тяжелом ранении, удостоверение личности заместителя начальника армейской контрразведки 1-го Прибалтийского фронта, орденскую книжку с перечислением наград, удостоверение Героя Советского Союза… Кроме того, печати, штампы, чистые бланки, пригодные на все случаи жизни, вплоть до партийных билетов, с которых были тщательно смыты имена их бывших владельцев… Изготовили даже именные бланки Председателя Президиума Верховного Совета СССР с оттиснутой подписью-факсимиле руководителя Советского государства. Каждый бланк заранее был скреплен круглой правительственной печатью…

Подложные документы готовили не только для Таврина. Одновременно с ним должна была выехать спутница-радистка, свободно говорившая по-русски. В документах она значилась тоже Тавриной, Лидией Яковлевной, направлявшейся с фронта в Москву в краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам.

Все было рассчитано и предусмотрено. Кальтенбруннер, правая рука Гиммлера, самолично изучил и утвердил разработанную легенду. По этой легенде, десантировавшись в советском тылу где-то между Ржевом и Вязьмой, Таврин, сотрудник контрразведки «Смерш», везет в Москву секретный пакет для начальника главного управления «Смерш», который должен лично передать пакет адресату. Это — для контрольно-пропускных пунктов, которые, несомненно, встретятся по дороге.

Майор Таврин следует в столицу на мотоцикле с коляской. Вместе с ним едет его жена, младший лейтенант, секретарь-машинистка, тоже из отдела «Смерш», где работает ее муж.

Прорвавшись в Москву, оба они должны были поселиться здесь и ждать удобного момента для покушения на Верховного Главнокомандующего Красной Армией. Предположительно «акция века» должна была состояться в годовщину Октябрьской революции на Красной площади либо на торжественном заседании в Большом театре.

Отношения Таврина с Леонидом Шиловым сложились как нельзя лучше. Таврин все больше доверял своему наставнику, делился с ним самыми сокровенными мыслями. Однажды он сказал:

— Послушай, Леонид! Я тебе верю, и есть у меня тайна… Когда работал в Прибалтике, набрал я кое-какие ценности про черный день — золотишко, драгоценные камни. По мелочам собирал у евреев — на тот свет они все равно ничего бы с собой не взяли… Держу в кисете. Брать кисет ни к чему — пропадет… Что, если я оставлю его у тебя до возвращения?.. Потом поделимся. Я тебе верю…

Леонид согласился. Больше у них об этом разговоров не возникало.

Подготовка к «операции века» близилась к завершению, а Таврин все еще не знал, что же такое, в конце концов, должен он совершить в Москве.

Лето было в разгаре. Таврин и Шилов в сопровождении Грайфе готовились отправиться на тренировочный полет на самолете «Арадо-332». Его совсем недавно вывели из ангара самолетостроительного завода. Машина и диверсанты заканчивали последние испытания.

На аэродроме под непроницаемым брезентовым чехлом стояла машина, подготовленная для полета. Брезент скрывал ее контуры. У подножия брезентового холма стояли четыре летчика в теплых комбинезонах и шлемах, хотя душный июньский вечер хранил еще не остывший зной летнего дня. На значительном отдалении от самолета растянулись цепочкой солдаты-эсэсовцы в полевых касках, вооруженные автоматами.

Едва автомобиль с прибывшими пассажирами остановился у трапа, летчики ловко сбросили чехлы, обнажив гигантские семнадцатиметровые крылья — плоскости, выкрашенные в матово-черный цвет, с могучими пропеллерами, по четыре лопасти каждый… Так в одно мгновение падает покрывало с памятника перед его торжественным открытием.

Под самолетом вместо обычного шасси в два ряда протянулись небольшие упругие колеса, похожие на гусеницы танков.

Уже смеркалось, в небе догорал багровый закат, и в призрачном свете «Арадо-332», ощетинившийся стволами крупнокалиберных пулеметов, выглядел фантастической хищной и настороженной птицей, готовой метнуться на какую-то, еще невидимую жертву…

По высокому крутому трапу летчики и пассажиры поднялись внутрь самолета. Бортинженер включил моторы. Они загудели неожиданно мягко, почти бесшумно. Командир корабля, выжидая наступления темноты, предупредительно-сдержанно рассказывал о конструкции самолета. Об этом его попросил штурмбаннфюрер Грайфе. Бросив привычное: «Яволь!» — летчик стал перечислять достоинства специальной машины. Полетный вес — шестнадцать тонн. Дальность — четыре тысячи километров… Четыре мотора… Посадочная скорость всего семьдесят пять километров в час… Может приземляться и взлетать практически с любого грунта… Вместо шасси имеет двадцать пневматических колес повышенной проходимости… В задней стенке фюзеляжа для быстроты разгрузки оборудован люк с лебедками и другими подъемными механизмами… Вооружение — десять крупнокалиберных скорострельных пулеметов… Машина «Арадо-332» надежна во всех отношениях. Она предназначена для ночных полетов специального назначения. Для маскировки снабжена глушителями и пламегасителями.

Командир, извинившись, ушел в кабину пилотов. Грайфе самодовольно сказал, обращаясь к Таврину:

— Ваша экспедиция стоит нам уже пять миллионов марок… Не считая самолета… Полная гарантия успеха. Возвратитесь на том же самолете… Видите, какой техникой мы располагаем…

Таврин хотел спросите — какое же задание ему предстоит выполнить. Но удержался — всему свое время.

В дверях салона появился бортинженер. Предупредил:

— Подъем!

Освещая свой путь двумя вспыхнувшими прожекторами, «Арадо» вырулил на старт и взмыл в воздух.

Через полчаса облет закончился. Самолет возвратился на аэродром. Пассажиры сели в ожидавшую их машину.