Через несколько секунд он возник рядом, тоже схватился за один из ремешков у ло Тана на груди, а другие четыре, наоборот, ослабил и распустил. Тан высвободил из упряжи сначала одно плечо и руку, схватился прямо за шею Артема, подтянулся, теперь уже точно оказавшись в корзине, и высвободил вторую. Крылья остались снаружи, за бортом — их колыхал ветер и они постукивали и терлись о плетение.

Ва Дасти поспешил закрыть дверь и затянуть удерживающие ее ремешки. Потом они вдвоем с Таном подтянули крылья повыше, переместили их к условной «корме» корзины с уже имеющимся «стабилизатором» и принялись закреплять, просто поверх первой пары.

— Порядок! — прокомментировал сказочник, когда они закончили. — С прибытием, Тан!

— С прибытием! — расплылся в улыбке и Артем. — Эту байду уже можно отстегнуть? — Он оттянул большими пальцами рук лямки сбруи.

— Страховку? Да, отстегивай. Сверни аккуратненько — и на гачок у дверей… Нет, не так, давай покажу!

Ва Дасти показал, как правильно сворачивается страховочная сбруя — сначала на Артемовой, потом на своей. Артем надеялся, что запомнит.

— Что так долго-то? — обратился сказочник к ло Тану, когда с наукой было покончено.

— Сейчас расскажу, — проворчал Тан. — Старейшины всю плешь мне проели советами…

Сказочник встал на цыпочки, насильно наклонил голову ло Тану, поглядел и скептически заметил:

— Что-то не видно у тебя никакой плеши!

— Еще парочка таких лекций — и будет! — заверил ло Тан. — Лучше бы тебе все это рассказали, ты у нас светлая голова и все такое. А у меня чуть мозги не вскипели.

— Я не человек клана, не забывай, — напомнил ва Дасти. — И подумай, кстати, нужно ли нам все это рассказывать.

— Подумаю. Кстати, я теперь тоже не человек клана. Я теперь беглый. Слушай, Дасти, я жрать хочу, как тысяча голодных зубров. Давайте поужинаем, за едой все и расскажу.

— Давайте, — сказочника не нужно было уговаривать. — А Тиом, накрывай! Ты у нас в этом деле лучший!

Артем не возражал — все, что было связано с готовкой, сервировкой и вообще продуктами и питьем, всегда давалось ему легко, всегда нравилось и никогда не надоедало.

Поэтому он без лишних слов нырнул под навес, в хижину, но там было слишком темно.

— Сделайте свет! — попросил он, шаря в первом попавшемся мешке с припасами.

— А где фонарики? — поинтересовался ло Тан, тоже ныряя в хижину.

— У изголовья клетка, — подсказал снаружи сказочник.

В изящной шарообразной, плетеной из вики клетке обитало три совсем молоденьких, размером с теннисный мяч, науса. Они парили в клетке безо всякой опоры, словно в невесомости. На Листах ими пользовались редко — там для освещения чаще пользовались огнем. Лучинами, лампами, даже свечами. Но иногда аборигены прибегали к помощи этих вот созданий.

— А корм где? — крикнул Тан, подвесив клетку к крыше хижины.

— Да там же рядом, пошарь, — отозвался ва Дасти.

Тан пошарил, видимо, нашел, потому что больше ничего не спрашивал, только шуршал в полутьме чем-то. А потом и вовсе вышел из хижины. Артем в таких условиях сподобился только расстелить мехом вниз шкуру, которую назначили скатертью, а потом тупо сидел и ждал света.

Уже минуты через три наусята стали похожи на тлеющие головешки, еще через пару — на тусклые ночные фонарики, и продолжали разгораться все ярче и ярче. Артем уже кое-что видел и принялся накрывать на стол… пардон, на скатерть. Разломил пару лепешек, порезал на ломтики мясо, очистил несколько корешков вузы.

«Что б я делал без ножа», — в который раз подумал Артем о своем бесценном швейцарце. Если не считать одежды и ботинок — единственном напоминании о прошлой жизни. Артем его старался не светить при людях — боялся, что отберут или украдут, хотя аборигены вроде бы не давали повода думать о себе худо. Но мало ли… По сути, они дикари, а для дикаря, подозревал Артем, такой ножичек куда ценнее человеческой жизни, тем более что это жизнь какого-то там чужака. Даже друзей, Дасти и Тана, Артем старался лишний раз не искушать.

Теперь питье. Артем приготовил бурдючок с яблочным соком. Подумал и отыскал еще один — с веселящим.

— Готово! — объявил он громко. — Прошу к нашему дастархану!

Фонарики разгорелись как следует; конечно, освещение по меркам Homo Cosmic было довольно скудным, но, например, с факелом по яркости вполне могло потягаться. Артем знал, что наусы будут светиться около часа, пока их не покинет ощущение сытости. Три шарика взмыли к самому верху клетки и рдели там наподобие праздничной иллюминации.

Спутники один за другим вошли в хижину.

— Ва Дасти! — торжественно объявил Артем и театральным жестом указал на место слева от себя.

Сказочник принял игру: с серьезной миной приложил руку к сердцу, поклонился и сел, где указано.

— Ло Тан! — охотнику Артем указал на место справа.

Тот почему-то глубоко вздохнул — Артему показалось, с тоской, которую Артем никак не ожидал.

— Что такое? — насторожился он. — Я сделал что-то не так?

Тан уселся и скрестил ноги по-восточному.

— Он больше не ло Тан, дружище, — объяснил сказочник, к радости Артема, довольно спокойно. — Он теперь беглый, стало быть, вольный. Теперь его зовут ва Тан.

— У… Я не знал, извини.

— Да я не сержусь, — вздохнул ва Тан. — Просто… проняло. Расслабься, а Тиом! Все нормально! Для вас я по-прежнему просто Тан.

Он успокаивающе потрепал землянина по плечу.

«Слава небу…» — подумал Артем, действительно расслабляясь.

— А что такое дастархан? — переменил тему любопытный ва Дасти.

Артем встрепенулся, вновь входя в роль радушного тамады.

— А дастархан, милостивые государи, это то, на чем мы сейчас сосредоточим все наше молодецкое внимание! — Артем потянулся к меху с веселящим. — Первым делом, я думаю, за отлет!

Через минуту ва Дасти, жуя, принялся допытываться — кто такие милостивые государи.

Никита Тарханов, эмбриомеханик, гражданский флот, рейд, дальний космос.

Артем Шпилевой, в прошлом — бармен лайнера «Одесса»; ныне терпящий бедствие на неустановленной планете.

Ва Тан, беглый охотник, временно вольный, Поднебесье.

Ва Дасти, певец-сказочник, вольный, Поднебесье.

— Нет, — сказала Криста, — так не получится.

Ник беспомощно поглядел на нее.

Вроде бы и по-русски говорит, а ничего не понятно.

— Но мне нужно туда спуститься! Там остались мои вещи, приборы… Связь, в конце концов.

— Внизу ничего не осталось. Да и опасно спускаться туда, куда прорвались землеходы. Вот подожди, загонят их в заповедник, тогда и спустишься.

— Криста, — взмолился Ник. — Я уже три дня торчу на этом чертовом дереве. У меня голова кружится. Я вниз хочу! На поверхность!

— Голова кружится? — удивилась Криста. — Почему?

— Потому что я не привык жить между небом и землей, на ветру!

— Ты не любишь ветер? Ну и сидел бы в дупле, там ветра нет.

— В дупле эти… как их… слизни, что ли. Бр-р-р… Лучше уж на ветру.

— Слизни тебя не тронут, я же объясняла. Какой ты капризный, Ник. Ужас.

— Капризный… Вот запихнут тебя в каюту на недельку — я на тебя посмотрю…

— Что такое каюта?

Ник вздохнул.

— Это такое дупло. Только квадратное. Точнее, кубическое.

— На твоем ко-раб-ле? — тщательно, по слогам выговорила незнакомое понятие Криста.

Именно понятие, а не слово. Потому что на самом деле Криста не издавала никаких звуков. Она была телепаткой. Как и все аборигены Селентины.

— Я ведь объяснял уже, это не мой корабль. Точно так же, как это дерево не твое.

— Не мое, — подтвердила Криста. — Это дерево дядюшки Влоха.

Ник непонимающе уставился на нее.

— То есть? У деревьев все-таки есть хозяева?

— Не хозяева. Опекуны. Те, кто заботится.

Это стало для Ника новостью. За три дня он успел кое-что выяснить о социуме аборигенов. Но — вот ведь парадокс! — чем больше узнавал, тем сильнее запутывался.